Соловьиная бухта

Она мне как то сказала, что заставила себя жить только ради родителей. Рана Жюстин почти зажила, но я прекрасно знаю, что временами она вспоминает погибшего Саймона и своего ребенка. Марго, ты плачешь, дорогая! Марго шмыгнула носом и покачала головой:

— Простите меня, мистер Росиньоль, просто у меня к горлу комок подкатил. Мне так стыдно. Вообще-то я не завистлива, но в глубине души немного завидовала Жюстин. Мне казалось, что она никогда не знала бед и страданий. Глупо было так думать лишь потому, что она умеет держать себя. По сравнению с ее несчастьями мои беды кажутся ничтожными. Просто все свалилось на меня в один год: я потеряла тетю, потом дядю, затем собиралась выйти замуж за одного человека, но в его жизни появилась девушка, которую он всегда любил. Но с тех пор, как я приехала сюда, все это почти прошло.

— Да уж, нет места лучше, чтобы исцелить разбитое сердце, — улыбнулся Франсуа. — Мы с Жюстин служим тому доказательством. — Он сжал руку Марго. — Ничего, когда-нибудь ты выйдешь замуж, и у тебя будет большая семья. А пока тебе, конечно, хочется иметь близких людей. Считай, что ты их нашла! Мари обожает, когда ты сидишь с детьми, если ей с Фрэнком нужно поехать в город. Флора Мактавиш сказала, что при необходимости ты не против поработать в мотеле, и главное — все уверены, что, работая в нашем музее, ты помогаешь сохранить наследие нашего городка. Я рад, что к нам решил заглянуть французский посол. И некоторые крупные чиновники из Крайстчерча тоже приняли приглашение.

Марго была по-настоящему счастлива, когда однажды Жюстин сказала:

— Я знаю, что ты собиралась путешествовать по Новой Зеландии, но мы привыкли к тебе, и нам очень хотелось бы, чтобы ты осталась. Ты нам нужна. Что, если мы организуем тебе поездку по Новой Зеландии, когда закончится туристический сезон?

Марго, под руководством Жюстин аккуратно раскатывающая тесто для пирога, со смехом ответила:

— Если бы я не была вся в муке, то крепко обняла бы вас. Не думаю, что у меня хватит силы воли уехать. Я полюбила это место, вас, мистера Росиньоля, девочек, Жюля, мадам. И свою работу. В Лондоне мне нравилось спасать от уничтожения предметы старины, но никогда не нравилось ими торговать. Я чувствовала себя настоящей расхитительницей древностей! Совсем другое дело — работа в Музее. Мне бы хотелось прожить здесь хотя бы год. Как же мне повезло! Не могу понять, почему вы все так добры ко мне.

— Первая причина — это ты сама, Марго, а вторая… Я почти никогда не вспоминаю об этом, но Франсуа — мой второй муж. Я вышла замуж в двадцать лет за человека, которого любила с двенадцати. Он заболел еще до рождения нашего ребенка. Ему сделали операцию, но он прожил всего неделю. Мы знали, что он не увидит ребенка, но все равно строили планы. Если бы родился мальчик, мы бы назвали его Саймоном, а если девочка — Марго, в честь его бабушки-француженки. Родилась девочка, но она появилась на свет мертвой. Я никак не могла смириться с этим. И даже теперь я часто смотрю на девочек ее возраста и думаю: «Она была бы сейчас такой же… А сейчас ей было бы двадцать пять». Как тебе, Марго. Когда я произношу твое имя, то у меня возникает странное чувство. Словно тебя прислал сюда сам Господь. Я не хочу навязывать тебе свое мнение, потому что это твоя жизнь, но если ты сможешь остаться с тетей Элизой, то этим заполнишь небольшую пустоту в моем сердце. Я хочу сказать, ту большую пустоту. Так, а теперь положи это тесто на фрукты. Я выбрала неподходящий момент для рассказа.

Марго бережно поставила пудинг, сняла фартук, обняла Жюстин и поцеловала ее в щеку.

— Спасибо, что поделились со мной, Жюстин. В моей жизни тоже есть пустота. Я никогда не шала своих родителей. Мама умерла почти в то же время, когда вы потеряли свою Марго. Ее разлучили с моим отцом.

— И он оставил тебя на воспитание тете? Или тоже умер?

— Он даже не знал, что у него будет ребенок. Жюстин я останусь здесь до тех пор, пока мадам будет нуждаться во мне. — И добавила про себя: «Надеюсь, Пьеру Лаверу так понравится в Англии, что он не захочет возвращаться».

До открытия музея оставалось совсем немного. Крайстчерские средства массовой информации — газеты, телевидение и радио — постоянно напоминают об этом. Почти каждая семья в окрестностях находила предметы старины, и на плечи Марго ложилась задача по их классификации.

Она мечтала создать каталог, потому что у некоторых экспонатов были очень увлекательные истории, передававшиеся из уст в уста. Марго дала интервью на телевидении, и оно было таким удачным, что руководство Кентерберийского музея попросило ее произнести речь во время открытия.

Марго смутилась, но Франсуа Росиньоль добродушно заметил:

— У нас нет никого более образованного в этой области, чем ты. Ты можешь сравнить наши экспонаты с теми, что хранятся в больших музеях и салонах Лондона. И тогда люди поймут, какими сокровищами мы владеем. И это событие совершенно изменит положение с мотелями Анри Лаверу. Этот музей станет настоящей туристической достопримечательностью. Ну как?

Марго не могла отказаться. Иногда, думая о Пьере Лаверу, она испытывала чувство вины. И она была благодарна ему за то, что он заполнил те первые пустые дни, когда она, по существу, уступила Джонатана Бетти — в основном во имя своих родителей.

Наконец настал торжественный день. Марго проснулась в пять утра и подошла к открытому окну. Солнце уже поднялось, его косые лучи освещали Перпл-Пик и сонные крыши Акароа. Над бухтой парили чайки, резко кричала в ветвях деревьев какая-то птица, в прозрачном воздухе сладко пахло жимолостью, гвоздиками и левкоем.

Мадам настояла, чтобы Марго надела выбранное ею нежно-розовое платье. Если не считать длину юбки, то такое платье могла носить и сама мадам в том старом саду, где ее впервые встретил Луи из далекой Нормандии. Уже много дней Марго почти не видела Флору и Мердока Мактавиш. В мотеле было много постояльцев, и Марго показалось, что Флора выглядит уставшей, но ее больше беспокоило, как скажется предстоящее событие на здоровье мадам.

Франсуа признал, что его поразило, с каким энтузиазмом трудились все его дети.

— Я даже не думал, что подростки могут интересоваться историей — обычно это приходит с годами, — особенно если они не являются прямыми потомками.

Марго поняла, что он хотел сказать. У тети Элизы не было детей. Двое ее сыновей погибли во Второй мировой войне. Ни у того ни у другого не было семьи. «Но Франсуа мне как сын, — сказала как-то мадам. — И замечательно, что он носит наше имя».

— Согласитесь, что Шарлотта и Леони стали гораздо сдержаннее, — поддразнила Франсуа Марго. — Думаю, сегодня вы можете ими гордиться. Леони, например, отчистила то железное кружевное ожерелье, которое мы откопали среди рыбных отходов. Адский труд, но теперь, когда он лежит на белом атласе, никто об этом даже не догадается.

Час пробил. Машины подъехавших гостей заполнили берег бухты, первые посетители начали входить в ворота и рассаживаться на приготовленных местах. Хорошо, что не было дождя, только легкий ветерок шевелил кроны тополей, а на вершинах красных эвкалиптов звенели птицы-колокольчики. Золотыми гроздьями цвел ракитник, розовели кларкии, такого же цвета, что и платье Марго со старомодными лентами из коричневого бархата. Нежным аромат разливали белые лилии, заставив Марго поверить, что здесь Рождество действительно наступало летом.

В гостиную вошел Франсуа и провозгласил:

— Пора на сцену. Официальные лица уже прибыли. Жюль, дай руку тете Элизе.

Когда Жюль помог мадам подняться на специально сооруженный помост, по толпе пронесся вздох восхищения. Жюстин попросила ее надеть по этому случаю старинный наряд. Марго подумала, что никогда не видела более элегантной и совершенной женщины, чем мадам Росиньоль в лиловом парчовом свадебном платье своей бабушки. У платья был расшитый лиф, пышные юбки украшали шелковые розы, а кружевные вышитые рукава спадали до самых запястий. На белых руках мадам сверкали бриллианты и опалы. Жюстин высоко зачесала ее прекрасные серебряные волосы и чуть тронула румянами выступающие скулы. На лице мадам четко выделялись черные брови. Ее юбки шелестели, когда она с улыбкой здоровалась со знакомыми. Жюстин взглянула на сына, и ее глаза чуть затуманились. Жюль не стал надевать старинный костюм, но купил в Крайстчерче черный шелковый широкий галстук, что в сочетании с узкими брюками придавало ему очень элегантный вид. За ними следовали Шарлотта в небесно-голубом платье и Леони в золотистом, прекрасно оттенявшем ее медные волосы.