Год французов

Но вот Гош призвал их в свою каюту. Решение принято. С утренним отливом французы уходят, и Тон с ними. Эскадру придется расформировать. Тон стоял на палубе, то ли напевая, то ли бормоча, и смотрел на удаляющийся берег. Вернувшись во Францию, он вновь засел за памятные записки, призывая повторить кампанию. А высоко над ним, в запутанных лабиринтах французской политики, корчилась, натыкаясь на тупики, Директория. Умер Гош, опора и надежда Тона. Памятные записки множились в числе и объеме, просьбы звучали все настоятельнее. Он получил аудиенцию у очередного баловня судьбы, генерала Бонапарта, бледного, худощавого, со жгучими черными глазами. Генерал равнодушно выслушал его и распрощался. В Париже маленькая колония ирландских изгоев пополнилась новыми членами Общества объединенных ирландцев: Люинс и Напер Танди из Дублина, Бартолемью Тилинг из Белфаста. А в Гамбурге с французскими представителями встречались Эдвард Фицджералд и Артур О’Коннор. Они рассказали о распрях в дублинской Директории. Белфаст предлагал поднять восстание осенью этого, девяносто седьмого года. Дублин же настаивал на весне будущего года. Без помощи Франции Том Эммет воевать не согласен. А О’Коннор хотел в любом случае поднять народ. В Уиклоу и Уэксфорд введены войска, в Белфасте и Антриме Объединенным ирландцам приходилось туго. Еще немного, и время будет упущено.

Каждый день Тон беседовал с членами Директории, упрямо настаивая на своем. «Не исключена возможность, отвечали ему, что Франция и пошлет ограниченный контингент в Ирландию, а Голландия снарядит корабли». Осенью 1797 года голландский флот был наголову разбит при Кампердауне. А во Франции собрали английский экспедиционный корпус под командованием Бонапарта. Тону вторично удалось встретиться с генералом, он развернул перед ним карты и планы. Бонапарт молча следил за тонкой проворной рукой ирландца, порхавшей над островом, похожим на картофелину: вот каков береговой рельеф, вот бухты, судоходные реки.

— Вы отважный человек, — сказал Бонапарт ровным, бесстрастным, как у самого Тона, голосом.

Плодов эта встреча не дала. Бонапарт замышлял египетскую кампанию, собирал войска, и мало-помалу английский экспедиционный корпус таял. Тон все это видел, но не сдавался. В Директории над ним уже подшучивали, величая «ирландским полководцем» и «неистовым ирландцем», впрочем, за ним — целый народ, готовый к восстанию, а это уже дело нешуточное.

В начале мая до Парижа долетела весть, что восстание назначено на двадцать четвертое число сего месяца. Потом пришли еще две весточки, и связь прервалась. Утром двадцать четвертого мая вооруженные пистолетами и пиками люди захватили почтовые кареты на выезде из Дублина. Таков был сигнал к восстанию. Толпы Объединенных ирландцев поднялись и в холмистых краях Северного Антрима, и на юге, в деревушках Уэксфорда. Тон незамедлительно покинул Руан, где стояла его часть, и верхом прискакал в Париж. И вновь принялся убеждать Директорию. Однако дело не двигалось. Тон исчерпал все разумные доводы, он потерял сон, запил, здоровье его расстроилось. И тогда он прибег ко лжи. Дескать, каждый ирландец, будь то католик и пресвитерианин, присягнул на верность Обществу. На борьбу поднимутся все графства как один, стоит им только завидеть французские паруса. Восстание началось, его нужно поддержать. Но Директория отмалчивалась. Он встречался с Груши, Килмэном, Эмбером на побережье, где стояли их части, и умолял послать войска не мешкая. Они соглашались, что такую возможность нельзя упускать. На худой конец это отвлечет силы Англии и развяжет руки Бонапарту. Килмэн, чьи предки были из Ирландии, с воодушевлением поддержал Тона, как, впрочем, и давний его союзник Эмбер.

Они сидели друг против друга за маленьким столом, и Эмбер подробно расспрашивал: верные ли у Тона сведения? Сколь распространена организация — Объединенные ирландцы? Можно ли на нее полагаться? Есть ли в ней государственные деятели и люди состоятельные? Тщательно ли велась подготовка к восстанию? У Тона даже закружилась голова — сейчас все поставлено на карту, либо пан, либо пропал, и он рискнул сказать Эмберу правду: Общество объединенных ирландцев — очень пестрая по составу организация, скорее вынужденный союз городских радикалов, пресвитериан с севера и католиков с юга. Правы не О’Коннор с Фицджералдом, а Том Эммет: без поддержки Франции восставать бессмысленно. Но пришли Франция крупный отряд, и все переменится. В каждом ирландце живет затаенная, незатухающая ненависть к поработителям-англичанам. Нужно только заронить надежду на победу.

Выслушав его, Эмбер улыбнулся, с ленцой прикрыв глаза, точно огромный, сознающий свою силу кот.

— Значит, вы обманывали Директорию. Неудивительно, что Бонапарт назвал вас отважным человеком.

Тон нетерпеливо тряхнул головой — по-французски теперь он изъяснялся много свободнее.

— Я просто внушал им, что в их силах освободить Ирландию. И это правда. Может, кое-что я и преувеличил. Но не все ли равно. Победителей не судят!

— Победителей не судят! — повторил Эмбер, все еще улыбаясь.

— Господи, мне ли доказывать французскому генералу, что порой необходимо идти на риск?! Да, это риск. Но не напрасный.

— А если не победим? — спросил Эмбер. — Франции это обойдется в целую армию.

Тон лишь повел плечами.

— Мы непременно победим.

— А почему вы решили раскрыть мне все карты? — поинтересовался Эмбер.

— Мне известна ваша репутация, — ответил Тон. — Лучшего командующего среди ваших генералов нам не найти.

— Это из-за победы в Вандее? Так сколько уж воды утекло. Время на месте не стоит. — Он отодвинул стул и сел, засунув руки за пояс на большом животе. — Мы с Килмэном уже написали в Париж, посоветовали снарядить армию в Ирландию. Ну, что вы на это скажете?

— Пусть снаряжают армию побольше, — немедля откликнулся Тон, — либо делать все как следует, либо вообще не браться. Кораблей и солдат должно быть не меньше, чем у Гоша, пока не подавлено восстание в Ольстере и Ленстере.

Эмбер улыбнулся шире.

— Вы поразительный человек, ирландский полководец. Вам бы родиться французом.

— Однако я — ирландец, со всем и хорошим, и дурным, присущим ирландскому характеру.

— Думаю, мы изучим ирландский характер, — пообещал Эмбер.

С того памятного разговора прошла неделя — позади годы просьб и увещеваний. Тон шагал мимо мостов через Сену, не замечая их, душа его зашлась от ликования. Впрочем, в уголке памяти запечатлелись и мосты, только другие, через родную Лиффи, рядом здание Четырех судов, и таможня, и парламент.

Он зашел в людное кафе, протолкался к столику в углу, где сидели Люинс и Бартолемью Тилинг, поджидая его. Увидев почти пустую бутылку бургундского, он покачал головой и, подозвав официанта, заказал новую. Перевел дыхание, как заправский актер, выдержал паузу и будто невзначай обронил:

— Сегодня все решилось. Нам дают достаточно кораблей и войск. Выступаем в конце месяца.

— Что значит «достаточно»? — спросил Люинс.

— Тысяча солдат под командой моего любимца Эмбера, пять тысяч солдат поведет следом Килмэн. Ça ira, çа ira.[18]

— Чудо, просто чудо! — воскликнул Тилинг.

— Ах, Тилинг, вы, как истый белфастский католик, только в чудеса и верите. А это чудо свершили мы: непреклонная вера в наше правое дело да мой гений. Неистов в бою, мудр в переговорах, прост и безыскусен, как мальчишка среди друзей. Таков гражданин Уолф Тон Дублинский, одолевший Директорию. Дело сделано, бумаги готовы: подписаны и отправлены. Полковник Тон будет сопровождать Арди, полковник Тилинг — Эмбера. А гражданин Люинс прикомандировывается к штабу генерала Килмэна. Кстати, его ирландское происхождение нам ничуть не помешало. Ничуть.

— Что значит «поведет следом»? — спросил Тилинг. — Не понимаю.

— Это значит, что Эмбер и Арди должны высадиться и заручиться поддержкой местного населения. Недели, скажем, им хватит, и следом выйдут корабли Килмэна. Все честь по чести. Они возьмут курс на Ольстер, чтобы помочь вашему, Бартолемью, другу — Мак-Кракену. Командовать Объединенные ирландцы и французы будут на равных. На этом настоял я, гражданин будущей республики, в которую верили и которую лелеяли те немногие, кому знакомо мое имя. — Краем глаза он поймал свое отражение в зеркале и подмигнул.