Страница 29 из 31
Добывание медведей
В Забайкалье медведей истребляют различным образом; хитрость человека придумала много снастей и ловушек, в которые медведь попадает сам и достается в руки охотнику. Мало того, что их различными способами истребляет человек, но они и сами иногда убиваются, охотясь на других зверей, что медведи делают нередко. Мне рассказывал один старичок промышленник, что ему однажды случилось видеть на охоте, как медведь, наверху отвесного утеса, скрадывал дикую свинью с поросятами, которая рыла землю внизу под утесом. Дело кончилось тем, что медведь ее скрал, долго заглядывал сверху на лакомую добычу, вероятно избирая удобную минуту, наконец приловчился и бросил на свинью огромную коряжину, но она суком подхватила медведя под заднюю ногу и сбросила самого под утес.
Не стану описывать тех способов добывания медведей, которые употребляются в России, но не известны сибирякам, а упомяну только о тех, которые употребительны в Забайкалье. Например, около Байкала, где местность чрезвычайно гористая, поступают так: на тропе, по которой медведь куда-нибудь часто ходит, ставят крепкую петлю, привязывая конец ее к толстой чурке. Медведь непременно попадет в петлю либо шеей, либо которой-нибудь ногой, пойдет и услышит, что его что-то держит, воротится назад, по веревке доберется до чурки, рассердясь, схватывает ее в лапы и несет куда-нибудь к оврагу или утесу, чтобы бросить. Но, бросив чурку, и сам улетит за нею. Конечно, петли ставятся около таких мест, чтобы медведь, отправившись с чуркой в пропасть, мог убиться до смерти и вместе с тем достаться в руки охотнику.
Некоторые же зверовщики ставят на медвежьих тропах треугольник, сделанный из толстых плах, в котором на каждой из его сторон вбиты сквозные гвозди с зазубринами снаружи. Треугольник этот закапывается в приготовленные канавки и закладывается мхом, листьями, хвоей и проч. так, чтобы не было заметно. Ловушку эту нужно сделать аккуратно дома или в лесу — в удалении от того места, где хочешь ее поставить, чтобы не насорить щепой и тем не заставить медведя быть осторожным. Если же сделать это аккуратно, то медведь, идя вперед или обратно по тропе, непременно попадет которой-нибудь лапой на гвозди, заревет и будет стараться освободить лапу, но попадет другой, там третьей, а иногда и всеми четырьмя. Нередко застают их живыми на таком треугольнике и добивают уже просто палками и стягами. Кажется, способ этот занесен сюда из России переселенцами или ссыльными людьми, потому что здешние инородцы его не знают. Впрочем, он в Забайкалье мало употребителен.
Ставят на медвежьи тропы и большие капканы, фунтов в 30 и более весом, но не иначе как привязывая их к чуркам. В противном случае медведь и с капканом уйдет, так что не найдешь ни того, ни другого, а с чуркой он далеко не уйдет, особенно когда попадет в капкан задней лапой и, следовательно, не может стать на дыбы и нести чурку в передних. Понятно, что пружины капкана должны быть крепки и сильны. На медведя поставить капкан не хитро; это не то что на лисицу или волка; тут не надо быть мастером капканного промысла. Медведь прост и доверчив в этом отношении, он надеется на свою силу, которая в подобных обстоятельствах не всегда его выручает. Стоит только удобно и правильно поставить капкан да хорошенько прикрыть — вот вся и штука; дело только в том, чтобы медведь пошел по той тропе, на которой для него приготовлено угощение. Капканы и петли ставят иногда также и около самой берлоги, приготовленной медведем заранее для зимы, но это бывает редко, большею частию при случайном открытии берлоги, и то смельчаками, которые, идя к берлоге, не думают о встрече с медведями, которые в это время находятся неподалеку от своей будущей зимней квартиры, что легко может случиться, особенно в позднюю осень.
Случается, что медведи попадаются и в козьи петли, которые; впрочем, по большей части они обрывают. Вот почему в тех местах, где медведей много, петли ставятся мертвые, т. е. такие, которые не могут уже расходиться; если бы ее и оторвал медведь, она все-таки удушит его, только бы он сначала затянул ее посильнее. Нарочно же ям для ловли медведей, какие делаются в России и других частях Сибири, в Забайкалье не копают, но были примеры, что медведи случайно попадали в козьи, изюбриные и сохатиные ямы, но по большей части, исковеркав их, вылезали, ибо медвежьи ямы копаются книзу шире, так что яма имеет вид усеченной пирамиды, тогда как козьи ямы делаются прямые, параллелепипедальные, с отвесными стенами. Следовательно, понятно, почему из первых медведь вылезть не в состоянии, а из последних, будучи вооружен большими загнутыми когтями, может выбраться.
Самый же употребительный способ добывания медведей — это ружейной охотой, которая и производится обыкновенно зимою, выгоняя медведей из берлог. Летом медведей бьют случайно, а особой охоты на них в это время года нет. В последнем случае стреляют медведей большею частию с подхода, скрадывая их на увалах, солнопёках, преимущественно весною, когда медведи, выйдя из берлог, ходят по этим местам, отыскивая синенькие цветочки пострела или ургуя (породы лютиков), или же медвежьего корня и молодого осинника, который, конечно, на солнопёчных местах распускается скорее, нежели в глухих сиверах. Летом, во время сильных жаров, бьют их на муравьищах или в речках, куда они любят ходить купаться, а осенью на ягодниках. Я уже говорил выше, что подойти к медведю, скрасть его — не хитро; это не то, что скрасть изюбра или козулю, потому что медведь не боязлив, мало озирается, шуму не пугается, а напротив, заслыша его, обыкновенно тотчас становится на дыбы и старается узнать, в чем дело. Главное, не нужно подходить к нему по ветру, как и ко всякому другому зверю, даже птице, а всегда с подветренной стороны, т. е. идти против ветра, причем стараться подкрадываться из-за деревьев; если идете вдвоем или втроем — отнюдь не разговаривать и не шептаться. Треснет сучок под ногой охотника — не беда, но если медведь услышит разговор, шепот, а тем более запах охотника, то тут уже мешкать нечего и надобно быть готовым на бой, ибо он тотчас узнает человека, в каком бы он положении ни был; тогда, если в меру, лучше стрелять, потому что медведь, встав на дыбы, заревев и завидев охотника, обыкновенно убегает, и тогда все ваши старания будут напрасны. Когда же скрадешь медведя, который ходит не останавливаясь или неловко стоит к выстрелу, тогда лучше нарочно кашлянуть, свистнуть или чем-нибудь посильнее стукнуть, отчего он тотчас начнет озираться, но, завидев охотника, станет на дыбы, поворотясь грудью к стрелку, которому в это время представится удобный случай нанести ему смертельную рану. Промышленники признают за самое лучшее стрелять медведя немножко наискось или, как они говорят, на перекосых, то есть так, чтобы пуля ударила в пах по кишкам и вышла в грудь, под лопаткой другого бока. После такой раны он обыкновенно тотчас падает. Зверовщики говорят, что перекосая пуля сбуровит всю внутренность. Или же надо стрелять в бок по сердцу, именно бить немножко сзади передней ноги, под лопатку, в то самое место, где у медведя бывает вытерта шерсть от ходьбы локтем передней ноги. Чтобы стрелять в голову, в лоб или в ухо, нужно иметь твердую руку, спокойствие духа и хорошо пристрелянное ружье. Выстрел в ногу, по кишкам и вообще в неубойное место только раздражает медведя, и в таком случае уж лучше сделать промах.
Многие жестоко ошибаются, думая, что медведь неповоротлив и не быстр на бегу. Кто их стреливал не один раз, тот, конечно, хорошо знает его моментальные движения и быстроту бега, и эти-то качества при его страшной силе делают из него опасного врага, почему не всякий решается охотиться за медведем, предоставляя славу более храбрым промышленникам. Рассказывают, что часто медведь при неверном выстреле с окончанием его звука является уже у ног изумленного охотника. Я этому совершенно верю, потому что видел своими глазами легкость и быстроту его движений, которые действительно достойны удивления. Вот что рассказывал мне один известный сибирский охотник: «Однажды я скрадывал козу, которая ходила с двумя анжиганами (дикими козлятами) по лесистой маре. Я тихонько, шаг за шагом подвигался к ней все ближе и ближе, наконец подобрался в настоящую меру и хотел уже выстрелить, как вдруг около меня, сбоку, что-то затрещало. Я оглянулся и увидал огромного медведя, который, не замечая меня, по-видимому, в свою очередь скрадывал ту же козулю с молодыми козлятами. Впереди меня и медведя лежала большая упавшая лиственница, под гору вершиной, а комлем с огромными вырванными из земли корнями прямо на меня. Я думал, что медведь непременно пойдет к вершине этого дерева, чтобы из-за сучьев ловчее приготовиться к внезапному нападению, и тотчас тихонько сам подскочил к комлю валежины, имея намерение, как только он подойдет к лиственнице и остановится или тихонько через нее станет перебираться, так я его и стрелю, как говорят промышленники. Медведь, устремив глаза и уши на козлят, заранее пожирая их блестящими, карими, страшными глазами, потихоньку подбирался к вершине все ближе и ближе, так тихо, так осторожно, что уже видя всю его фигуру, находясь от него не далее 25 сажен, как бы не замечал его присутствия. До козлят было не более десяти сажен, а коза ходила несколько далее и совершенно не слыхала присутствия двух существ, совершенно разных по созданию, но с одним и тем же желанием, потому что было довольно ветрено, лес скрипел и шумел вершинами. Сердце мое билось сильнее обыкновенного, лицо горело… Медведь, подойдя к самой вершине валежины, приостановился и сквозь сучья смотрел на приближающихся козлят к той же лиственнице. Запасный револьвер и охотничий нож были у меня наготове, я уже прицелился и хотел только спустить курок, как вдруг медведь в мгновение ока, как кошка, перескочил через вершину валежины, не задев ни за один сучок, не стукнув и не треснув ничем решительно, сделал несколько прыжков и схватил одного козленка, другой бросился к матери, которая, совершенно не ожидая нападения, растерялась и прыгала на одном месте. Признаюсь, я, не ожидая такой штуки со стороны медведя, немного оробел, но скоро собрался с духом и выстрелил медведю в зад. Он, как резиновый мячик, привскочил на месте аршина на полтора кверху, потом сделал несколько прыжков ко мне и упал в судорогах, не добежав до меня каких-нибудь пяти сажен. Все это он сделал так скоро и проворно, что я, испугавшись, едва только успел схватить револьвер и невольно посадил ему другую пулю в шею»…