Ушелец

Пол Андерсон

Ушелец

Глава 1

Как всегда неожиданно, звездолет, прибывший с сигмы Дракона, перешел на другую орбиту. Он снизился до предела и теперь почти касался атмосферы Земли. Угляди его кто-нибудь, вставший еще до рассвета, он подумал бы, что это сверхновая. Многие, наверное, удивились бы, кое-кто посмотрел бы в небо с надеждой, кое-кто со страхом, но мало кто, видимо, принял бы это зрелище близко к сердцу. За три года все опасения как-то притупились.

Однако для жителей поселка Вэ все это было важно. Прибытие звездолета стало для них, теоонтологов, явлением, выходящим за рамки обычных духовных событий. По сути дела, это разрешило давным-давно назревший кризис духовности. В конце концов они ввели звездолет в свою обрядовую культуру и единственный в поселке телевизор включали лишь с той целью, чтобы не пропустить каких-либо сообщений о звездолете.

Один из тех, кто не спал этой ночью, затрубил в раковину и разбудил своих товарищей, в том числе Скипа, который лежал на тюфяке в комнате малышей Урании. Проснувшись, он замычал спросонья, зевнул, чертыхнулся и стал выкарабкиваться из-под одеял. Вообще-то глинобитные стены хорошо держали тепло, но окно осталось открытым, а ночи на северо-западе Нью-Мексико были прохладными. Скип поежился и глубоко вдохнул носом сухой воздух, слабо отдававший полынью. Он включил лампу дневного света и подумал, что, слава Богу, не нужно возиться со свечами. Сколь строго местные жители ни придерживались принципов примитивной жизни, им хватало здравого смысла понимать, что весь этот примитивизм весьма зависит от разумного использования сложной техники.

«Ну прямо янки при дворе короля Артура», — подумал Скип, когда впервые прибыл сюда.

Комната озарилась светом: мебель ручной работы, большой Зрак Божий, висящий на беленой стене. Урания была духопоклонницей. То ли она сама, то ли кто другой сделали для малышей смешных игрушечных человечков. На другой стене красовалась еще не законченная Скипом фреска со сказочными персонажами. В этой небольшой колонии народ оказался славным, и, когда Скип приехал сюда, его приняли вполне радушно.

В рюкзаке его лежали только приличный костюм, темно-синяя рубашка и брюки неопределенного покроя. Он не прихватил с собой модных ботинок с загнутыми вверх носами, ограничившись парой кроссовок. Войдя в общую гостиную, Скип обнаружил там Сандалфона и Уранию. Сандалфон был высок и носил пышную бороду; он служил культу Христа, а посему был облачен в черную рясу, поверх которой красовался отделанный бирюзой серебряный наперсный крест. Изящную фигуру Урании скрадывало накинутое на плечи индейское одеяло.

— Явился не запылился! — приветствовал его Сандалфон. — Сожалею, что сигнал сбора нарушил твой сон.

«Это что, намек?» — подумал Скип.

— Похоже, я опоздал, — заметил он. — Впрочем, если вы предпочитаете обойтись без посторонних… Или, скажем, нужно посидеть с мальчиками…

— Да брось ты! — сказала Урания и взяла Скипа за руку. — Не о чем беспокоиться. Мальчики спят и до нашего возвращения не проснутся. Что же до формальностей, то это общий ритуал, никаких культовых тайн. Так что оставайся. — Ее красивое лицо тронула улыбка. — Глядишь, и обратишься в нашу веру.

«Вот уж фигушки!» — подумал Скип и юркнул в ванную комнату. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы причесаться. Короткая стрижка, чуть ниже уха — никаких хлопот, по крайней мере минимум. Его каштановые кудри жили, казалось, своей собственной жизнью, и через пять минут от его прически обычно не оставалось и следа. Свою индивидуальность Скип проявлял тем, что был всегда чисто выбрит, хотя на самом деле причина этого заключалась в том, что в свои двадцать два года он был не в состоянии отрастить усы, которые не напоминали бы собой поле, подвергшееся нашествию саранчи.

«А это хорошая идея для карикатуры», — подумал Скип.

Впрочем, внешность у него была самая обыкновенная: среднего роста, коренастый, хотя довольно подвижный, курносый, лицо в веснушках, большие зеленые глаза.

Вернувшись, он нашел Сандалфона и Уранию в кухне. Они сидели на лавке за дощатым столом. Подле чайника и трех чашек курились благовония. К трубному зову раковины присоединились удары гонга откуда-то снаружи. Скип сначала усомнился, что дети спят, но потом решил, что, наверное, они привыкли к песнопениям и шуму, которыми сопровождались обычно местные обряды. Урания приложила палец к губам и жестом велела Скипу сесть. Сандалфон осенил стол крестным знаменем, Урания уставилась в свою чашку. Все трое чинно пили чай: горячий, ароматный, немного дурманящий.

«Похоже, с травкой», — подумал Скип.

Закончив чаепитие, Урания встала, взяла ожерелье из пестрых ракушек и надела его на шею Скипу. Тут все было неспроста. Поначалу Скип удивлялся тому, с какой тщательностью у вэйцев отработана символика ритуалов. Ведь этот поселок появился всего лет десять назад, и, стало быть, возраст первоисточника богослужений, откуда проистекала вся теоонтология, не превышал тридцати лет. Правда, вскоре Скип сообразил, что практически все было позаимствовано из древней традиции.

«Восприятие реальности есть главным образом продукт нашего разума, — пишет Джозвик. — Поэтому все воображаемое обретает истинность, хотя не целиком и в искаженном виде, и это лишний раз указывает нам на существование того космического единства, которое мы именуем Богом. Посредством медитации, посредством традиционной и нетрадиционной религии, с помощью мифов, науки, философии, искусства, посредством всего нашего опыта мы проникаем в наше бытие и, в конце концов, приближаемся к непосредственному восприятию божественного».

Воздержание, тяжкий труд и бесконечные молитвы вэйцы сочетали с разнузданными языческими обрядами, сопровождавшимися экстатическими состояниями. Отгородившись от современного мира, вэйцы с равным успехом занимались обычным земледелием и пользовались достижениями генной инженерии, у них были развиты ремесла, их товары за хорошую цену шли на городских рынках. И вообще вэйцам, похоже, не было никакого дела до того, что творится вне поселка.

«Ну и вляпался! — думал Скип. — Слишком строго тут для меня. Долго я здесь не задержусь, разве что девчонка какая-нибудь зацепит. И все же я не жалею, что приехал сюда».

Урания взяла его за руку, и сердце у него екнуло. Скип, похоже, опять влюбился. Впрочем, он постоянно был в кого-нибудь влюблен.

Они вышли на немощеную улицу, единственную в поселке. Горбатые глинобитные домики чернели на фоне еще темного неба, на котором сияли хрустальные звезды и Млечный Путь. В дальнем конце улицы старосты собирали своих людей подле костра. Там и сям покачивались фонари, развевались хоругви, слышались молитвы, мелькали возбужденные лица взрослых и подростков. Холодные сумерки наполнились громким топотом и паром, исходившим из человеческих глоток.

Сандалфон направился к людям, чья религиозная атрибутика выдавала в них христиан. Урания повела Скипа прямо к трем танцорам, на головах у которых были уборы из птичьих перьев. Лица их были закрыты масками. Те плясали перед толпой духопоклонников. Глухо забили тамтамы. По дороге Скип видел различные группы верующих, которые предпочитали видеть Бога в Браме, в Амида Буцу, в Змее и Оракуле. Раздались звуки флейты и лиры, послышались григорианские гимны. Фонари погасли, и люди семью колоннами, послушники в хвосте, потянулись на Назонову гору.

Луна уже почти села, но и при звездном свете были видны многочисленные серо-белые поля, которые тянулись к берегу реки, поросшему пирамидальными тополями. Камни, полынь, призрачная сова, величественные горы… Скип чувствовал в себе некое просветление: огромная, священная ночь.

Через полчаса они добрались до вершины. Там лежал большой жертвенный камень, на котором были выбиты слова: «Неведомому Богу». Вэйцы расположились подле камня и молча обратили лица к западу.

Над горизонтом появился светящийся звездолет, и округа огласилась протяжным воем: «О-о-о-о!..»