Мечи Ланкмара

Левой лапой в черной перчатке он сорвал с себя маску с серебряным кантом, и взору Мышелова предстали торчащие закругленные уши, длинная морда, поросшая черной шерстью, и огромные, выпуклые и широко расставленные черные глаза. Обнажив в самодовольной и высокомерной ухмылке длинные белые резцы и прижав маску к груди, крыса в черном с коротким язвительным поклоном добавила:

– Свивомило, к вашим услугам.

И тут Мышелов понял, что лишь непомерное тщеславие – почти равное его собственному! – заставило его преследователя бросить солдат в лабиринте, дабы иметь возможность задержать нарушителя в одиночку. Одновременно выхватив из ножен Скальпель и Кошачий Коготь, не помедлив даже, чтобы снять маску, Мышелов провел стремительнейшую атаку и завершил ее мощным выпадом в горло противника. Ему показалось, что никогда в жизни он не действовал столь быстро – в крошечных размерах безусловно были свои преимущества.

В воздухе что-то сверкнуло, раздался звон, и Скальпель скользнул по кинжалу Свивомило, который тот выхватил с поистине молниеносной быстротой. Он тут же перешел в наступление, тесня Мышелова вдоль узкой тропинки над водой, причем человечек в черном отбивался обоими клинками. Ему невольно пришло в голову, что у его противника было гораздо больше времени, чтобы приспособиться к маленькому росту и сопутствующей ей быстроте движений, тогда как ему самому маска очень ограничивала обзор и грозила вообще лишить такового, соскользни она хоть чуть-чуть в сторону. Однако Свивомило все наступал, и у Мышелова просто не было возможности сорвать ее и выбросить прочь. В отчаянном порыве он бросился вперед и ухитрился на миг захватить Скальпелем меч соперника, после чего, полоснув Кошачьим Когтем по его лапе с кинжалом, благодаря точному глазу и везению, перерезал на ней сухожилия.

Свивомило отскочил назад, и Мышелов, сделав три мощных выпада, которые противник отразил двумя двойными и одним круговым отбивами, на четвертый раз боковым ударом всадил Скальпель прямо в горло Свивомило, так что острие застряло у того в позвонке.

Алая кровь хлынула ему на черное кружевное жабо, из груди вырвался короткий хрип – кроме артерии, Мышелов рассек ему и дыхательное горло, – и самоуверенный, но безрассудный дуэлянт рухнул ничком и забился в предсмертных судорогах.

И тут Мышелов совершил ошибку забыв, что ножны Скальпеля лишились проволочного каркаса, он стал пытаться засунуть в них меч. Успехом его старания не увенчались, и он послал подальше ставшие мягкими, как хвост Свивомило, ножны.

Внезапно из двух скальных коридоров вынырнули четыре крысы в кирасах и шлемах и с копьями наперевес. Размахивая окровавленным мечом и сверкающим кинжалом, Мышелов бросился в оставленный без присмотра проход, через который он вошел, и, с устрашающим визгом влетев в замеченные им раньше мраморные двери, кинулся вниз по белой лестнице.

В уже привычной нише на площадке он увидел только три кабинки с дверьми из слоновой кости, отделанной серебром. В среднюю как раз входила крыса в белых сапогах, широком белом плаще с капюшоном, державшая в правой лапе, затянутой в белую перчатку, жезл из слоновой кости с большим сапфиром на конце.

Недолго думая, Мышелов ввалился в нишу, втолкнул в кабинку крысу в белом плаще, захлопнул дверь из слоновой кости и мигом запер ее на задвижку.

Немного опомнившись, жертва Мышелова повернулась и с видом оскорбленного достоинства, размахивая жезлом, воскликнула из-под украшенной бриллиантами белой маски:

– Кто ты такой, что пошмел шовершить нашилие над шоветником Григом иж Шовета Тринадшати! Шквернавец!

Пока частью своего мозга Мышелов соображал, что видел эту шепелявую белую крысу на плече у Хисвина, когда тот был на борту «Каракатицы», глаза успели ему сообщить, что в этой кабинке была не корзина для помета, а приподнятый над полом серебряный стульчак, из которого доносился звук и запах проточной морской воды. Наверное, это и был один из упомянутых Свивомило ватерклозетов.

Отбросив Скальпель в сторону, Мышелов откинул капюшон Грига, сдернул с него через голову маску, поставил лопочущего что-то советника на колени, и, пригнув его голову к дальнему краю серебряного стульчака, перерезал Кошачьим Когтем белую мохнатую глотку от уха до уха, так, что кровь хлынула в поток бегущей внизу воды. Когда жертва перестала дергаться, Мышелов снял с нее белый плащ с капюшоном, стараясь не измазать его в крови.

И в этот миг он услышал топот сапог: по лестнице кто-то спускался. Действуя с поистине дьявольской скоростью, Мышелов положил Скальпель, жезл из слоновой кости, белую маску и плащ за стульчак, посадил на него труп, а сам присел на корточки сзади, глядя на запертую дверь и поддерживая мертвеца в сидячем положении. Сделав все это, он стал самым искренним образом молиться Иссеку Кувшинному – первому пришедшему ему в голову божеству, которому когда-то служил Фафхрд.

Над дверцей засверкали волнистые и загнутые на концах наконечники копий из вороненой стали. Двери двух других кабинок с треском распахнулись. Последовала пауза, в продолжение которой, как надеялся Мышелов, кто-то заглянул под дверь и заметил белые сапоги, после чего раздался тихий стук и учтивый голос осведомился:

– Прошу прощения, ваше великородие, не повстречался ли вам недавно некто в плаще и маске из тончайшего серого меха, вооруженный мечом и кинжалом?

Мышелов отозвался голосом, которому постарался придать спокойствие и благородную снисходительность:

– Никого такого не жаметил, шударь. Но примерно тридцать вждохов нажад я шлышал, как кто-то быштро пробежал вниж по штупенькам.

– Тысяча благодарностей, ваше великородие, – ответил голос, и сапоги загрохотали по лестнице вниз, к пятому этажу.

Мышелов неслышно выпустил воздух из легких и прервал свою молитву. Затем быстро принялся за работу, поскольку понимал, что задача перед ним стоит сложная и не из приятных. Прежде всего он вытер и сунул в ножны Скальпель и Кошачий Коготь. Затем тщательно осмотрел плащ, капюшон и маску жертвы и практически не найдя на них пятен, отложил в сторонку. Мысленно он отметил, что плащ застегивается спереди на пуговицы из слоновой кости. После этого он стащил с Грига высокие сапоги из белоснежной замши и попробовал их примерить. Несмотря на мягкость материала, из которого они были сшиты, он натянул их с большим трудом, причем конец подошвы пришелся ему примерно на середину стопы. Ладно, это поможет не забывать про крысиную походку. Мышелов примерил также длинные белые перчатки Грига, которые сидели еще хуже, чем сапоги, если такое вообще было возможно. Однако носить их некоторое время он все же мог. Свои собственные сапоги и перчатки он засунул себе за серый пояс.

Потом он раздел Грига и одно за другим выбросил в воду все, что на том было, оставив лишь острый как бритва кинжал, отделанный слоновой костью и золотом, несколько небольших пергаментных свитков, нижнюю сорочку и открывавшийся с двух концов кошель, набитый золотыми монетами, на одной стороне которых была отчеканена крысиная голова в венке из колосьев, а на другой – какой-то запутанный лабиринт (туннели?), несколько цифр и буквы: О.О.Н.Л. – «От Основания Нижнего Ланкмара»? – промелькнула у него в голове блестящая догадка. Он повесил на пояс кошель, затем кинжал, воспользовавшись золотым крючком на ножнах из слоновой кости, а свитки, не читая, сунул в свою суму.

Затем, крякнув от омерзения, он засучил рукава и с помощью нового кинжала принялся расчленять покрытый шерстью труп на куски такой величины, чтобы их можно было протолкнуть в стульчак и выбросить в воду.

Покончив с этим жутким занятием, он внимательно осмотрел пол в поисках капель крови, вытер его и серебряный стульчак сорочкой Грига и выбросил ее вслед за остальными вещами.

После этого, не давая себе ни малейшей передышки, Мышелов снова натянул белые замшевые сапоги, накинул плащ из тончайшей шерсти и застегнул его спереди на все пуговицы, предварительно продев руки в прорези по бокам. Потом надел маску и обнаружил, что ему нужно с помощью кинжала удлинить прорези внутри, чтобы видеть хоть что-то своими близко посаженными человеческими глазами. Затем он привязал капюшон и надвинул его как можно ниже, дабы скрыть несколько изуродованную маску и отсутствие волосатых крысиных ушей. И в завершение Мышелов натянул длинные и неудобные белые перчатки.