Ночь огней

С тех пор как Джоди сбежала, с Элизабет Ренни творится что-то странное. Она становится моложе. Однажды утром она обнаружила, что коричневые пятна на руках исчезли. На следующий день волосы стали заметно гуще. Она катается на велосипеде Джоди по двору, и у нее не болят ноги! Когда Лора или Гленн звонят узнать новости о Джоди, Элизабет Ренни огрызается, как подросток. Лора говорит себе, что голос матери кажется таким высоким из-за помех на линии. Она понятия не имеет, что мать сменила свои старые лакированные туфли без каблука на мягкие черные балетки; что ее старческая бессонница перешла в глубокий сон без сновидений. Она в жизни не поверит, что Элизабет Ренни способна двадцать раз коснуться носков, как будто у нее все кости встали на место.

Она опять чувствует волнение юной девушки и заново знакомится с нетерпением и желанием. Она знает, что Джоди собирается в Калифорнию, и постоянно думает обо всем, чего не видела. Элизабет Ренни ждет внучку и не запирает дверь и, как только Джоди наконец приходит в ночь перед отъездом, хватает ее за руку и не отпускает. Она засыпает ее вопросами. Когда Джоди рассказывает, что у великана нет душа и ей приходилось мыть волосы в раковине, Элизабет Ренни загоняет ее под горячий душ. Она идет за внучкой в ванную и продолжает болтать, пока Джоди моется. От пара кожа Элизабет Ренни краснеет; волосы вьются вокруг лба. Джоди выходит из душа и видит молодую женщину, протягивающую ей полотенце. Джоди машет ей рукой, чертя круги в облаках пара.

— Не говори, куда вы едете, — наставляет Элизабет Ренни. — Еще проболтаюсь ненароком.

— В Сан-Франциско, — сообщает Джоди.

— Не говори! — повторяет Элизабет Ренни. Она идет за Джоди и сидит на кровати, пока внучка сушит волосы полотенцем. — Гостиница или мотель?

— Не знаю, — отвечает Джоди. — Напишу, как приедем.

Джоди достает из шкафа чемоданчик и кладет в него хлопковое платье, две белые футболки, белье, пару сандалий, черепаховые гребни. Она все время представляет, как прилетает в Калифорнию одна Она стоит рядом с серебристым багажным транспортером и ждет чемодан. Над самой головой проносятся самолеты, сотрясая своим ревом бетонный пол.

Они спускаются по лестнице. Джоди ставит чемодан у двери. Достает из-за холодильника банку диетического лимонада и с громким хлопком открывает. Она чувствует себя столетней старухой. Синдбад запрыгивает на стойку и трется о плечо Джоди. Она не жалеет, что лгала великану насчет больницы, но каждая ложь отнимала у нее кусочек души. Джоди отпивает лимонад, но обливается.

— Я немного нервничаю, — говорит она. — Вот и все.

Элизабет Ренни лезет в железную банку якобы из-под муки, достает немного денег и кладет на стол. Джоди глядит на деньги. Если бы внутри ее не было пусто, она разразилась бы слезами.

— Возьми, — говорит Элизабет Ренни, поскольку Джоди медлит.

Джоди сует деньги в карман. Она обнимает Элизабет Ренни и с удивлением замечает, какой маленькой стала бабушка.

Джоди отстраняется, берет тряпку и вытирает пролитый лимонад. Потом споласкивает тряпку и глядит в окно над раковиной. В соседнем доме горят огни: на кухне и в спальне на втором этаже. Хотя на западе еще светло, темнота окутала лужайку, и дом Вонни и Андре кажется маленьким и далеким. Джоди нечаянно прикусывает губу и чувствует вкус крови. Пора.

Звонит телефон. Джоди с бабушкой глядят друг на друга. Звонок тонкий, высокий, и Элизабет Ренни не двигается. Это Лора, кто же еще, и она в жизни не поверит, что никого нет дома. Когда звонок окончательно надоедает, Элизабет Ренни поднимает трубку и быстро кладет ее на место. Наверное, Джоди просто привыкла к заколотым волосам бабушки, но она готова поклясться, что со спины той не дашь больше восемнадцати.

— Вперед, — говорит Элизабет Ренни внучке, слегка сюсюкая, будто разговаривает с одной из своих кошек.

Джоди поднимает чемодан и идет к двери. Оглянувшись, она видит, что бабушка уже отвернулась и роется в шкафчике с кошачьим кормом. Телефон снова начинает трезвонить, и Элизабет Ренни вставляет в магнитофон Джоди кассету с Тиной Тернер. Поразительно, как музыка заглушает все прочие звуки и заполняет пустую комнату, вечно новая и свежая, даже если звучала уже тысячу раз.

Джоди находит великана во дворе. На нем старые джинсы и белая футболка.

— Эдди, — говорит Джоди, и оба вздрагивают. — Нам пора.

Он заходит в дом и надевает бело-голубую полосатую рубашку поверх футболки. Он не в силах прикоснуться к секретному сейфу в курятнике, но выносит чемоданы на улицу. Джоди уже ждет на дороге. Задняя дверь такси, которое она вызвала, распахнута. Таксист глотает воздух и не шевелится, пока великан открывает багажник и убирает чемоданы.

Водитель не произносит ни слова, но время от времени смотрит на великана в зеркало заднего вида. Он знает, что потеряет сознание, если великан заговорит с ним, но юноша и девушка молча смотрят в окна.

Ноги великана прижаты к водительскому сиденью; у него сводит бедра, оттого что пришлось сложиться и забраться в машину. Он вспоминает ночь своего приезда на остров; деревянную скамью, на которой сидел на пароме, и качку в темноте. Пахло сигарным дымом, шел дождь, и черное пальто кололо шею. В десять лет ему хватало ума выходить на люди только ночью. А сейчас почти полдень. Джоди запланировала долгое путешествие. В аэропорту округа Дьюкс Джоди могут узнать, поэтому они летят из бостонского аэропорта Логан. Джоди замаскировалась: намотала на голову шарф и нацепила солнечные очки в стальной оправе. Она не понимает, что, пока великан рядом, на нее никто лишний раз не посмотрит.

Когда они подъезжают к запруженной пристани и выходят из такси, великана слепит солнце. Джоди расплачивается с водителем, а великан забирает чемоданы из багажника. У него кружится голова. Джоди достает билеты и по дороге к парому проверяет в блокноте, все ли взяла Людей слишком много, и великану нечем дышать. Джоди не замечает, что люди пялятся, но великана не обманешь. Он смотрит прямо перед собой, пытается сосредоточиться на пароме и белой пене там, где волны разбиваются о нос корабля. Но солнце стоит прямо над головой, и с каждым шагом великану приходится продираться через собственную тень.

— Черт, — говорит великан, когда они подходят к деревянному трапу.

Джоди вспоминает вкус своей крови. Ей не хватит сил, чтобы удержать великана, даже если она попытается.

— Я забыл в такси билет на самолет, — сообщает великан.

Он роняет чемоданы и поворачивается.

— Погоди, — просит Джоди.

На ней открытое платье без рукавов и белые кожаные сандалии. Подол платья колышется от ветерка.

— Я мигом, — обещает великан.

Он бежит, и толпа расступается. Пространство за его спиной заполняется людьми, которые пытаются сохранить невозмутимость, благополучно избегнув опасности. Несмотря на толпу, Джоди долго видит великана: вот он пробегает мимо билетной кассы, стоянки такси, парковки… В хлопковом платье ей не жарко даже на солнце. Это хорошо, ведь в автобусе в аэропорт будет еще жарче. С последним гудком Джоди поднимается на паром и встает на верхней палубе у перил. Она знает, что великан уже на полпути домой, но все равно высматривает его на берегу даже после того, как паром отчаливает. Вода похожа на стекло, зеленая и прозрачная, и паром не в силах надолго возмутить ее гладкую поверхность. Они движутся к материку, и след за кормой тает, будто стирая всю память о прошедшем.

На похоронах ее родители не глядят на тебя. Твой приход — ошибка. Ты знаешь, что они могут читать твои мысли. Смерть их ребенка преследует тебя. Когда ты мысленно произносишь имя девочки, что-то внутри тебя рвется, и все же ты по десять раз на дню думаешь: «Слава богу, что это не мой ребенок». Всю дорогу с похорон ты потираешь в пальцах четвертак, но силовое поле, как ни странно, исчезло, и симптомов нет. Остановка на обочине, чтобы поплакать, — это не симптом.