Страница 51 из 58
«Красная звезда», может быть, куда-нибудь командирует.
Фаня очень старается. Она упорная. Учу с нею греческую мифологию, впервые в жизни.
Мы подходим к Берлину. Союзники не двигаются. Илья едет через три дня в Пруссию. Был салют, вошли в Бранденбургскую провинцию.
Фаня рассказала о себе. Она жила в Дубровицах. Их вывели из гетто (где они все, от мала до велика, вязали теплые вещи для германской армии) на площадь, на которой стояли пулеметы. Отец крикнул: «Бежим!», — но мать от ужаса не могла сдвинуться, а обе сестры Фани повисли на ней. Фаня мчалась за отцом через какие-то огороды до самого леса. Спасшихся оказалось несколько человек. Отец отвел девочку на хутор к знакомому сапожнику, который покупал у него кожу. Отец Фани был кошерным мясником[211]. Два его сына, как полагается в еврейской семье, учились в городе, в Ровно. Их судьба неизвестна, но мне кажется, что их нет в живых[212]. Отец ее был убит бендеровцами.
У Ины умирает отец.
Гема: «Если я сейчас поеду директором фронтовой группы, не поздно?» Хочет прийти в Берлин. Теперь все хотят. Как с партизанами: перед победой все в партизанах оказались.
Скоро мне 34 года, страшная цифра, близко к 40. А что позади? А что впереди?
Немцы наступают в Бельгии.
На «Алых парусах»: завидовала Фане — она впервые была в театре. Было много американских и французских летчиков. Толпа ужасная, плохо одетая и некрасивая.
Нет денег, нет своей комнаты.
1945 год
Не писала ни в день свадьбы, ни на Новый год. В наш день ездила в Лавруху, там паутина, сырость и мрак. Мама спекла пирог. Нина купила пирожные. Было 11 лет. Так и идет. Никогда не думала, что так сильно мое чувство. Новый год ночевала у Ины. Встречали вдвоем. Было мило и грустно. Дома встречали старшие: Таировы[213], Лидины и т. д.
Вчера разговаривала с французским евреем, убежавшим из Майданека. Типичный француз из бистро, очень мне понравился, но писать о нем довольно бессмысленно, Майданен «устарел». Вообще все устарело.
Гостит Гриша, у него роман с Валей Барнет.
Фаня ходит на елки, полный восторг, восприятие мира, как бывает в 8 лет.
Напечатан мой очерк в «Красной звезде». Ну и что? Ничего. Скоро поеду от них в Одессу.
Немцы в Бельгии все-таки остановлены. Но союзники требуют от нас 2-го фронта[214]. Гитлер в новогоднем приказе упомянул Илью как «сталинского еврея».
В Москве идет с успехом «Мадемуазель Нитуш». Еще модны собольи пелерины. Под Новый год творилось безумие — всем хотелось встречать: елки и жратва. Видимо, люди соскучились по «хорошей жизни», а война так далеко. На улицах разговоры о пирогах, о складчинах по 500 рублей. Кирсановы заплатили пай по 1000 рублей. В Доме кино тоже 1000 рублей.
А у меня денег нет, нужно лечить зубы, давать маме, в хозяйство, купить штаны, шапку, туфли. И все это действительно нужно.
Сегодня утром неудачи: «Информбюро» не выписали деньги, в Литфонде дают бумагу, но пришла не в тот час. Холодно. Сейчас придет какой-то бывший пленный. Может быть, буду о нем писать. Даже на хронике мало работы. Завтра получу 4900 рублей, из них военный налог — 1900 р., 1000 р. — Любе, 400 р. маме недодала, 130 р. долг, и ничего в будущем. 1-го снова маме, 10-го Любе и т. д. Надо что-нибудь продать.
Последние три дня беспрерывно салюты: в южной Пруссии, в Силезии, взяли наконец-то Варшаву, в Чехословакии — Копицы. Илья собирается ехать на фронт на автомобиле, это 1200 км. Была Ара из Белостока, поляки стреляют в наших, девушки-связистки беременеют, любовные проблемы. Перевела «Предсмертные письма» французов[215]. От Беллы письмо. Малик[216] жива. Радио сообщило: в Париже нет электричества, нет топлива, нет еды. Теперь и там узнают войну. «Красная звезда» предлагает послать меня, куда я выберу. Но у них всюду корреспонденты, и получше меня.
Вчера рождение Ильи, в гостях Савы. У Сорокиных: «Наши в Пруссии сажают детей на штыки». У Гарро видела мужа и жену из Парижа. Рассказывают, что банка молока стоит 100–200 франков. Детям до года дают молоко. Нет угля, электричества, газа, почти не ходят поезда. В Париже голодают, в кафе только пиво.
Илья говорит исключительно о своем отъезде в Пруссию.
Наступление продолжается. В Москве разговоры: «До Берлина?»
Вчера Илья уехал в Пруссию.
Мне очень одиноко. Сейчас Уголек лег в кресло: вознаграждение мне за то, что я его приласкала, а ему хочется к Любе, там гости. Позвонила вдруг Софа. Лева на фронте.
Боренька!
Еду в Одессу встречать пароход с нашими репатриантами.
В поезде в Одессу мой сосед по полке, полковник, оказался антисемитом, который, не закрывая рта, хвастался тем, что получил какое-то количество орденов, что только чисто русские могут так хорошо воевать, а вот евреи отсиживаются в тылу. Я с ним не вступала в разговор, но раз не выдержала и поплакала в вонючей уборной.
Одессу я заочно любила: она была так хорошо описана, да и много моих знакомых писателей были родом из нее. Город оказался совсем другим, чем я его себе представляла. На вокзале — нет вокзала. Встречающие плачут, истерически кричат: «Ой, Женя, Женя!» На площади бублики, семечки и извозчики! Поход по гостиницам. «Лондонская» многозначительно: «Для гостей». Каких?! Пошла к военному коменданту, шутки с отдаванием чести, развод патрулей и засекреченный в бумажке пароль. Прибыл эшелон с больными. Комендант: «Знаем этих одесситов!» После того как третий раз доложили, что больные заразные, комендант дал разрешение.
Дул холодный ветер, море неприветливо. Мертвый порт, темные улицы, электростанция взорвана, всюду очереди. Веселое беспечное население недовольно приходом советских войск: при румынах — частная торговля, было полно товаров, а какая мануфактура! Евреев они, правда, расстреляли, но сделали это под нажимом немца, а сами никому зла не желали. И за хлебом не надо было стоять в очередях. Поместили меня в гостинице «Красная». Вечером рассказ горничной: «Румынки изящные, чудесно одетые. Наши сразу переняли моду, завили надо лбом кудряшки. Румынки наших презирали, а их мужчины жили с нашими девушками. Мало кто из девушек не путался. У моей соседки родилась хорошенькая девочка от румына. Жили или спекуляцией, или работали на румын. Я шила кофточки и продавала их на рынке. Евреев не трогали сначала, загнали в гетто, но оттуда многие спаслись. Когда взорвалось Энкаведе, то 30 человек повесили у вокзала, и долго они висели. Базар был замечательный, сидит баба, а рядом стопки яркого ситца по 60 марок. Такого мы и не видели».
Дали талон на баню, здесь я впервые за неделю разделась. Обнаружила, что за неделю, проведенную в нетопленой Одессе, у меня завелись платяные вши. В гостинице: нет отопления, нет воды, нет света. А пароход все не прибывает, и никто не знает, когда его ждать. Швейцар в старой форме рассказывает, как ездил в Палестину: «Есть мне нечего было, жить негде, на работу не берут. Ночь провел в городском сквере. Утром прямо со скамейки, где ночевал, сорвал несколько апельсинов и позавтракал».
В ожидании парохода ходила на бывший завод им. Марти. Там идет расчистка цехов. С моей точки зрения, это груда развалин, но, оказывается, два цеха уже работают, хотя они без крыш. Немцы вошли в Одессу недели за две до того, как Красная Армия отбила ее, и то ли ими, то ли во время боев город был разрушен. До немцев здесь были румыны, и Одессу освободили 11 апреля, а 12-го началась расчистка завода. Страшные развалины: пустые коробки цехов, неровные, изгрызенные стены, груда кирпича, изогнутые балки перекрытий, у берега какие-то суда, всюду кучи известки и кое-где струйки дыма — завод горел. В первую очередь восстановили литейный цех, и он до сих пор функционирует без крыши. Я думаю, что в первую очередь на кирпичной стене написали лозунг: «Из пепла и развалин восстановим завод». Разве у нас можно без лозунга! Одной из бригад девушек руководит Аня Бельская. Энергичная девушка, но строителям очень трудно — нет материала. Наконец военный комендант сообщил мне, что пароход ожидают сегодня, и дал пропуск в порт.
211
Отец Фани — был не мясником, а прасолом, оптовым скупщиком скота и сельхозпродуктов.(Прим. ред.).
212
Оба брата Фани спаслись. Они узнали ее адрес, приехали в Москву за сестренкой. Я ей сказала, что она должна сама решать, уезжать ли ей, и ушла из дома. Мы тогда жили на улице Горького. Фаня нагнала меня на остановке троллейбуса и сказала, что остается со мной. Не буду скрывать, я очень обрадовалась ее решению. Братья живут в Израиле, и Фаня несколько раз виделась с ними во Франции, а сейчас ездит к ним в Израиль.
213
Таиров Александр Яковлевич (1885–1950) — режиссер, основатель Камерного театра в Москве; Коонен Алиса Георгиевна (1889–1974) — актриса этого театра.(Прим. ред.).
214
В декабре 1944 г. началось мощное немецкое контрнаступление против американских войск в Арденнах, и союзники потребовали от СССР срочной интенсификации военных действий на Восточном фронте.(Прим. ред.).
215
Эту книжечку издали, и я недавно обнаружила ее в своей библиотеке.
216
Немецкое издательство «Мелик-Ферлаг» подарило Илье таксу, которую назвали «Малик». Собака пережила с моими тетями войну, но в Москву ее не привезли.