Кошелек предателя

Оутс отобрал нескольких сотрудников для работы в разных городах. Всем им, кроме человека из Коачингфорда, выдали документы. А тот сообщил, что либо в самом городе, либо в Бридж орудует некая банда мошенников. Бедняга, больше он ничего не смог разузнать. Его нашли в устье реки со сломанной шеей. Все было сделано профессионально, чисто и очень мерзко, по-видимому, ему проломили шею свинцовой трубкой.

Кэмпион встрепенулся. В этом убийстве угадывалось что-то странное, личное и хорошо знакомое. Что же именно? Это по-прежнему ускользало от него. Возможно, все это не существенно, но он не смог удержаться от раздражения.

И снова проклятый бой часов. Без четверти три, решил он. Подавив вспышку гнева, он вновь погрузился в воспоминания и стал распутывать нити ассоциаций. Оутс предложил ему поехать в Коачингфорд. Наверное, вышло так, что Аманда прислала им обоим приглашение остановиться в Бридж, в доме Ли Обри. По общему мнению, это блестящий человек. Но лично он не доверяет всяким ученым фантазиям. Ладно, не надо о нем сейчас думать. Кэмпиону удалось устроить в городе Лагга с кипой фальшивых банкнот и старой одеждой. Затем он провел полдня в Бридж, успел обо всем распорядиться, вернулся в Коачингфорд, переоделся в старое тряпье и отправился в разведку.

Потом случилось то, чего он не в силах забыть. Все городское отребье, все затаившиеся бандиты вдруг пришли в движение, преступное болото забродило, как дрожжи. Эти типы сдавали деньги, и суммы были огромны. Городские подонки на время превратились в огромное, жадное, с вытаращенными глазами тайное общество, успевшее хорошо нажиться, пока банкноты переходили из рук в руки за дверями в ночлежках, за грязными столиками кафе.

За этим открытием последовало еще одно. Он заметил, что все вокруг перешептывались, и, судя по слухам, шестнадцатого должен наступить великий день. Он станет днем изобилия, когда потекут молочные реки, всех каким-то чудом одарят деньгами, и каждый будет обязан их истратить.

Эта новость показалась особенно неприятной, потому что шестнадцатое выбрали красным днем календаря и в других, более ортодоксальных финансовых кругах. Шестнадцатого официально объявят про Военный Заем по Протоколу Пятнадцать. Сомнений в этом не было. Сообщения непременно вызовут панику. Если события начнут развиваться по нарастающей, как предполагал Оутс, то все так скверно, что хуже некуда, от ужаса просто волосы на голове дыбом встают.

Откинувшись на койке, Кэмпион продолжал вспоминать, что он делал после. Долгое время никак не удавалось выяснить, где скрываются эти щедрые агенты. В конце концов он решил взять быка за рога и прикинуться одним из них. Тут и слетелась вся стая. Из частей начало собираться целое. Он знал, что это случится. Им с Оутсом представилась возможность хорошенько к ним присмотреться. Сборище оказалось впечатляющим, и тогда он понял, — чтобы сплотить эту банду, нужен человек с явным организационным талантом.

Потом завязалась драка, сбежалась полиция. Больше он ничего не запомнил, кроме скользких булыжников с набережной и мутной воды с плавающим в ней мусором.

Поскольку полиция не знала, кто же в действительности он и Оутс, им на редкость повезло, что они выбрались из этой переделки живыми. Вот почему Оутсу так опасно возвращаться сюда и участвовать в деле. Допустим, что их удалось вывести из игры, но что же происходило дальше? Конечно, если идея Оутса о спланированной инфляции хоть сколько-нибудь правдива, то вполне объяснимо, что он никому не доверяет, ведь всякий слух о подобной катастрофе может нанести такой же ущерб, как и сама операция. Боже, какая страшная мысль!

Кэмпион провел руками по голове и вздрогнул. Как бы то ни было, он успел хладнокровно все это обдумать и пришел к выводу, что огромный масштаб операции, о котором говорил Оутс, невозможен из-за чисто технических трудностей с распределение средств.

Если Враг намерен применить уже опробованный метод раздачи денег прямо на руки всем эвакуированным и странствующим по Англии, то в дело обязательно вмешается полиция. Однако решительный удар, о котором предупреждал Оутс, потребует незамедлительного и одновременного распределения средств по стране. Кэмпион не понимал, как это удастся сделать без участия и помощи населения. К тому же людей просто заставят сначала получить, а затем истратить эти деньги, что оказалось совершенно невероятным. Всем известно, как трудно раздать наличные прямо на улице. Порядок жизни многих поколений успел приучить обычных граждан, что в деньгах, не заработанных кровью и потом, есть нечто крайне подозрительное и опасное. Нет, предсказания Оутса, слава Богу, не должны сбыться, не в таких масштабах.

И однако… однако…

Он встал и нервно прошелся взад-вперед по камере. Его крепко шарахнули по голове, и это на него страшно подействовало. Часы отбили очередную четверть, вызвав у него внезапный и недопустимый взрыв отчаяния. Что же это? Что, черт возьми, с ним происходит? На плечи ему легла тяжелая ноша. Руки застыли от ненависти к себе. Ноги налились свинцовой тяжестью от горя, жалость и бессильное ожидание провала вцепились в него мертвой хваткой. Это было чудовищно. Это означало… что он был… Кем же? Маньяком, впавшим в депрессию. Что-то в таком роде. Вероятно, ему следовало крепко выспаться и выбросить все это из головы. Сейчас он не имеет права болеть. Сегодня, должно быть, четырнадцатое. Шестнадцатого наступит час зеро. Если он обнаружит, где находится этот человек, то поймать его будет делом недолгим. К счастью, теперь полиция обладает новыми правами, по закону о чрезвычайном положении в военное время. Они быстро доведут дело до конца, освободят его, и он сможет работать, как раньше. Наверное, в промежутке у него останется время для женитьбы, если только… Если только, что?

Его сердце опять болезненно забилось, его захлестала новая волна отвращения к себе, и перед его мысленным взором возникла Аманда, обиженная и смущенная, ждущая, что он продолжит эти дурацкие стишки. Конечно, он во власти какой-то мании, или, точнее говоря, у него припадок, давно всем известный опостылевший. Чем скорее он выберется отсюда и попадет к хорошему врачу, которому можно доверять, тем лучше. Допустим, что пятно от удара и шишка на голове не так важны и со временем пройдут, но психическое расстройство — совсем иной вопрос.

Но из камеры он так просто не вырвется, особенно, если у дверей дежурит этот болван. В старом тряпье его непременно схватят, вдобавок у него при себе деньги. Любому честному копу придется проглотить горькую пилюлю, и еще неизвестно, удастся ли ему это сделать.

Он уныло оглядел свою одежду, и новое открытие полностью выбило его из колеи.

На нем был не тот костюм, в котором он дрался на набережной. Он осмотрел брюки на коленях, вывернул внутренний карман пиджака, надеясь обнаружить там портновскую метку. Конечно, это его костюм. Он узнал его и вспомнил, что он должен висеть в гардеробе спальни дома Ли Обри в Бридж. Судя по этикетке, это был новый костюм, однако, пристально осмотрев его, Кэмпион заметил, что он грязен, помят и выглядит так, словно его уже успели основательно поносить.

Он ощутил страшное нервное напряжение, что психически соответствовало сильнейшему удару между лопатками. Вскоре пугающее предчувствие подкралось к нему вплотную и холодной щекой прижалось к сердцу. Это продолжалось какое-то время. Долго… ли?

В городе снова пробили часы, объявив, что истекла очередная четверть часа.

19

Он увидел Аманду через зарешеченное окно. Она шла по коридору вместе с надзирателем, уверенная в себе и совершенно спокойная.

— Хэлло, — весело сказала, разглядев его мелькнувшее через узкую прорезь лицо. — Они передали мне по телефону твое послание, но не позволили выпустить тебя под мое поручительство.

Какое послание? Вопрос застыл у него на губах, я он сдержался и не задал его. Глаза его сузились, а худом лице отразилось недоумение. Когда он замет идущую Аманду, ему представилось, будто в нем произошел какой-то революционный, а, может быть, эволюционный — этого он точно не знал, переворот. Он сразу стал старше или осознал, что на него снизошло великое просветление, или же его слабые ноги вновь шутили твердую почву. Он решил, что причина ему известна — ее признаки были безошибочны. Чувство страшного стыда, желание ударить себя или закрыть глаза свидетельствовали о том, что он полностью утратил самообладание. Его ужасная слабость, должно быть, сделалась очевидной. Дурные предчувствия усилились, и он, не отрывая глаз и наморщив лоб, продолжал смотреть на девушку через зарешеченное окно.