Тяжелый круг

На четвертом препятствии еще две лошади не удержались на ногах и тяжело упали на землю с испуганным ржанием и всхрапами, Зяблик после падения пытался забраться в седло, но его сбил жокей Какикава.

Саша полусидел в седле на согнутых ногах, почти не касаясь тела лошади и наклонившись вперед, Парадокса не подгонял — берег его силы для мощного финишного рывка.

Когда прошли полтрассы, Саша с ужасом вспомнил наставление отца: «Сразу же бери скачку на себя, Парадокс способен всю ее вытянуть, а Мушкета Николаев сможет послать только один раз, на силу иди!»

Саша резко усилил темп скачки, подравнялся с Николаевым. Ров перескочили ухо в ухо. Саша продолжал посылать Парадокса и по дробной россыпи копыт сзади понял, что взял лидерство. Далеко ли удалось оторваться? Не стал оглядываться — впереди была каменная стенка.

Автоматически чуть подал колени вперед, в момент толчка прилег на шейный гребень лошади. Зависли над стенкой, Саша замер в сложенной позе над холкой, успел разглядеть внизу: камень выщерблен и в углубление нанесло ветром да лошадиными копытами земли, на которой цветет сейчас пастушья сумка. Провожал взглядом крохотные, с мушиный глаз, треугольные стручочки, а сосредоточен был весь на одном лишь — не покачнуться. Когда перескочили, чуть разогнулся, присел слегка в седло и снова прислушался к тому, что происходит сзади.

Сзади — топот, три четких тяжелых прыжка и лошадиный всхрап: Мушкет одолел стенку, значит, чуть-чуть только отстает.

Выигрышная прямая, последний хердель — до столба триста метров.

И это препятствие Парадокс взял без всяких колебаний, разве что чуть натужнее взмахнул головой и шеей при приземлении и чуть погнулся передними ногами. Словно бы желая исправить эту погрешность, в последний момент вскинул голову вверх размашисто и могуче, легко выбросил передние ноги как раз в тот миг, как опустились на землю на их место задние.

Да, кажется, все, никаких уж неожиданностей быть не может.

Но этот чертов Мушкет, этот дьявол Николаев!.. По дикому реву трибун Саша понял, что Олег достает его.

Мимо полосатого столба пронеслись вместе. Когда развернулись в паддок, Олег на Сашин вопрос — кто первый? — гримасу скорчил, по которой можно было бы судить, что он сомневался в своей победе, однако не решался утверждать наверняка. И судьи ответить на этот вопрос сразу не смогли, долго молчали на своей каланче: определяли победителя по фотофинишу.

Сообщили, что при одной и той же резвости Мушкет отбил ноздрю у Парадокса.

Это же надо — ноздрю! Да чтобы ее рассмотреть — микроскоп нужен! Саша был огорчен и рассержен — он был уверен, что судьи украли у него победу.

Трибуны долго не могли успокоиться, свистом и криком выражали свое несогласие так сердито, что Николаев даже постеснялся делать круг почета.

Глава четвертая

1

Сразу после скачек проводить Виолетту домой в Железноводск вызвались все четверо: Саша с Саней, Нарс и Олег. Каждый норовил оказаться рядом с ней, каждый старался внимание к себе привлечь — со стороны хорошо видно было, что эта светлоокая красавица окружена всеобщим восторгом и поклонением.

Она и сама это понимала, и, видимо, понимать это ей было приятно. Когда электричка вошла в узкий зеленый коридор и стала чуть притормаживать, Виолетта сказала:

— А ведь еще рано, мы могли бы при желании прогуляться на вершину горы Железной.

Прежде чем выйти в многотрудный поход, съели по мороженому и попили в бювете микстурной водички.

Дорога вьется спиралью по ровно и густо заросшему конусу Железной. Взбираешься — и то попадаешь под палящее солнце, то в подвальную сырость, то очутишься на сумасшедшем ветродуве, а то окунешься в парниковую густую теплынь.

Под прикрытием Бештау Виолетта шла в своей легкой беленькой кофточке-безрукавке. Когда впереди завиднелась гора Змейка и в листве деревьев свирепо загудел ветер, который на западном склоне усиливается еще больше, Саша Милашевский отдал Виолетте свою болонью. Но в погребе между Железной и Развалкой плащ уже не спасал от холода, и тогда предложил ей свою заморскую курточку с меховым воротником и множеством молний Олег Николаев.

— Вот какой водевиль с переодеванием получается! — пошутила Виолетта, однако потом менять одежду больше не захотела. Когда снова стал завывать ветер, Саша распахнул плащ, но Виолетта отказалась: — Мне и так тепло.

— Но ведь по ногам дует, мы-то в брюках, — настаивал Милашевский.

— Ничего! — уже с досадой ответила Виолетта, будто сказала: «Да отстань ты!» Она поддернула к подбородку замочек молнии, подняла воротник. — Славная какая курточка. Где такие нынче в моде?

Олег словно бы ждал этого вопроса — с такой охотой пустился рассказывать, причем рассказывал он одной только Виолетте, не спуская с нее своих рыжих глаз:

— В прошлом году повезло мне. Я прыгал на ипподромах в Австрии, в Польше и в Чехословакии. В Пардубицах, правда, был без платного места, но… — Олег тут сделал паузу.

Саня Касьянов, который очень настороженно слушал весь разговор и которому показалось, что Виолетта, отвергнув предложенный Милашевским плащ, дала отставку не только Саше, но и Сане с Наркисом, с трудно сдерживаемым раздражением добавил:

— Но и само участие в таком соревновании уже кое-что значит, ты хочешь выделить?

Олег был слишком знаменит, чтобы выглядеть в компании скромным и незаметным, но он был истинно значителен и потому не позволял себе позы и высокомерия. И сейчас он постарался ответить как можно дружелюбнее и проще:

— Под моим седлом была шестилетняя чистокровная кобыла, хорошо напрыганная, и раньше она в стипль-чезах ходила. Тренер потом меня ругал, да и в газетах писали, что мой «малый опыт международных встреч не позволил мне…», и так далее. Так что, Саня, считай, я один виноват.

— Вы, Олег, самый скромный жокей на свете! — сказала Виолетта шутливо, но с лица ее — Саня заметил это точно — впервые исчезла полуулыбка. На какое-то время она и Олег, хоть и вместе со всеми были, но как бы вдруг остались вдвоем среди всех — это так Сане увиделось. И он из-за этого не смог задать язвительного вопроса о том, какие именно газеты писали об Олеге, совсем другое решение принял — остановился и воскликнул, будто бы осененный свыше.

— Ребята! Мне же непременно надо быть на вечерней проездке. Онькин строго-настрого наказывал, а я и забыл. Так что — пока!

— Пока! — кажется, даже и обрадовался Олег.

— Бывай! — снисходительно бросил Саша.

— Пока-пока, — бесчувственно простился Нарс.

А Виолетта лишь торопливо кивнула своей легкодумной красивой головкой.

Саня, распрощавшись, сначала бодро сбегал вниз, но за первым же изгибом дороги притаился, обняв теплый ствол вяза: ребята продолжали себе медленно подниматься по терренкуру, голоса их слышались очень невнятно.

А что, собственно, стряслось? Чего удивительного в том, что Виолетта слушает Олега с большим, чем других ребят, участием, — он человек новый, к тому же весьма интересный. Ей просто любопытно, вот и все. И куртка, ясное дело, исключительная, всякий ее с удовольствием бы на себя надел. Да и не ради же простой утехи она молниями ширкает, холодно ведь. И, может, зря закапризничал? Может, вернуться?

Но нет, нет, это невозможно — вот если бы кто-нибудь из них, пусть не Виолетта даже, попросил его не уходить или хотя бы сейчас позвал…

Никто не звал, Сане стало жалко самого себя, и он обреченно поплелся вниз.

Да, конечно же, ей просто забавно!

Впрочем, это не важно.

В позапрошлом году он был в хороших, особенных отношениях с одной девочкой из параллельного класса. Звали ее Леной. Особенность отношений заключалась в том, что иногда они встречались вечером где-нибудь в потайном вроде бы месте и потом ходили бесцельно по улицам до тех пор, пока не замерзали руки-ноги (если это в непогоду совершалось) или пока за девять часов не переваливало — ей разрешалось возвращаться домой не позже полдесятого.