Страница 77 из 89
Спешили подкрепления и со стороны Сити. Однако верные Уолуорсу нотабли почему-то вели своих людей не в Уордроб, а в сторону Смитфилда, где по пятницам продают лошадей. Непонятный маневр. Разве что ради обмана? Но кого обманывать, если никто не следит!
К мосту приближалась кавалькада с рыцарем Нолзом во главе. Высадившись в Саутгемптоне, куда прибыл на галерах Венецианской республики, коннетабль беспрепятственно миновал все повстанческие заставы и скакал теперь через Саусуарк, оставив за спиной закопченные остовы тюрем. Они произвели должное впечатление, и сэр Роберт внутренне готовил себя к столкновению. Но его не задержали даже у мостовой башни. Как только взошло солнце и была снята замыкающая цепь, доблестный защитник без хлопот въехал в город.
Простодушные крестьяне, узнав значки Нолза, приветствовали его как героя. Так прошла эта гадкая ночь, случайным фрагментам которой еще предстояло сложиться в зловещую фреску. Пока все оттенки затушеваны ртутью и сажей, лишь тени мелькают вдоль домов и заборов да шмыгают жирные крысы, копаясь в отбросах.
Глава тридцать вторая
Отлив
…Обуздывать злодеев, бунтовщиков и всех прочих злоумышленников, преследовать, арестовывать, хватать и наказывать их соответственно тому, совершили ли они преступление или укрывали преступника, заключать их в тюрьму и подвергать должным наказаниям… а также собирать сведения и разузнавать о всех, кто бродяжничает и не хочет работать так, как работал до настоящего времени.
Наступило субботнее утро, такое же погожее, как и вся промелькнувшая неделя. В пределах лондонских стен осталось менее половины повстанческой армии. Ее ядро составляли кентцы, постановившие держаться до конца. Они не слишком полагались на королевские патенты, выданные с такой подозрительной легкостью. Беглый капеллан Джек эт Ли, знаток юридических тонкостей, разъяснял всем и каждому, что без одобрения парламента грамоты не имеют законной силы. Одни прислушивались, другие сомневались, но большинство было заворожено монаршей подписью. Вера в божественную избранность и всесилие верховной власти оставалась непререкаемой.
На юг, на восток, на север от городских валов дороги были заполнены уходящими. Шли с песнями, веселыми шутками, не соблюдая строя. Вереницы крестьян напоминали развеянные ветром облачные гряды. Грозовая туча выпала благодатным ливнем, в венце радуг сиял омытый горизонт. И никого не волновало, куда плывут белые разрозненные барашки. Несмотря на оружие и знамена, то были уже не боевые отряды. Воцарился мир и в человецех благоволение.
Командиры, снабженные высокими полномочиями королевских советников, легко поддались общему благодушию.
Навстречу попадались посланцы из дальних графств. Окрыленные слухами о великих победах, спешили в столицу представители «Большого общества» из Норфолка, Хантингдоншира, Кембриджшира, Суффолка. И каждый хотел убедиться во всем собственными глазами, вызнать новости, потрогать болтающиеся на свитках печати. Грамотей попадался один на дюжину, но все, кто мог разобрать щедро украшенные завитками буквы, подтверждали: все правильно, все по закону.
Уот Тайлер, прикорнув на часок перед самым рассветом, пробудился с первым ударом колокола и сразу же выехал в Майл-Энд на совет командиров. Его сопровождали Болл, Джон Цирюльник из Кента и клейменый каменщик из Нортгемптона. Булочник Кейв и Джон Шерли находились при Хоукере, а Строу с Фарингдоном объезжали квартиры. Никто из них с достоверностью не мог сообщить, сколько осталось людей.
На подходе к Чипсайду опять пришлось пережидать крестный ход.
— Никак не угомонятся, захребетники, — проворчал Болл. — Наши дурачки пляшут от радости, а они знай себе воюют… Может, пугнем?
— Наведешь порядок, отец, когда примасом станешь, — посоветовал Тайлер. — У нас своих забот хватает. Подумай лучше, как народ остановить.
— Запереть все ворота и никого не выпускать, пока не добьемся полного удовлетворения, — выпалил мрачно настроенный Джон Каменщик. — Довольно цацкаться!
— За наших парней я ручаюсь, — обиделся Цирюльник. — Нас, кентцев, не проведешь. Где стояли, там и будем стоять.
— Правда не нуждается в красном воске, — сурово процедил Болл. — Зато обман сам закручивается в буллу. Мы хотели, чтоб все по закону? Вот нас и провели. Впредь будем умнее.
— Сами виноваты! — стоял на своем Каменщик. — А ворота я все ж бы закрыл.
Всю ночь он провел в трудных переговорах с братьями по цеху и горел в лихорадке бессонницы.
— Со своими воевать собираешься? — одернул его Тайлер. — Люди пошли с нами по собственной воле, и негоже чинить им препятствия. Мы — не лорды. Общины сами вправе решать, как и чего. Не принуждать нужно, братья, а убеждать. Раскройте людям глаза, объясните… Не верю, отец, — оборотился он к Боллу, — что все проторены тропы и нет больше слов, чтоб зажечь сердца.
— Тех, кто сбежал, поверив бумажкам, уже не вернешь, — горько вздохнул Каменщик, провожая глазами процессию. Печально и строго вели мелодию псалмопевцы.
— Они на сбежали. — Выжидая, пока пройдет последний минорит со свечой, Тайлер нетерпеливо позвякивал уздечкой. — Лондон — еще не Англия. Возвратившись домой, они скоро убедятся, что рано сложили оружие. Ты прав, Джон, мы сами во многом виноваты, а я больше всех. Сразу столько навалилось непонятного, нового, что ни глаз не хватало, ни рук. Поневоле оступишься. Но главная наша беда не в этом. Нас оглушил и расслабил успех. Никто не ожидал, что яблочко само свалится в руки. Вот мы и захмелели, дали себя увлечь. Думаешь, я верил Ричарду, когда принимал знамена? Или не видел, как мечутся перепуганные глазенки и трясутся поджилки под бархатным плащом? Но я знал, что наша взяла, и душа трепетала от счастья. Еще ничего не потеряно, мы получим свое.
— Послушай меня, Джон Правдивый, — вплотную приблизился к Тайлеру Каменщик, чиркнув о стремя звездочкой шпоры. — Мы простые люди, и нас легко обвести вокруг пальца. Ну что мы понимаем в законах, которые сутяги в богатых тогах толкуют вкривь и вкось? Эти петиции…
— Петиции ты не трогай, — предостерег Тайлер. — Несчастная Англия оживет, если будут полностью выполнены все наши требования. Правнуки и правнуки правнуков будут поминать твой подвиг в молитвах, Джон!
— Когда-то ты обещал, Уот Тайлер, что я буду с гордостью носить этот знак, — клейменый каменщик бегло коснулся широкой повязки на лбу. — Я поверил и пошел за тобой, как за святым апостолом.
— Жалеешь?
— О чем мне жалеть? О жизни своей неприкаянной? О рабстве? Нет, я ни о чем на жалею. Но вчера мне довелось повидаться в Сити с братьями, с простыми работягами, которым никогда не выбиться в мастера. И знаешь, мне стало стыдно. Мы совсем забыли о них. Что мы сделали для трудового люда, Тайлер? Статут как висел над его головой, так и висит. Разве мы не обещали добиться отмены? «Ни один человек не должен работать на другого иначе как по доброй воле», — твердили мы на каждом шагу. А что вышло? Всем раздали роскошные бумаги, а про них ни полслова?
— Не все сразу, Джон, не все сразу. Свободы, записанные в грамотах, распространяются на каждого англичанина. В том числе и на нашего брата, у которого, кроме умелых рук и голодных ртов, нет ничего за душой. Король согласился действовать только через общины, и будь уверен, что мы сумеем заставить его выполнить обещание.
— Как? Наши силы тают, точно мартовский снег. Урвав свое, каждый норовит забиться в нору, — в голосе Каменщика звучало отчаяние.
— Не каждый, брат. — Тайлер легонько пришпорил свою Златогривку. — Сейчас ты сам убедишься, что нам есть на кого положиться. За мной, друзья!
Окаймленная тополями равнина Майл-Энда дохнула в разгоряченные лица утренней свежестью и покоем. Фыркали кони, вспугивая кузнечиков. Взахлеб пели жаворонки. Еще нежаркое солнце вытапливало сладостный дух сена. Словно смерть никогда не ступала по этой благоуханной земле, не ведавшей ни заботы, ни горя. Золотисто-зеленая дымка скрыла полегший под копытами ячмень, и Тайлер не без труда обнаружил место, где поджидал короля. Это было совсем недавно, каждое слово бередило память, каждый жест, но вспоминалось почему-то расплывчато, как сквозь струи быстротекучей реки. Слишком многое вместила в себя пролетевшая ночь, слишком многое отгорело в пожаре бессонницы.