Страница 62 из 71
— Что думаешь? — спросил я.
— Он говорит правду.
— Скорее всего. Но кто состыковал его с Биддлом?
Тацу пожал плечами:
— Возможно, один из законспирированных источников ЦРУ, связанный с Ямаото. Если Биддл разрабатывал эти источники, пытаясь найти того, кто поддержит «Сумерки», информация могла и вернуться к Ямаото.
— А Ямаото увидел бы в этом возможность повернуть программу в нужное ему русло.
Он кивнул, потом спросил:
— Что, по-твоему, делал Ямаото те четыре раза, когда Канезаки встречался с источниками?
Я пожал плечами:
— Наблюдатели. Параболические микрофоны, телеобъективы, видео с высоким разрешением.
— Согласен. Теперь предположим, что у Ямаото есть аудио- и видеозаписи встреч. В чем для него ценность этих материалов?
Некоторое время я размышлял.
— Шантаж скорее всего. «Делай, что я скажу, или фотографии попадут в СМИ».
— Да, это любимый метод Ямаото. И он в высшей степени эффективен, когда на фото запечатлены похождения женатого мужчины, связь с молодым юношей или другое социально неприемлемое поведение. Но здесь?
Я снова задумался.
— Считаешь, видео- и аудиозапись встречи с Канезаки не говорит сама за себя?
Он пожал плечами:
— Аудио — может быть, если бы записанный разговор был достаточно инкриминирующим. А вот видео менее результативно: политик в публичном месте беседует с человеком, явно японцем.
— Потому что никто не знает, кто такой Канезаки. — Я начинал схватывать. Тацу смотрел на меня, видимо, ожидая, когда я сложу все вместе. — Им нужно сделать Канезаки общеизвестной фигурой, — продолжал я развивать мысль. — Напечатать портрет в газете. Какой-нибудь скандальной.
Тацу кивнул.
— А как это сделать?
— Черт возьми! — воскликнул я, наконец увидев всю картину. — Биддл разыгрывает карту Ямаото. Он делает из Канезаки козла отпущения, вешая на него всю ответственность за «Сумерки», так, чтобы, если дело станет достоянием общественности, тот навсегда остался «негодяем» и принял на себя весь огонь. Теперь же, если Канезаки становится фигурой публичной, человеком с плаката об афере ЦРУ, политики, сфотографированные вместе с ним, тоже идут на дно.
— Точно. Биддл уже не может спалить Канезаки, не спалив реформаторов, которых он предположительно должен защищать.
— Поэтому он хочет, чтобы Канезаки не стало. Тихое и милое самоубийство вместо скандала.
— Тем временем Биддл уничтожает расписки и все прочие свидетельства существования «Сумерек».
Секунду я думал.
— Чего-то все-таки не хватает.
— Чего?
— Биддл — бюрократ. При обычном ходе событий он бы никогда не прибегнул к убийству. Он должен чувствовать какую-то безысходность.
— Именно так. А где источник безысходности?
— Личные причины — в противоположность служебным.
— Да. Итак, вопрос в том, какова личная ставка Биддла в этом деле.
— Профессиональная неудовлетворенность? Проблемы с карьерой, если Канезаки погорит и токийская Станция ЦРУ станет источником скандала?
— Конечно, все это правильно, но есть нечто более специфическое.
Я покачал головой, сдаваясь.
— Как думаешь, что заставило Биддла ускорить получение этих расписок, его просьбу, чтобы ты посодействовал с «самоубийством» Канезаки?
Я снова покачал головой:
— Не знаю.
Взгляд Тацу говорил, что он слегка разочарован моей медлительностью.
— Ямаото прибрал Биддла к рукам точно так же, как он проделал это с Хольцером. Он сам создает «источники», которые Хольцер и Биддл считают реальными. Они купаются в лучах славы от поступающей информации, которую добывают «источники». Потом, когда наступает удобный момент, Ямаото объявляет им, частным образом, конечно, что их водили за нос.
Я представил себе разговор Ямаото с Биддлом: «Если пойдут разговоры, что всеми вашими „источниками“ управляет противоположная сторона, вашей карьере конец. Но если вы будете работать со мной, я все улажу. Я даже сделаю так, что у вас будет больше источников и больше информации и звезда вашей карьеры продолжит подниматься».
— Понимаю, — сказал я. — Но каким-то образом Ямаото неправильно рассчитал время, потому что Биддл считает, что у него еще есть выход. Просто избавиться от Канезаки и уничтожить все свидетельства о существовании «Сумерек».
Тацу кивнул:
— Правильно. И о чем это говорит?
Я прикинул.
— Что у «Сумерек» слишком короткая платежная ведомость. Что в Лэнгли о них не знают, потому что, если бы знали, Биддл не смог бы остановить программу, просто ликвидировав Канезаки и предав огню немного бумаги.
— То есть, получается, мистер Биддл вел «Сумерки» по своей собственной инициативе. Он заявил тебе, что программа закрыта полгода назад, не так ли?
Я кивнул:
— Так. А Канезаки рассказал мне, что обнаружил радиограмму, подтверждающую это.
— По версии Биддла, с того момента Канезаки вел программу неподконтрольно. При условии, что Танака вел дела только с Биддлом, вполне вероятно, что неподконтрольным на самом деле был Биддл: в качестве подставного лица он использовал Канезаки, который ничего не подозревал.
— Ямаото не мог знать, что «Сумерки» не были официально санкционированы, — кивнув, сказал я. — Он, должно быть, полагал, что о программе известно высшему начальству Биддла в Лэнгли. Однако, похоже, кроме Биддла и Канезаки, никто с американской стороны о ней не знал.
Тацу склонил голову, как бы отдавая дань доблестным усилиям туповатого студента, который только что продемонстрировал намек на прогресс.
— Почему Ямаото и проглядел вероятность того, что Биддл увидит в устранении Канезаки решение проблемы шантажа со стороны Ямаото.
— На самом деле аргументация Биддла имеет право на существование, — сказал я, глядя на него в упор. — Если Канезаки исчезнет, оснований для шантажа у Ямаото значительно поубавится. То есть сеть реформаторов будет чувствовать себя намного безопаснее, если Канезаки уйдет со сцены.
Тацу хмыкнул, и я понял, что наслаждаюсь зрелищем его борьбы с тем, что для него было моральной дилеммой.
— Как насчет реформаторов, с которыми встречался Канезаки? — продолжал я. — Если подставят его, они тоже рискуют.
— Некоторые из них, конечно.
— Достаточно небольшое количество?
Он посмотрел на меня, понимая, куда я клоню. Я продолжал:
— Что бы ты сделал, если бы их оказалось пять? Или десять?
Тацу бросил на меня сердитый взгляд:
— Такие решения принимаются индивидуально в каждом конкретном случае.
— Ямаото не принимает решения индивидуально в каждом конкретном случае, — продолжал я наступать. — Он просто знает, что нужно делать, и делает. Вот с чем у тебя проблемы. Ты уверен, что соответствуешь уровню задачи?
Его глаза слегка сузились.
— Ты что, думаешь, я стремлюсь «соответствовать» уровню этого человека? Ямаото не примет во внимание факт, что эти политики сами виноваты в своем затруднительном положении. Или факт, что мотивы Канезаки, по сути, достойные. Или факт, что у этого молодого человека, вероятно, есть мать и отец и потеря сына убьет их.
Я склонил голову, отдавая дань его точке зрения и убежденности.
— Тогда этим людям конец? — спросил я.
Он кивнул:
— Должен признать, теперь они принадлежат Ямаото. Хотелось бы предупредить остальных.
— А как насчет Канезаки?
— Я расскажу ему о наших встречах с Биддлом и Танакой.
— Скажешь, что его босс пытался заказать его?
Тацу пожал плечами:
— А почему нет? Молодой человек уже чувствует себя в долгу передо мной. Это чувство может пригодиться в будущем. Никакого вреда, если оно сейчас еще больше укрепится.
— А что Мураками?
— Как я сказал, мы продолжим допрашивать человека, которого задержали. Он может сообщить нам что-нибудь полезное.
— Свяжись со мной, когда что-нибудь узнаешь. Я хочу быть на месте, когда это случится.
— Я тоже, — ответил он.
20
Из таксофона я проверил свою голосовую почту в «Империале». Механический женский голос сказал, что я получил одно сообщение.