Страница 94 из 129
— В первую очередь они испытали немалый моральный ущерб, — хмыкнул Ньялль, скользя по нам взглядом, и я не сразу понял, что Рандалин назвала нас друзьями.
— Если вы все-таки не зовете охрану, может быть, вы согласитесь нам помочь?
— Помочь кому? Чашникам?
— Мой Орден не знает, что я здесь.
Ньялль смерил ее взглядом с ног до головы, и неопределенная улыбка возникла на его лице.
— В самом деле? Так чего же вы хотите?
— Говорят, — Рандалин помедлила, возвращая ему взгляд, — сделанные вами лодки слушаются любой волны и любого ветра.
— И вам приспичило заполучить такую лодку?
— Можете считать это моим капризом.
— Хм. — Ньялль отвернулся, глядя на море. — Я понимаю, что вы поставили на карту свою жизнь. Наверно, у каждого из вас есть для этого причины. Теперь вы приходите ко мне и требуете того же от меня.
— Упаси меня небо что-то требовать, — вырвалось у Рандалин. — Мне просто показалось, что вы единственный, кто может нам помочь.
— А вы представляете, что меня ждет точно такой же суд, как Гвендора? Я вряд ли найду в себе столько же сил, как у него.
Рандалин опустила глаза.
— Я ничего не могу возразить. Если нет — так нет.
— Ну почему же… — Ньялль сделал глубокий вдох. — Я долго думал над его словами. То, что он сказал сегодня при всех, он повторил мне много раз до этого один на один. У меня нет его смелости, и я прекрасно понимал, что ждет любого, ступившего на этот путь. Я не могу бороться с ними. Вся моя жизнь прошла в Ордене, и теперь уже поздно что-то менять. На Эмайну надвигается гибель, я чувствую это в каждой волне, которая ложится на берег. А конца Эмайны мне не пережить. Я хотел бы навсегда уйти в море, и забыть о том, что я должен что-то делать для чьего-то блага. Ты ведь можешь отпустить меня? Говорят, что некоторые из чашников это умеют.
Его глаза, обращенные на Рандалин, неожиданно наполнились светло-серым свечением.
— Я могу открыть тебе одни слова, — прошептала Рандалин. — Но в обмен.
— Ты хочешь свою лодку?
— Самую лучшую, какая у тебя есть.
Ньялль сделал несколько шагов вперед, и странно было видеть почти детское, растерянно-счастливое выражение на его покрытом морщинами лице. Зато Рандалин стиснула губы до тонкой полоски и моментально прибавила себе не менее восьми-десяти лет.
— Ну тогда пойдем, — медленно произнес Ньялль.
— Может, ты лучше попросишь что-то еще?
— Я прошу то, что для меня представляет наивысшую ценность.
— Ты этого действительно хочешь?
— Я должен был родиться среди чашников, — пробормотал Ньялль.
Рандалин и Ньялль осторожно и спокойно, как равные, пошли вглубь дома, к открытой двери, сквозь которую виднелись стоящие у причала лодки и мерно плещущая пеной волна. Они двигались по причалу, даже ни разу не обернувшись в нашу сторону.
Рандалин несколько раз пыталась подойти к какой-то из лодок, но Ньялль все время шел дальше. Наконец он выбрал достаточно невзрачную, но крепкую на вид посудину.
— Ну иди, — сказал он, слегка усмехаясь. — Хочешь попробовать?
Не оглянувшись на нас, Рандалин наступила ногой на сильно закачавшееся дно лодки. Ньялль неожиданно ухватился за борт и соскользнул в темную воду.
— Ты обещала, — он вынырнул, и за бортом были только видны его пальцы и верхняя часть лица с прилипшими ко лбу волосами.
— Ты не передумал? Это необратимо, как мне говорили.
— Давай, — Ньялль окунулся и вынырнул в нескольких сантиметрах от ее лица — мокрая голова с глазами, горящими как морские фонари.
Рандалин оттолкнула лодку от причала, проверяя, насколько она слушается волны. Несколько раз она поворачивала веслом в разные стороны, закусывая губу.
— Ты не бойся, — услышала она шепот совсем близко. — Доверься мне, а я тебе. Какие могут быть расчеты между теми, кто уходит в вечность? Не знаю как повезет тебе, но я точно не хочу возвращаться. Скажи свои слова.
— Что он от нее хочет? — прошептал Жерар. Пожалуй, это был первый раз, когда я не услышал в его голосе издевательской интонации.
Мы стояли на краю причала, вглядываясь в темноту, где на волнах вертелась лодка, за борт которой держался человек. Ветер иногда доносил до нас их слова отчетливо, а иногда они терялись в шуме волн. Странную, должно быть, мы представляли собой картину — две закутанные в женские покрывала фигуры с мужскими лицами, полными смутного ужаса. Мы чувствовали, что сейчас произойдет что-то страшное, но не могли понять, что именно.
Рандалин наклонилась вперед и произнесла несколько слов, которые мы, по счастью, не расслышали. Так что передать кому-то еще это заклинание я не смогу, и меня это несказанно радует.
Ньялль усмехнулся, поднимая лицо к небу.
— Это старый Скильвинг научил тебя таким вещам? Что же, я ему искренне признателен. Будь осторожна. Лучше всего тебе было бы сесть в мою лодку и уплыть подальше, прямо сегодня. Но ты ведь этого не сделаешь?
— Нет, — Рандалин оставила весло и наклонилась, глядя ему прямо в глаза.
— Тогда прощай, магистр чашников. Наш обмен был неравноценным — я получил от тебя гораздо больше. — Он что-то прошептал, но слова опять потерялись в волнах. — Вэлья сэла, — добавил он громко, почти торжествующим тоном, и нырнул.
Мы не сводили глаз с волны, накрывшей его голову. Долгие мгновения в воде ничего не было заметно, потом снова вынырнула темная голова. Но она не была человеческой — это была голова огромного черного тюленя.
Он горделиво фыркнул, глядя на нас выпуклыми глазами, и снова нырнул, словно демонстрируя свое великолепное сильное тело. Лодка Рандалин покачнулась, но она устояла на ногах, взмахнув веслом. Мы с Жераром дружно ухватили ее за плечи и втащили на причал.
— Что это? — спросил я с ужасом. — Что вы с ним сделали?
— Он сам это сделал, — Рандалин стиснула руками виски, и я почувствовал, что она вздрагивает. — Он попросил у меня заклинание о превращении. Это наша самая запретная магия. Он сам выбрал, кем стать. Теперь он будет духом этого моря.
Жерар в ужасе передернулся. В свете выглянувшей луны его лицо приобрело отчетливо зеленоватый оттенок.
— И что, так можно превратить кого угодно? — пробормотал он.
— Превратить никого нельзя, — серьезно сказала Рандалин. — Каждый может это сделать только сам. И нет никакой уверенности, что у него это получится — только если он действительно этого хочет.
— На всякий случай прошу запомнить, — Жерар судорожно сглотнул, постепенно приходя в себя, — я этого точно не хочу.
Через два дня мы сидели на скалах, у подножия Оружейного замка. Чудесная лодка Ньялля качалась на волнах у наших ног. На ее дне лежали мотки веревки и железные крюки, напильник, несколько сухих плащей, мешок с сухарями и тщательно закупоренная фляга с водой. Мы ждали смены ночного караула.
Жерар и Бэрд болтали ногами в воде. Мы с Рандалин сидели на камнях чуть выше. Я внимательно смотрел на небо — заранее прикидывал, как лучше двигаться по созвездиям в открытом море и сам упрекал себя за поспешность. Планировать все заранее — дурная примета в Ордене. Но я уже успел свыкнуться с мыслью, что моя жизнь не будет больше связана с Орденом.
Я покосился на Рандалин. Она в своей излюбленной манере подтянула колени к подбородку. На ее лице застыло странное выражение какого-то непонятного раздумья.
— Рэнди, — позвал я, — вас что-то беспокоит? Что-нибудь не так?
Она медленно повернула ко мне лицо, на котором светились в темноте светло-серые, широко раскрытые глаза.
— Вам никогда не приходилось считать себя предателем, Торстейн?
— Например, сейчас, — сказал я, настолько ее слова совпали с тем, что происходило в моей душе. — Я предаю интересы своего Ордена. Но не слишком жалею об этом.
— Хорошая у нас компания, — протянула Рандалин. — Такое веселое сборище предателей. Я вот, например, предаю человека, которого любила больше своей жизни. Пусть он даже сейчас мертвый, я все равно его предаю. И тоже не испытываю страшных угрызений совести по этому поводу.