Чаша и Крест

Но по крайней мере мы получили чего добивались — орденская флотилия могла бросить якорь в валленском порту, и раненые могли сойти на берег. Мы могли купить и перенести на борт все, что нам захотят продать. Валлена оставалась торговым городом, никогда не упускающим свою прибыль.

— И куда мы идем теперь? — Рандалин шагала быстро, почти летела, а я после двухнедельных морских сражений не чувствовал в себе достаточно силы, чтобы за ней успевать.

— В театр, — ответила она кратко.

— Вы думаете, у меня сейчас есть время и силы развлекаться? — все-таки скорость соображения у меня сильно упала. Рандалин посмотрела на меня с явной жалостью и покачала головой.

— Мы идем говорить с герцогом Мануэлем, — сказала она терпеливо. — А театр — это такое место в Валлене, где самая большая вероятность его найти.

Я что-то слышал о странных наклонностях герцога, но переспрашивать не стал. В конце концов, это было не мое дело. Но когда мы вошли в здание театра и проникли в пустующий в это время зал, где на сцене двигались какие-то разряженные люди, видимо, репетировали, я настолько растерялся, что опять не смог ничего спрашивать — на этот раз от полного изумления.

В зале, на первых рядах, сидел человек, выглядящий настолько диковинно, что я долго не мог понять, к какому полу его отнести. Он был одет в роскошный шелковый халат, расшитый цветами и переплетенными змеями. Халат был стянут в тонкой талии широким поясом с длинными кистями. У человека было узкое лицо, покрытое толстым слоем белил, с нарисованными тонкими бровями и ярко подкрашенными губами. Его волосы были покрыты помадой и уложены в прическу с валиками. В руках он держал огромный веер, которым томно обмахивался.

Увидев Рандалин, он слегка наморщил свое удивительное лицо, хотя в целом выглядел вполне дружелюбно.

— О Рандалин, дорогая моя, последнее время я совсем вас не вижу. Говорят, вы были в отъезде?

— Да, ваша светлость, — Рандалин скромно поклонилась. На нее внешний вид человека не произвел особого впечатления — видимо, она наблюдала его и не в таком виде.

— Как вам мой новый образ? Это для пьесы Люка про восточную жизнь. Лучший халат, который можно было найти в Эбре. Я буду в таком костюме на премьере, чтобы его не покидало вдохновение.

— Несомненно, это будет шедевр.

— Да, это его лучшее произведение, — гордо произнес Мануэль. — Но очень грустное. Я так плакал, когда читал его первый раз.

Я настолько долго смотрел во все глаза на потрясающего герцога, что даже не заметил Люка, подошедшего к краю сцены. На фоне Мануэля мой накрашенный знакомец из Ташира выглядел вполне обыденно, просто ресницы чуть более черные и длинные, а губы чуть более яркие. Видимо, репетировал он в обычном для себя костюме.

— Рандалин, нам тебя очень не хватало, — сказал он церемонно. — Мануэль все-таки слишком пристрастен и не способен объективно оценить мое творчество. А ты обычно даешь очень хорошие советы.

— Я была немного занята. — пробормотала Рандалин.

— Я рад, что вы нашли время приехать в Валлену, — Люк исполнил изящный поклон в мою сторону. — Значит, вы все-таки не остались равнодушным к прекрасному. Разумеется, я приглашаю вас на свою премьеру.

— Вы знакомы? — Мануэль обратил на меня заинтересованный взгляд. — Рандалин, дорогая, представь нам своего спутника.

— Торстейн Кристиан Адальстейн, младший магистр и летописец Ордена Креста. Полчаса назад Совет Старейшин позволил их флотилии войти в порт Валлены.

Люк спрыгнул со сцены и подошел к нам, предчувствуя, что репетиция временно остановлена.

— Орден Креста? — Мануэль слегка наморщил лоб, но быстро вернул лицо в прежнее состояние, испугавшись появления морщин. — Вы же с ними воюете. Рандалин?

— У нас сложные отношения, — сказала Рандалин сквозь зубы. — Но в данный момент у них большие перемены. Новый Великий Магистр. И они полностью уничтожили круаханскую эскадру.

— Подождите, — Мануэль всплеснул руками, и сложенный веер закачался у него на запястье. — Люк, ведь нам об этой истории рассказывал вчера моряк в трактире. Помнишь? Как он бросился в море, чтобы спасти свой город. Ты еще сказал, что напишешь об этом балладу.

Мы с Рандалин пораженно переглянулись.

— Похоже, я не там собирала свои сведения, — пробормотала она. — Мне надо было не стоять на пристани, а идти в трактир.

— Это замечательно, — Мануэль величественно поднялся с кресла. — Люк, а как вы смотрите на то, что мы устроим небольшой прием по случаю приезда таких гостей? Совсем скромный, человек на пятьсот?

— Ты же знаешь, что приемы меня утомляют, — Люк опустил глаза, но было видно, что Мануэль уже захвачен идеей и не остановится.

— Я сейчас же пойду к старейшинам.

— Рандалин, — сказал я шепотом, — какие приемы? У нас все раненые, половина вообще не держится на ногах.

"К тому же никто не стриг волос и не мылся", — хотел я добавить, но рядом с блестящим Мануэлем такие слова прозвучали бы кощунственно.

Рандалин только вздохнула, заведя глаза к небу.

— Поздно, Торстейн, — сказала она с мрачным выражением лица. — Надо было меньше геройствовать на море. Мануэль обожает романтику.

Первый орденский корабль медленно разворачивался, примериваясь ко входу в гавань Валлены. Уже было видно, что один бок у него совсем черный, а половина парусов беспомощно повисла, поврежденная огнем. Но на палубе застыл ряд мрачных воинов, положив руки на эфес, и оттого корабль производил впечатление подраненного зверя, к которому еще опаснее подходить близко, чем к здоровому.

Сбежавшийся со всех сторон народ толкался на пристани, показывая на незнакомые корабли пальцем и поднимая детей повыше. Только древние старики помнили, как в Валлену часто заходили корабли со знаком Креста на флаге, и от того всем было и любопытно, и тревожно. Невольно головы в толпе то и дело обращались к парадной лестнице, где был наскоро сколочен помост для торжественной встречи гостей и который постепенно заполнялся придворными герцога, членами магистрата и просто именитыми гражданами Валлены. Все чувствовали, будто на их глазах происходит что-то очень важное, только было сложно до конца понять что именно.

Герцог Мануэль сидел на возвышении, тоскливо обводя глазами ряды придворных. Несколько часов назад он имел крупный разговор с городским советом из-за задуманного им приема. Старейшины высказали ему все, что они думают по поводу непомерных денег, которые ежегодно требует его театр, и в конце концов сократили количество гостей на приеме до трехсот, и вообще придирались к каждой задумке герцога. Разве может художник вытерпеть такое насилие? Мануэль нервно вертел огромные перстни, которыми был украшен каждый палец, и постоянно поправлял край роскошного кружевного воротника, поглядывая в зеркало, которое сбоку держал один из пажей. Он нравился себе, как всегда, хотя было бы еще лучше, если бы не пришлось сидеть на пристани под палящим солнцем, которое так портит цвет лица. К тому же Мануэль не слишком любил появляться на публике. Из толпы могли что-то выкрикнуть по поводу его внешности, а такие слова его всегда больно ранили. Он потом не мог спать целую неделю.

В толпе придворных сбоку произошло движение, и герцог невольно посмотрел туда, оторвавшись от зеркала. Нахальные младшие воины Ордена Чаши вылезли на первый план, и конечно, в первых рядах маячила небрежно заколотая рыжая грива Рандалин. Однако, взглянув на нее, Мануэль не смог сдержать удивления. Несколько лет — на самом деле с тех пор, как она появилась в Валлене — он помнил ее в неизменно одном и том же мрачноватом орденском костюме, в фиолетовом мужском камзоле без всяких украшений, в высоких дорожных ботфортах и с туго затянутой пряжкой большого ремня. Теперь в ней что-то определенно изменилось. Она не поменяла костюм, но явно была близка к тому, ограничившись пока что белым кружевным воротником и длинным парадным бархатным плащом зеленого цвета, заколотым у плеча. И судя по тому, как были растрепаны ее волосы и небрежно надет воротник, она пыталась надеть что-то другое, но побоялась опоздать на пристань. У нее даже в глазах сохранилось выражение женщины, метавшейся около шкафа с нарядами и не знающей, что выбрать.