Корабль призраков

Лопух сорвал платок с глаз. Кругом царила темнота. Его тело перестало ускоряться, мысли замедлились. Но нервы все еще были напряжены.

Кто-то потряс Лопуха за плечо:

– Что случилось, старина?

– Страшный сон приснился, будто на меня напали вампиры, – ответил он.

Наступал рассвет Трудельника. Лопух чувствовал себя больным и разбитым, но принялся за обычную работу. Он попробовал заговорить с Кимом, но тот, как и вчера днем, не был расположен к беседе. Корчмарь замучил Лопуха придирками и надавал ему кучу поручений – с самой Забавницы в баре все стояло вверх дном. Сюзи быстро улизнула, ни об Очаровашке, ни о чем другом она говорить не захотела.

Лопух пылесосил, а Ким шарил по углам. Оба старались не встречаться. В полдень зашел Граф и, пока Лопух и Ким кружили в отдалении и не могли расслышать разговора, перебросился несколькими фразами с Корчмарем.

На рассвете Бездельника Корчмарь, не проявив свойственного ему любопытства, без вопросов разрешил Лопуху уйти из «Приюта». Лопух высматривал Кима, но нигде не заметил черного комочка. Честно говоря, сегодня ему и не хотелось брать кота с собой.

Он направился прямиком в приемную Дока. В этот день, в отличие от прошлого Бездельника, в коридорах было многолюдно.

Люк в приемную Дока оказался распахнутым настежь, но самого Дока не было. Лопух долго ждал, чувствуя себя крайне неуютно в мертвенном свечении, исходящем от экрана. Многое показалось ему подозрительным: Док не любил оставлять приемную не закрытой или без присмотра. К тому же, он так и не зашел в «Приют Летучей Мыши», хотя обещал.

От нечего делать Лопух начал озираться по сторонам. Прежде всего ему бросилось в глаза, что исчез большой черный саквояж Дока, в котором, по его словам, хранились сокровища.

Затем он Обнаружил, что в блестящем целлофановом мешочке, куда Док положил слепок с десен Лопуха, теперь находилось нечто другое: какие-то два предмета.

Лопуху пришлось отдернуть палец от первого, полукруглого – наполовину розового и наполовину блестящего. После этого он уже осторожнее ощупал его, не замечая крошечных красных шариков, отделяющихся от порезанного пальца. Сверху и снизу на розовых полукружьях странный предмет имел неровные пазы и углубления. Неужели – оно? Лопух вложил предмет в рот. Его десны совпали с углублениями. Он открыл и затем сомкнул челюсти, осторожно убирая язык внутрь. Сначала раздался щелчок, потом приглушенное звяканье. Боже, у него есть зубы!

Когда он потрогал второй предмет, руки его затряслись, но на этот раз не из-за нового приступа лихорадки.

Предмет представлял собой два толстых кружка, соединенных короткой перемычкой; еще две перекладины, только более длинные и толстые, чем первая, и загибающиеся на концах, отходили сбоку от каждой из окружностей.

Он запустил палец в выемку одного из кружков и почувствовал легкое пощипывание, напоминающее щекотание глаз, которое он испытал, глядя в трубку Дока, – но только более интенсивное, почти болезненное.

Дрожащими, чужими руками, он с грехом пополам приладил хитроумное приспособление. Ободки боковых перекладин обхватили его уши, кружки приникли к глазам, но на таком расстоянии, что он уже не ощущал щекотки.

Он мог зорко видеть! Все, абсолютно все вокруг имело четкие контуры, даже его растопыренные пальцы на руке и… капельки крови на одном из них! Он закричал – скорее издал вопль восторга – и начал жадно озираться.

Десятки самых разных вещей – таких же отчетливых как рисунки Козерога и Девы, – были нестерпимы своими острыми гранями и выступами. Казалось, они вот-вот готовы оцарапать или уколоть. Лопух невольно зажмурился.

Когда его дыхание наконец выровнялось, а дрожь утихла, он с опаской снова приоткрыл глаза и начал внимательно изучать предметы, нанизанные на ванты, как бусы на нитки. Каждый из них казался ему чудом. Назначение доброй половины из них было ему непонятно. Некоторые же вещи – хорошо знакомые ему в обиходе, но виденные неясными тенями в мутной дымке, например, расческа, щетка, раскрытая книга, наручные часы – тоже казались ему не менее удивительными.

Лопух подплыл вплотную к источающему мертвенный свет экрану-стене. С немыслимой доселе смелостью он стал разглядывать его, и в результате совершил еще одно открытие, заставившее его вскрикнуть.

Мертвенное, бледное сияние исходило не от всей стены, а только из ее центра, занимая добрую четверть поля зрения. Пальцами он пощупал прозрачную, упругую пластиковую поверхность. Далеко за ней, причем, как он вскоре начал осознавать, очень далеко, в бархатной тьме роилось множество крохотных точек… и все они светились! Даже по сравнению со всеми чудесами, увиденными им в приемной Дока, четкость этих крохотных огоньков казалась невероятной, немыслимой, потрясающей!

В центре прозрачной стены размещался крупный бледный шар, по размеру больший, чем окружающая его чернота, с яркими и более темными областями, покрытыми неглубокими круглыми вмятинами.

Шар не был похож на электрический светильник (да и проводов рядом с ним не наблюдалось) и тем более – это стало ясно с первого взгляда – он не горел огнем, как факел. Рассматривая шар. Лопух начал догадываться, вернее, откуда-то из глубины подсознания к нему пришла догадка, что шар, как зеркало, отражает свет иного тела, находящегося с другой стороны от «Ковчега».

С замиранием сердца он представил, сколько же еще пространства за пределами «Ковчега». Думать об этом было все равно что воображать один мир внутри другого.

Но если «Ковчег» находится между гипотетическим источником яркого света и этим бледным рябым шаром, то на последнем должна быть заметна тень от «Ковчега». В противном случае, «Ковчег» ничтожно мал по сравнению с ним. Но все эти размышления уже уходили из мира реальности в сферу фантазии.

Но разве не все в этом реальном мире фантастично? Оборотни, ведьмы, светящиеся точки, ясные очертания, размеры и пространство?

Когда Лопух в первый раз посмотрел на мертвенно-бледный шар, тот показался ему круглым. Теперь же, после полудня (увлеченный, он потерял представление о времени), от шара словно отрезали ломтик с одного края, и он уже выглядел каким-то ущербным. Лопух прикинул, что это явление могло быть вызвано движением светящегося тела с, другого борта «Ковчега», или вращением самого бледного шара, или… (от этой мысли голова Лопуха закружилась, и он впал в полуобморочное состояние) «Ковчег» мог сам кружиться вокруг шара!

Он двинулся к распахнутому люку. Подумал – стоит ли его закрыть, и решил – не стоит. Коридор предстал еще одним чудом: он уходил вдаль, вдаль и вдаль и постепенно сужался. Стены были разрисованы… стрелами: красные указывали направление к левому борту, откуда он пришел, зеленые – к правому борту, куда он держал путь. Раньше стрелы виделись ему продолговатыми мазками.

Лопух продвигался вперед по зеленым стрелкам к правому борту «Ковчега», дабы проверить свои гипотезы. Не терпелось также детально рассмотреть оранжевато-коричневатое круглое пятно, неизменно вызывавшее у него депрессию.

Но прежде он решил все же заглянуть на Мостик и сообщить об исчезновении Дока. Еще не забыть бы рассказать Дрейку о пропаже сокровища Дока.

Лопух хотел опять зацепиться за трос и тут заметил, что уже находится у входа в голубую шахту, ведущую наверх. Не обращая внимания на жжение в руках, он ухватился за стремительно ускоряющуюся ленту и полетел к Мостику.

Очутившись наверху, он был ошеломлен бесчисленным множеством звезд над головой.

Продолговатые радуги оказались многоярусными рядами многоцветных мигающих огоньков-лампочек. Но кружащие возле них молчаливые офицеры произвели на него гнетущее впечатление: все они выглядели очень старыми; по их отрешенному виду и потухшим глазам, механической заученное(tm) жестов было заметно, что они движутся как во сне, словно сомнамбулы или загипнотизированные, выполняющие чью-то чужую волю. Лопуху пришло в голову: а знают ли они вообще, куда движется «Ковчег», и существует ли для них мир за пределами Мостика?