Страница 21 из 31
Впрочем, другие крепости уже зашатались, даже если это не было широко известно. Так, Швейцария больше не считалась подлинным налоговым раем, после того как в девяностые годы женевскую прокуратуру возглавил безумец. Бернар Бертоссй — так его звали — был избран в какой-то степени случайно: у них там некоторые административные должности занимают в результате всеобщего голосования. Таким образом женевские банки оказались под присмотром прокурора-социалиста! Социалиста на местный лад, конечно, то есть скорее леворадикала, чем большевика, но ведь все же социалиста! Мой друг Конрад (Конрад Хуммлер, президент Ассоциации частных банков Швейцарии) как-то представил мне этого мечтателя на одном из коктейлей. Бертосса, который на первый взгляд казался довольно симпатичным, сумел весьма сильно потрясти местные устои, потому что ему удалось переизбраться дважды! Этот прокурор отдал на растерзание общественному мнению нескольких диктаторов с мерзкими рожами и терроризировал банки, хранящие их денежки. Федеральному правительству пришлось последовать его примеру. Были приняты новые законы, более этичные. Увы, это не помогло! В 1990 году отмывание денег, полученных от продажи наркотиков и мафиозных операций, стало рассматриваться как нарушение федерального законодательства, обязательного к исполнению в кантонах. В таких случаях их статья 47, защищающая банковскую тайну, больше не действовала. Ее нарушение по-прежнему считалось преступлением, однако исключения из правила множились, к нашему несчастью! 1998 год стал началом нового этапа: отныне закон обязывал банкиров сообщать о любой подозрительной операции, иными словами, они должны были доносить на клиентов, которые приходили с полным чемоданом кэша. Банкир становился помощником правосудия, к тому же добровольным! Безумие! Такой же закон прошел и у нас. Заодно возникла тайная следственная структура Tracfin, которой было поручено выслеживать потенциальных преступников. Отныне жертвы — от UIММ[50] до депутата Жюльена Дрея — валились, как кегли, причем с большим грохотом.
— Вы собираетесь в ближайшее время делать вложения? — почтительно спросил меня ответственный сотрудник офиса, возвращая паспорт. — Тогда нам нужно уточнить некоторые технические детали.
Этот ключевой вопрос неожиданно вернул меня с небес на землю. Я, конечно, знал, о чем он мне скажет: кодовое слово, переговоры только с защищенных от прослушки телефонов или из телефонных кабин, обязательный звонок перед каждой операцией, теоретический потолок для вложений наличными, возможность создания компании-ширмы… Все эти технологии были мне хорошо известны, однако я притворился, что прилежно слушаю его. Воспоминание об Эрике В., легендарной фигуре Банка, снова посетило меня. Его самоубийство было почтенным, достойным, заслуживающим всяческого уважения, хотя сам по себе поступок представлялся абсурдным. Какое профессиональное прегрешение заслуживает подобной кары? Скольких известных клиентов или глав государства сдали с тех пор банки, охваченные неудержимым стремлением сотрудничать с властями?
Как мне помнится, первой жертвой банковской благонамеренности пало семейство Маркоса, зловещего филиппинского диктатора. Чуть позже банк, где имеется счет у президента Казахстана, напуганный угрозами Бертосса, слил швейцарскому правосудию «коррупционера Назарбаева». Забавный парадокс состоит в том, что сначала именно Назарбаев донес на своего главного оппонента бельгийским властям, и один высокомотивированный бельгийский судья обратился в прокуратуру Женевы с просьбой о юридической помощи. Тогда-то и открылось, что владельцем счета в том швейцарском банке, которым заинтересовалось следствие, является сам казахский президент! С тех пор список пострадавших рос с каждым днем: Салинас, брат мексиканского президента, затем Али Зардари, супруг госпожи Бхутто, — этот ловкий господин, который положил двенадцать миллионов долларов в банк Панамы, а овдовев, сумел пробиться на пост президента Пакистана и занял, таким образом, место супруги, убитой меньше чем за год до этого!
Несмотря на свои красивые заявления, европейцы, похоже, не слишком торопились возвращать деньги, украденные диктаторами. На этот счет у меня было немало сведений. Когда наш президент, всегда готовый увильнуть от щекотливого дела, поручил мне досье бывшего президента Нигерии Абачи, я столкнулся с множеством неразрешимых проблем. Нам уже давно удалось отследить одну из схем увода средств, которую использовал этот диктатор. Только в нашем Банке набралось сорок три миллиона долларов. Капля в море по сравнению с шестьюстами миллионами,
0 которых шла речь, однако весьма показательная капля — с точки зрения закона и условий перечисления всей этой налички, прокачанной через наш лондонский филиал. После того как FSA[51], британский аналог АМF, обвинил нас в отмывании денег, мы отказались давать прессе какие бы то ни было комментарии по этому делу. С другой стороны, мы предоставили весьма скупую информацию французскому правительству, спрятавшись за Criminal Justice Act, британский закон, направленный против отмывания денег, который мы ни в коей мере не нарушили. По крайней мере, так мы утверждали. А что происходило в это время во Франции? Знаменитый доблестный отряд Tracfin заморозил тридцать миллионов евро, размещенных диктатором на одном из счетов в Банке. И деньги не возвращены Нигерии по сей день.
Вопреки причитаниям праведников, в реальности все довольно справедливо: половина отмытых на планете денег вкладывается в развивающиеся страны и на свой лад участвует в процветании местных сообществ. Если резко приостановить эти инвестиции, выживание таких стран окажется под угрозой. Все просто. Однако кто возьмет на себя смелость защищать эту точку зрения?
Что же касается Мобуту, большого друга Ширака и Миттерана, то на сегодня ни один парижский следователь так и не сумел отыскать его заначку. За все это время Женеве удалось арестовать — в весьма шикарном учреждении города — лишь один из тридцати двух счетов диктатора, преодолев отчаянное сопротивление его адвоката Доминика Понсе, вхожего в высшее женевское общество.
Подобным образом разрешилось и знаменитое "дело фрегатов"[52]. Ролан Дюма[53] собственной персоной оценил размер комиссионных, фигурирующих в этом скандале, в восемьсот миллионов евро. И чьи же головы слетели, если не считать Альфреда Сирвена, экс Номера Два ELFAquitaine, и Андре Таралло, бывшего шефа ELF-Afrique! Да почти ничьи. Впрочем, нет! Пострадала одна не слишком ловкая неудачница. Бывшая любовница нашего пылкого министра иностранных дел, прислушавшись только — или не только — к своему сердцу, приняла самое идиотское в банковских анналах решение: Кристина Девье-Жонкур вернула французскому государству все два миллиона евро комиссионных, переведенных на ее швейцарский счет. Ну позволительно ли быть такой дурехой? Этот поступок не избавил ее ни от тюрьмы, ни от жесточайшей налоговой проверки, ни от бесконечного процесса, закончившегося приговором. Как видите, возврат денег — всегда неправильное решение.
Парень из банка протягивал мне бланк для открытия счета, а я размышлял об аргументах, изложенных на их интернет-сайте. Они сразу раскрывали карты: "Наше учреждение делает ставку на сохранение тайны как на средство обеспечения лояльности клиентов". Такой подход не мог мне не понравиться. Тем более что мое парижское изучение проверок, которым подвергались эти пять маленьких банков, принесло весьма удовлетворительные результаты: все они довольно талантливо ухитрились добиться того, чтобы о них забыли. Впрочем, тут имелось и темное пятно. Дело в том, что у Андорры вообще-то два соправителя. Об одном из них известно меньше, хотя его имя — Николя Саркози. Будучи президентом Французской Республики, согласно традиции, восходящей к XIII веку, он стоит во главе этого славного княжества, осуществляя над ним вроде бы строгую опеку. Но только в теории. А практика приберегла приятные сюрпризы. От кого зависит мой новый Ваша d'Andorra! Отнюдь не от французских налоговых властей, никаких сомнений на этот счет. И не от Банковской комиссии, потому что Андорра является воплощением государства в миниатюре и ее независимость гарантируется конституцией. Возможно, в какой-то момент будет задействован ЕЦБ, Европейский центральный банк: ведь здесь имеет хождение евро. Однако в текстах документов отсутствуют указания на право ЕЦБ контролировать какой-либо конкретный банк, так как эта роль отводится центральным банкам соответствующих государств. Так что, похоже, княжество смогло поднять принцип независимости на неслыханную высоту, обеспечив себе свободу жить в правовой прорехе и не зависеть ни от одного из известных законодательств. Я еще мог себе представить, что однажды какого нибудь французский министр позвонит президентам каждого из пяти чудом спасшихся банков. Но найдется ли на месте прокурор, готовый выполнить его угрозы? Если же такое случится, кто помешает мне перевести счет в другое место? Именно так я и поступлю, если внесу сумму, достаточную для возбуждения интереса французских налоговиков. Однако моего мелкого трюкачества с бонусами было явно недостаточно, и, для того чтобы привлечь их внимание, следовало совершить хотя бы небольшое ограбление!
50
UIMM (от франц. Union des industries et metiers de la metallurgie) — Объединение предприятий металлургической и горной промышленности, один из крупнейших профсоюзов Франции.
51
FSA (от англ. Financial Services Authority) — Управление по финансовому регулированию и надзору Великобритании.
52
Дело фрегатов — дело о покупке Тайванем во Франции военных кораблей. Не желая портить отношения с Китайской Народной Республикой, Париж осуществлял сделку через посредников. В ней была крайне заинтересована французская военная промышленность. Утверждалось, что ряд политиков и руководителей государственных компаний, причастных к военному бизнесу, заработали на ней миллионы долларов.
53
Ролан Дюма— бывший министр иностранных дел Франции.