Страница 1 из 48
Фриц Лейбер
Мечи и ледовая магия
Краткое содержание
Танец смерти, как он выглядит с точки зрения его хореографа. Он измышляет свои собственные нравственные законы и находит удовлетворение в поисках знания. О меланхолии, безумии и прочих настроениях и прочих мистериях. О преимуществах раннего подъема и позднего отхода ко сну. О практичном убийстве и целесообразном, но не лишенном жестокости изнасиловании. О находчивости. О вознаграждении мастерства и непрерывных тренировок. О том, что каждый удар сердца, как и удар похоронного колокола, несет в себе частицу вечности.
Еще одна попытка владыки Царства Теней. О двойственной природе некоей женщины и о двойной дуэли, О смерти без трупов.
О невыносимой жаре, пересохшем полотне жизни и заманчиво темном, влажном ландшафте в противоположность им. О том, как карта может стать реальной территорией. О географической ворожбе. Об иглах и мечах. Об ускользнувших возлюбленных и страстном преследовании.
Смерть использует древнейшую из своих уловок. Ее основные компоненты – женщины и демоны. Побратимы вполне удовлетворены.
Об отъявленной самонадеянности и необъятном тщеславии героев. Об озорстве богов. Об их проблемах. О бесконечном разнообразии и педагогической жестокости женщин. О пышной процессии потерянных возлюбленных, или, скорее, занятых нынче другими делами. О пресыщении нелепыми приключениями. О том, как утешение было получено там, где его меньше всего ждали.
Здесь раскрываются тайны блуждающих огоньков и географии Невона в его южной части. О пленении Великим Экваториальным океаном. О том, как Мышелов становится настоящим философом: различает два вида света и энергии, разъясняет доктрину предустановленной гармонии, распознает подлинное содержание водяных смерчей, рассуждает о сабле Илдрика. Софизмы девушек. О фугообразной буре. О Великой Тьме.
Прелюдия – в таверне и в море. Прославленные острова и золото – не фантазия. Испытание предводителей и беды последователей. Сверхъестественная интрига. Ледовая магия.
Трагикомедия о блуждающих богах и беспокойных смертных. Импровизации кукловодов, а заодно и кукол – кто есть кто? Схожесть богов и детей и подобие мужчин и женщин. Монстры морские, земные, воздушные и огненные. Лемминги и тролли. Рыбный обед в Соленой Гавани.
Печаль палача
Там было небо, вечно серое.
Там был край, вечно далекий.
Там было существо, вечно печальное.
Там, в самом сердце Царства Теней, в своем невысоком, нелепо построенном замке на скромном, покрытом темными тканями троне, в кольчуге, перехваченной черным, украшенным серебряными уже почти почерневшими черепами ремнем, с которого свисал его обнаженный непреоборимый меч, восседал Смерть; он покачал анемичной головой, легонько потер молочно-белые виски и чуть изогнул свои губы цвета темного винограда, подернутого сизой дымкой.
Рыцарь был Смертью на вторых ролях – всего лишь Смерть мира Невона, но и у него хватало проблем. Дважды десять десятков угасающих либо цветущих человеческих жизней должны были оборваться за следующие двадцать ударов его сердца. Каждое биение сердца Смерти подобно удару подземного свинцового колокола, но и он угасает, хотя несет в себе частицу вечности. Теперь осталось лишь девятнадцать ударов. А Владык Неизбежности, властвовавших над Смертью, следовало удовлетворить.
Итак, прикинем, думал Смерть с тем непоколебимым спокойствием, в каком обычно таится едва заметная капелька страсти: требуются сто шестьдесят крестьян и рабов, двадцать кочевников, десять воинов, два вора, шлюха, купец, священник, аристократ, ремесленник, король и два героя. Тогда в его учетных книгах все сойдется.
За последующие три удара сердца он отобрал сотню и еще девяносто шесть потенциальных смертников из необходимого ему количества и послал им своих невидимых губителей – ядовитых тварей, которые иной раз сбивались в непобедимые скопища наподобие сгустков крови и свободно скользили по венам жертв, блокируй главные пути движения крови, проедая насквозь стенки артерий; порой они обращались в слизь, невесть как очутившуюся под ногой карабкавшегося на гору альпиниста, а то и подталкивали гадюку, заставляя ее наброситься на кого-то, либо использовали ядовитого паука.
Смерть, следовавший своему собственному кодексу чести, известному лишь ему самому, несколько заколебался при выборе короля. Дело в том, что где-то в самых потаенных и самых темных закоулках его сознания таилось очень личное желание вынести приговор нынешнему правителю Ланкмара, наиглавнейшего города всего мира Невона. Этот сюзерен, великодушный и мягкосердечный ученый, который по-настоящему любил лишь семнадцать своих кошек, тем не менее при этом желал, чтобы все в Невоне были здоровы, и вечно мешал Смерти работать, даруя прощение преступникам, примиряя сцепившихся братьев и враждующие семьи, посылая баржи и обозы зерна голодающим, спасая гибнущих животных, кормя голубей, поощряя развитие медицины и родственных ей областей знания, да и просто создавая вокруг себя, подобно прохладному фонтану в жаркий день, ту атмосферу уверенности и спокойной мудрости, в которой мечи не желали вылезать из ножен, нахмуренные лбы разглаживались, стиснутые зубы разжимались. Но именно сейчас, в это самое мгновение, словно повинуясь темному замыслу Смерти (хотя сама идея была и не его), тонкие руки милостивого монарха Ланкмара невинно играли с любимой кошкой, чьи когти завистливый тонконосый племянник короля предыдущей ночью смазал смертельным ядом редкой змеи из тропического Клеша.
И теперь, когда оставалось подобрать еще четверых, и главное – двух героев, Смерть, все же невольно чувствуя себя виноватым, решил действовать исключительно по наитию. И в то же мгновение перед его мысленным взором предстал Литкил, полоумный герцог Уул-Хруспа, при свете факелов наблюдавший с высокого балкона, как трое северных берсерков, вооруженных кривыми саблями с иззубренными лезвиями, бьются насмерть с четырьмя упырями (прозрачная плоть на розовых скелетах), вооруженными кинжалами и боевыми топорами. Это был один из тех мрачных экспериментов, какие Литкилу никогда не надоедало ставить; он наблюдал за действием вплоть до окончания бойни, и так уж вышло, что именно благодаря ему погибла большая часть воинов, из числа тех, кого Смерти требовалось уничтожить.
Лишь на самую краткую долю мгновения Смерть усомнился в разумности своего выбора, припомнив, как верно служил ему Литкил в течение многих лет. Но даже лучшие из слуг должны однажды уйти в отставку, к тому же Смерть никогда не слыхал о том, чтобы в каком-то из миров, и уж тем более не в Невоне, когда-либо испытывали недостаток в добровольных палачах, притом искренне преданных убийству, на диво неутомимых и обладающих неистощимым воображением. А потому, как только видение Литкила возникло перед Смертью, он сосредоточился на герцоге, и сразу же один из упырей поднял прозрачные невидимые глаза и повернулся – так что черные глазницы, обрамленные розовыми костями черепа, уставились на Литкила, – и прежде чем двое стражей, стоявших по обе стороны полоумного герцога, успели сообразить, что надо бы поднять тяжелые щиты и прикрыть хозяина, боевой топор упыря, мелькнув в воздухе короткой рукояткой, угодил точно в узкую прорезь шлема и врезался в лоб и нос Литкила.