Страница 12 из 25
Разнесенные ветром горячие угли костра почти одновременно воспламенили сохнущую крошку на втором поле Заозерья и поленницы брикетов на Новоозерном участке. Ночная гроза и беспрерывное полыхание молний помешали вовремя заметить очаги пожара, поэтому к тому времени, когда Стекольщик пробудился от сна, огненная стихия уже была неуправляема.
На Новоозерном очаг все же сумели локализовать. Все население участка, от начальника до сезонных работниц, вооружили лопатами и бросили на пожар. Потушить его было невозможно, только окопать глубокой траншеей и бросить все наличные бульдозеры на обваловку. Этого оказалось достаточно. Огонь не перекинулся ни на поселок, ни на торфяные поля. Почти не пострадало железнодорожное полотно и лес вдоль него.
По крайней мере так казалось в суете и неразберихе аврала.
Караваны пылали, как танкеры, в огненном море, по которому все шире и шире разливается горящая нефть. Даже птицы и те не всегда успевали взлететь и комьями падали в густой одуряющий дым, сквозь который, крутясь, летели во все стороны искры. От этих-то искр и возникли вторичные очаги. Запылал сосновый сухостой на первом поле; что-то загорелось в ельнике у самой узкоколейки, взорвалась бочка с соляркой, небрежно брошенная там, где ей никак не полагалось лежать. Вслед за взрывом красные нестерпимые факелы рванулись по верхушкам деревьев вокруг Топического озера. К утру весь участок был полностью отрезан от Электрогорска, куда медленно и настойчиво гнал гигантскую огневую подкову ветер. Потому и не увидели Стекольщик с Витьком огня, что он уходил от них все дальше и дальше, оставляя за собой черный песок и неугасимые угли. Да и сплошной дым застилал все на многие километры. Можно было только гадать, уйдет ли пожар в глубины торфяной залежи или, подобно напалму, только испепелит ее поверхностный слой.
Деревянный поселок с тригонометрической вышкой, кирпичное здание посреди второго поля и гаражи на первом были обречены. Прорываться имело смысл лишь в направлении Светлого озера, откуда по узкоколейке открывался выход на Милежи. О том, что горит и на Новых озерах, никто не знал, потому что пожар на лесистой окрайке уничтожил телефонный провод.
Где могли только, подняли заглушки и пустили воду из запасных колодцев. Это обещало хоть какую-то передышку поселку, где в тот ранний час сосредоточилось почти все население. На полях остались только рабочие смены трактористов, электрики и девушка-техник. Их положение было безнадежно. В поселке уже оплакивали погибших: то ли сгорели заживо, то ли задохлись в угарном, все нутро раздирающем дыму.
Из Электрогорска помощи ждать не приходилось. За Топическим озером уже сомкнулся горящий по обе стороны насыпи лес. Удушливые клубы дыма ползли стеной, за которой трещали и лопались падающие деревья.
Прорвавшаяся со стороны Святого источника пожарная дрезина застряла на Новоозерном, хотя ясно было что горит и дальше, только неизвестно где. С ее помощью и удалось притушить брикеты и уже возникшие к этому моменту очаги в лесу и на окрайке болота, где неожиданно вспыхнули вывороченные при расчистке поля сухие пни. Лишь тогда, когда на Новые озера стали прибывать другие спешно оборудованные мощными гидромониторами команды, дрезина, захватив фельдшера и офицера из УВД, двинулась дальше. Ехали медленно, задыхаясь в кромешном дыму, каждую минуту ожидали, что огонь перережет дорогу.
На подъезде к озеру Светлому пелена гари начала редеть, да и дышать стало куда легче. Кое-кто из пожарников даже снял респиратор. Было очевидно, что пожар не здесь, а где-то дальше и ветер гонит пламя на Электрогорск. Решено было прибавить ход и пробиваться к главному очагу. Очевидно стало, что пожар в Новых озерах не чета здешнему и дела в Заозерье обстоят куда как плохо. Дрезина шла с включенным прожектором, который едва пробивался сквозь красноватую мглу.
Завывая сиреной, простучала пожарная дрезина вдоль озера и осушенного луга за ним, где притаились на суходольной кочке истинные виновники катастрофы.
Тут уж не только до Стекольщика, но и до тугодума Витька дошло, что они натворили. Но представить себе масштабы содеянного, страшные его последствия не могли и они. Только затаились на своей кочке, подавленные, онемевшие, скорее готовые сгореть, чем взглянуть в глаза тем, на кого бездумно наслали гибель. Молча проводили они взглядом невидимую за гарью дрезину и долго прислушивались потом к угасающему вою ее сирены.
— Что ж теперь будет, Фрол? А?
Стекольщик глянул в налитые кровью глаза дружка-приятеля и вроде не понял, о чем его тот спросил.
И вдруг заголосил совершенно по-бабьи:
— Не виноваты мы, Вить! Слышь? Ничегошеньки близ костра-то не занялось! Не мы это! — и зашелся в сухом, изнурительном кашле.
— А кто виноват? Кто? — совсем спокойно спросил его Витек, жмурясь от рези в глазах и растирая по лицу грязным кулаком слезы.
— Кто, кто? — подвывал Стекольщик. — Почем я знаю, кто? Гроза же была, Витек, сухая гроза. Чай, она и подожгла-то…
— И верно, Фрол. Было сухо, как встали. Ни капельки не упало. — Витек, казалось, совершенно успокоился. Только глаза его были неподвижны и слезы разом пропали, хотя он, не сознавая, и выдавливал их костяшками больших пальцев. Но тщетно. Едкие летучие смолы все больше резали веки и пекла, подсыхая, горькая соль.
Стекольщик перестал кашлять, но на него напала икота. Все же он ухитрился причитать в перерывы.
— Не мы. Не мы это! — твердил. — Молния подожгла.
Возможно, что опустошительный пожар на торфопредприятии действительно произошел из-за удара молнии. Установить истинную причину его было теперь немыслимо. Не исключено, что летящие по ветру угли лишь дополнили действие небесного огня. Не исключено… Но это не снимает вины с Фрола Зализняка. Он работал здесь целое лето и видел, как загорается торф. И потому не смел он не то что костер разводить вблизи фрезерной крошки, но даже «Беломорку» запалить.
Не нарочно он сделал свое дело, никому не хотел беды. Не подумал как-то, не сообразил, а может, просто понадеялся, что на суходоле да рядом с озером ничего плохого случиться не может. А после крепко поддал и вообще перестал что-либо соображать. Оттого и костер на ночь оставил, не загасил. Оттого и ветер лихой проглядел. Только ведь и это не снимает с него вины.
Не знал он и, видимо, не узнает про трактористов на втором поле, которые, намочив в кадках спецовки, лица себе закрыли, чтобы не задохнуться в дыму. Никогда не узнает он про девушку Катю — она уже сознание потеряла, и чудится ей парень, который второй год в армии служит на далеком острове Сахалине. Электрика Юру не узнает, а он рубаху зубами порвал, чтоб завязать обожженные горящей резиной руки. Работницу Глашу, веселую торфушку, что рыдает в бараке по этому самому Юре, залеточке своему, тоже не узнает Стекольщик никогда-никогда. Невдомек ему, что в ту самую секунду, когда провыла за озером Светлым сирена, оборвалась последняя надежда спасти их всех. Потому что пошел огонь внутрь земли, и целый участок дороги провалился вдруг, как в преисподнюю. Специалисты могут спорить о том, с какой скоростью распространяется подземный пожар. Возможно, и правы те, кто утверждает, что подсушенная моховая залежь не может выгореть за несколько коротких часов. Но и это не оправдывает того, кто разжег на торфяном болоте костер. Даже в том недоказуемом случае, когда беда приходит с неба, от ударившей в землю волнистой, огненному дракону подобной искры.
Все было против людей Заозерья в то беспощадное утро: сушь и жара многих недель, состояние залежи и направление ветра, влажность воздуха и низкий, как никогда прежде, уровень грунтовых вод. Уже и в самом поселке стали задыхаться от дыма. А кофейная торфованная вода в канале шипела и паром лопалась от падающих в нее объятых пламенем веток, от полыхающей соломы, которая в тылу занялась. Горела крытая толем плотницкая, где стружек и опилок невпроворот, дымился сарай коменданта, и душераздирающе мычала в нем черно-белая телка, а девушки-сезонницы знай себе копали да копали валы. Хорошо еще, поселок на песчаном острове стоял и можно было не опасаться, что пламя из-под земли неожиданно полыхнет. Только слабое это утешение, когда горит с трех сторон. Начальник участка уже велел всех ребятишек в кучу собрать и вывезти на ручной дрезине в Мелижи или еще куда-нибудь, где не горит. О том, чтобы самим по насыпи уйти, думать было поздно. Упустили нужное время, не поняли сразу, не разобрались. Так, по крайней мере, думалось, потому что из-за дыма даже с вышки не разобрать было, где горит. Казалось, что везде. Потому и сопротивлялись, пока могли и сколько могли. Прорвись огонь за канаву, тогда бы, конечно же, к насыпи кинулись и побежали, спотыкаясь, по одинокой и узкой колее. И возможно, сумели бы выскочить из огня. То есть наверняка бы сумели, потому что в Мелижах и на Лосихе было пока тихо. Только не знали о том на Заозерном — все дымом курилось и не то что леса — облаков не видать было с вышки. О себе и о тех, которые на полях остались, уже не думали. Детей сумели вывезти, и слава богу. А тут ветер чуть переменился. Фронт пламени в сторону качнуло, и оно вроде как стало понемногу обтекать поселок стороной. Плотницкую и комендантов сарайчик огнетушителями погасили. Стало казаться, что полегчало малость, а раз так, то, значит, дождутся помощи. О том, что провалился участок дороги, не догадывались, а про ветер, который в любой момент может перемениться и погнать огонь прямо на них, старались не вспоминать.