Страница 6 из 28
Проходя мимо их стенда, Юрий с сочувственной миной мурлыкал:
Трудно было представить, чтобы подобная игривость могла ободряюще действовать на Песецкого; он взрывался и выпаливал что-то насчет пустой коробки на Юриных плечах. Впрочем, получалось у него неостроумно и несправедливо, — за последнее время Юра резко изменился. Постоянно возникающие затруднения приводили его в отчаяние, он давал себе слово махнуть на все рукой, не принимать близко к сердцу, но ожесточенное упорство Корсакова увлекло его несмотря на все его противодействие. Как шелуха, слетало с него напускное щегольство. Он стал все чаще появляться на работе в синенькой выцветшей спецовке, дело даже доходило до того, что Николай выговаривал ему за небритые щеки. Однако до поры до времени для Николая эти перемены оставались чисто внешними, пока один случай не заставил его внимательней присмотреться к юноше.
Однажды, когда монтаж усилителя заканчивался, Николай попросил Юру задержаться на вечер. Не терпелось снять на осциллографе характеристику усилителя. Юра замялся и стал отказываться.
— Что, кавалер, опять свидание? — спросил Николай и, безнадежно кивая головой, выслушал историю очередного увлечения своего помощника.
На следующее утро, придя в лабораторию, он застал Юру осматривающим вчерашние осциллограммы. Увидев его, Юра смешался. Он одернул спецовку и, глотнув воздуха, начал с запинкой:
— Николай Савельевич, я вчера решил изменить свои привычки. Мне теперь все, кроме работы, кажется скучным. Куда это годится: пошли мы вчера гулять, а у меня с ума не идет — какая мощность у вас получилась на выходе. Я стал Зине рассказывать про то, что мы обязательно обгоним Песецкого, а она зевает и тащит меня на танцы. Я пристыдил ее, что нет у нас взаимопонимания, и снова втолковываю, как, помните, вам понадобился моторчик на шесть тысяч оборотов, а такого мотора в институте не оказалось, и я сам сделал особый редуктор. Знаете, что она мне заявила? Что никакой доблести в моей возне нет, другое дело — если бы я что-нибудь свое изобрел, и зря я пыжусь, — ничего, мол, нового технике подобная стряпня не даст, и давно пора ее кончить. Так и выразилась — стряпня! Ну, мы окончательно рассорились.
— В чем же она, по-твоему, не права? — задумчиво спросил Николай.
Юра изумился.
— Почему не права? Она права. Все дело в том, что ей кажется, что это очень просто. Захотел — и придумал, пожалуйте новый регулятор. Я ей говорю, что вы с самого начала бьетесь над ним, да и я сам уже вторую неделю дома мудрю, как бы получше сделать, а она…
— Подожди, — оборвал его Николай, — с чего ты взял, что я бьюсь над новым типом регулятора?
Юра рассмеялся, заговорщицки подмигнул. — Уж я знаю ваш характер, Николай Савельевич, вы не станете чужие зады повторять. Вы только раньше времени звонить не любите.
— Все это чепуха, — покраснев, сердито сказал Николай. — У нас одна задача — сдать приборы к сроку. Понимаешь, выполнить задание в срок! И мы с тобою это сделаем! что бы нам ни твердили!..
В этот день ему с завода звонил Ильичев, приглашал приехать. Николай ответил отказом, сославшись на крайнюю занятость в связи с его заданием.
Так оно и было. В каждом своем слове он был искренен.
Но когда вечером Марков, встретившись с ним, как бы невзначай спросил его, не выбрался ли он еще на завод, — Николай ответил: «Где же там, ведь мы же просто ночей не спим», но в глубине души он чувствовал себя смущенным.
Усилитель не давал нужной мощности, стрелка ваттметра дрожала, словно упираясь в невидимую преграду, и не поднималась больше ни на одно деление:
— Еще, — коротко бросил Николай.
Юра неохотно вывел ручку реостата до отказа. Николай тронул кожух и ощутил неприятную теплоту. Усилитель быстро нагревался. Николай перебирал в уме возможные решения, отыскивая связь между обоими явлениями.
— Николай Савельевич, пахнет, — принюхиваясь, испуганно сказал Юра.
Николай уже сам чувствовал едкий запах горящей изоляции.
— Ничего, профессор, мы ему сейчас выжжем слабое место, — спокойно сказал Николай. Облизывая сухие губы, ждал. Мелькнуло в воспоминании: у Александра Константиновича была манера брать в руки капризничающий прибор и сильно встряхивать его, — либо все становилось на: место и прибор снова начинал работать, либо (и это случалось чаще) — от встряски окончательно отходила какая-нибудь слабо припаянная деталь, выскакивала расшатанная ось.
Из вентиляционных отверстий закурились серые жгуты дымков, треснула вспышка, и предохранители сгорели.
— Очень хорошо, — сказал Николай и, увидев огорченное лицо Юры, рассмеялся. — Не плачьте над трупами павших борцов, отрок. Самый короткий путь — это самый трудный и жестокий. Иди помоги Песецкому, пока я разберусь, в чем дело.
Отыскав очаг перегрузки, он мысленно восстановил ход разрушения. Стесненные размеры кожуха способствовали созданию помех такой силы, что помехи эти съедали мощность усилителя. Внезапно ему пришла мысль — нельзя ли одну, наиболее сильную из помех использовать самостоятельно, как новый принцип усиления. Он попробовал проверить свою догадку на бумаге, но ничего не выходило. Повсюду он натыкался на алюминиевые стенки кожуха. Он почти физически чувствовал, что задыхается в этом тесном, темном пространстве.
Неторопливо разорвал он рисунок, потом, сложив обрывки, снова разорвал их и так складывал и рвал их до тех пор, пока в руках остались только мелкие клочки. Он взял чистый лист и снова стал чертить усилитель, с удовольствием разрушая жесткие размеры кожуха. Он наслаждался простором, не смущаясь тем, что контактная система Харкера не могла вынести тяжести новой надстройки. Он, урча, грыз кончик карандаша, теребил свою память, чувствуя, что выход где-то рядом.
Нужно было перебрать весь каталог своих знаний, чтобы отыскать его — единственное возможное решение. Оно существовало, и если бы миновали недели, месяцы бесплодных поисков — уверенность его не поколебалась бы.
На другой день, сидя с Песецким в столовой, он вдруг посреди обеда отодвинул тарелку и невидящими глазами уставился на Песецкого.
— Что с вами, Николай Савельевич? — встревоженно спросил Песецкий.
Ничего, сказал Николай. Он вскочил и побежал наверх, к себе.
Ему вспомнилась его первая заброшенная идея, смутно возникавшая в то время, когда он еще не знал про статью Харкера и искал решения.
Где сказано, что усилитель должен сидеть на оси? Убрать его оттуда! Связать с контактами электрической связью, сбросить непосильный груз усилителя и освободить ось от громоздких подшипников, поставить ее тоньше, легче. Вот так. Прекрасно. А контакты сделать более мощными для того, чтобы использовать возможности усилителя.
Но тогда опять увеличится нагрузка на ось. А если убрать и контакты? Заменить их вспомогательными… Нет, не то, это какой-то компромисс…
Словно ухватив конец запутанного клубка, он потянул нить, и ход создания нового регулятора стал разворачиваться с неумолимой последовательностью. Новое место для усилителя влекло за собою другую кинематику, та в свою очередь обесценивала старые контакты.
А может быть, вообще отказаться от каких-либо контактов?
Осторожно, чуть ли не на цыпочках, боясь нарушить связь рассуждений, он подошел к харкеровскому регулятору. Впервые он видел его со стороны, отрешенно. Зализанное совершенство безвозвратно рушилось у него на глазах.
Итак, принять бесконтактную систему? Перебирая регуляторы известных фирм, он не находил ее и в то же время твердо знал, что она существовала, и не в виде принципа, а практически освоенной системой. У него преобладала зрительная память — сквозь пелену времени перед ним возникла сперва фотография, потом бумага, шрифт. Статья была написана на русском языке! Серая обложка. Журнал Всесоюзного электротехнического института. Незаслуженно забытое изобретение двух советских ученых… Бесконтактная система создавала ту естественную красивую простоту, которая вернее всяких расчетов подтверждает правильный выбор.