Страница 92 из 129
Гвендор двигался медленно, насколько ему позволяли кандалы. Традиции Ордена сохранялись нерушимо в течение нескольких веков, и оковы, надетые на него сейчас, выглядели точно так же, как четыреста лет назад во время процесса над тремя безумными магистрами. Толстые браслеты были надеты на щиколотки, и соединявшая их цепь поднималась к поясу. Руки тоже были скованы спереди, Кожа на запястьях была стерта — значит, он носил их достаточно долго. Невольно выставленная напоказ искалеченная рука выглядела еще хуже, чем обычно — шрамы воспалились и превратились в багровые рубцы. Видимо, на них подействовали холод камеры и постоянное соприкосновение с железом.
Но его лицо, в отличие от Ронана, было безмятежно спокойным. Мне показалось, что скользившая в его глазах ирония стала более веселой и свободной, если можно так сказать про скованного по рукам и ногам человека. Волосы отросли до плеч и падали на глаза. Так как он не мог поднять руки, то стряхивал их характерным взмахом головы, усмехаясь при этом так светло, что по залу пронесся невольный вздох. Вместо обычного командорского плаща, в котором я так привык его видеть последнее время, он был в простой рубашке, только на плечи накинут кусок темной ткани.
— А ведь он, говорят, выиграл им войну, — неожиданно вполголоса произнес старый моряк, повернувшись к великолепной Рандалин, сидевшей не шевелясь, сложив руки на животе. — И изобрел то самое золото, которым они так гордятся. Я ведь хорошо помню, как у нынешнего Великого Магистра не было денег даже заплатить моему капитану, когда тот возил ему зерно из Тарра.
— Помолчите лучше, — прошипел толстый купец, оборачиваясь. — Сказано ведь — горе тому, кто посмеет вмешаться в дела Ордена, хоть с доброй, хоть с дурной целью.
— Однако вы зачем-то сюда пришли, сударь, — не растерялся моряк.
Купец пожал плечами и покосился на свою супругу. Глаза у той горели жадным любопытством.
— Говорят, что они его казнят, — произнесла она с придыханием. — Они ведь не посмеют сделать казнь тайной, правда?
Студенты переглянулись со смутным отвращением.
— И что, он действительно преступник? — спросила Рандалин своим новым пронзительным голосом. — Почему он все это сделал, в чем его обвиняют?
Моряк понизил голос:
— Говорят, из-за женщины.
— Благословенная луна! Ниэнья, закрой уши, немедленно! Твоя сестра настолько глупа, что вряд ли что-то поймет, а ты не смей слушать про такие вещи!
В новейшей мифологии Рандалин мало того, что мы были сестрами, так еще она явно благоволила к Жерару-Ниэнье, предназначив ему роль любимой, а значит более тщательно охраняемой наложницы эбрийского султана. Она сама, судя по всему, выполняла роль евнуха, которому было поручено блюсти неприкосновенность двух "красавиц".
Но все-таки до чего благоразумно она поступила, скрыв половину лица под тюрбаном, бровями и стеклами. Ее губы шевелились, четко выговаривая гортанные эбрийские звуки, а лицо оставалось мертвым.
— Обвиняемый Гвендор, — снова зазвучал холодный голос Эрмода, — совершив преступление против Ордена, вы лишаетесь не только всех рангов, но и не обязаны носить орденское имя. Угодно ли вам назвать имя, данное вам при рождении, чтобы суд мог как-то именовать вас?
Гвендор опять усмехнулся и опустился на скамейку, не особенно дожидаясь разрешения магистрата.
— Мое нынешнее имя ничуть не хуже прочих. Тем более, что я сам его себе выбрал.
— Обвиняемый, вы хорошо знаете, какие преступления совершили. Когда они будут еще раз перечислены перед магистратом, вы имеете право объяснить, почему вы так поступали. Вряд ли ваши объяснения повлияют на мнение ваших судей, но у каждого должен оставаться шанс на справедлиый суд Ордена.
— То есть если я буду недостаточно красноречив, то мои шансы на справедливость крайне невелики, я правильно понял? Интересно, а если бы я был косноязычным или немым, то суд заранее можно было бы счесть несправедливым?
— Вы собираетесь пререкаться с судом? — спросил сидевший с краю старший магистр. Я даже не сразу вспомнил, как его зовут — Шерма.
— Ну что вы, мессиры, — Гвендор слегка поклонился и выразительно звякнул цепями. — Я просто собираю свое красноречие и умение убеждать. Неужели вдруг произойдет чудо, и вы поверите моим спутанным объяснениям?
Он улыбался без всякого превосходства, совершенно спокойно. Он хорошо представлял свою судьбу, и она нисколько его не пугала. В принципе он сам ее выбрал.
— А как казнят у них в Ордене? — неожиданно спросила дородная купчиха, вытягивая шею.
Я хорошо знал как. И вовремя сжал губы, чтобы не ответить.
— Говорят, что у них с момента основания Эмайны один и тот же способ, — сухо произнес один из студентов. — Человеку привязывают к ногам пушечное ядро и сбрасывают с верхней площадки у Оружейного замка.
— Какой ужас! — женщина всплеснула руками в кольцах. "Вот бы хоть одним глазом посмотреть!" — ясно читалось в ее восклицании.
— По крайней мере, недолго мучишься, — пробормотал моряк. — Море — оно милосерднее людей. Оно отпускает быстро.
— Бывший командор Круахана, — Эрмод повысил голос, чтобы перекрыть невольные смешки, шепот и гудение зала. — Вы обвиняетесь в том, что вступили в преступный сговор с враждебным нам Орденом Чаши с непонятной целью. Вы признаете это?
— Нет.
— Вы не признаете, что много раз в Круахане встречались со старшим магистром чашников, некоей Рандалин и вели с ней пространные беседы? Этому имеется множество свидетелей.
— Этого я никогда не отрицал.
— Но вы отрицаете, что пытались заключить какое-то соглашение с чашниками?
— Отрицаю, — голос Гвендора был спокоен. Он чуть-чуть поморщился, когда пошевелил руками и задел железный браслет стертым до крови запястьем. — Моя цель была понятной, и соглашение не каким-то, а вполне определенным. Я пытался заключить мир между Крестом и Чашей.
— И все из-за бабы! — неожиданно прорычал Фарейра, наклоняясь вперед и почти вскакивая на ноги.
Гвендор слегка покосился в его сторону, но только чуть приподнял уголок рта с той стороны лица, которая двигалась.
— Обвиняемый, вы сознаете, что сами усугубляете вину своим признанием? На основании чего вы решили, что имеете право действовать от имени Великого Магистра и Ордена? Вы вступили в переговоры с нашими злейшими врагами, и сами сейчас не скрываете этого.
— Мне показалось, что пора перестать называть их злейшими врагами. Это всего лишь название, не более того. Тем более что я, считаясь на тот момент преемником орденской власти, старался думать о будущем.
Он изящно и чуть иронично наклонил голову в сторону Ронана. Магистры переглянулись с неосознанным ужасом. Смертный приговор был явно подписан.
Но Ронан сидел, не шевелясь, стиснув руками подлокотники. Его лицо вместо ярко-смуглого казалось серовато-коричневым. По-моему, он даже не расслышал слов Гвендора.
— Хорошо. Вы только что признали свое первое обвинение. Будьте благоразумны, — в голосе Эрмода неожиданно прорвалась тоска, настолько странная для глашатая Великого Магистра, что я долго был уверен, будто ослышался. — Вы также обвиняетесь в том, что вместо того, чтобы поддерживать Круахан как нашего преданного союзника и укреплять власть первого министра Морелли, тайно общались с послами валленского герцога, поддерживали Валлену в ее интригах против власти в Круахане и лично способствовали созданию Валленского торгового союза, что разрушило бы нашу монополию на торговлю с Круаханом на Внутреннем океане.
— Преданность любого союзника — понятие относительное. Достаточно ли удивится почтенный магистрат, если я сообщу, кто именно являлся советником первого министра Морелли одновременно со мной?
— Мы знаем. Лоциус, — прозвучал хриплый голос Ронана. — Он и передал нам письмо о ваших действиях в Круахане.
Гвендор чуть поднял брови, и на его лице отразилось внезапное облегчение.
— Тогда мне стыдно, что в какой-то момент я плохо подумал о воинах своего командорства.