Страница 86 из 88
Ваше Превосходительство,
Опасение, что я не смогу изыскать благоприятную возможность, чтобы живописать Вашему Превосходительству мое горестное состояние, а пуще того нужду, в которой я нахожусь, понуждает меня умолять вас как можно скорее представить на рассмотрение Е. И. В. прошение, которое я имею честь вам вручить. Только бедственное положение может служить оправданием моей назойливости, но оно никогда не сотрет из моего сердца чувства признательности, с которым я имею честь пребывать, и проч.
Степан Заннович (1773–1775)
Милостивый Государь, восьмидесятилетний старец, едва избежавший смерти, воскрес, чтобы поблагодарить господина графа Занновича. У него нет сил писать, но и в том плачевном состоянии, в котором он находится, его сердце и ум признательны за милости и чудесные стихи, которыми господин граф его почтил, и которые он недавно получил.
Слабость не позволяет ему долго распространяться о тех чувствах, которые вызвало у него письмо, пришедшее из Турина; он может лишь изъявить свою благодарность, уважение и почтение к автору. Он умрет его почтительнейшим и покорнейшим слугой
Печатая в Gazzetta universale (19 февраля 1774) свое «посмертное» послание к фернейскому патриарху, Заннович использует элементы вольтеровского мифа, сконцентрированные в его письме, где даже стертые формулы вежливости становятся предметом литературной игры: философ, подобно мессии, умирает и возрождается, он смотрит на себя со стороны, уже из другого мира (третье лицо в письме Вольтера: «Он умрет его почтительнейшим и покорнейшим слугой»). При этом Заннович предлагает патриарху пример образцовой и спокойной философской смерти, тогда как памфлетисты заранее изображали, как Вольтера-антихриста, подобно Дон-Жуану, дьявол унесет в преисподнюю[759]. Вольтер действительно умирал мучительно, от чрезмерной дозы опиума. Его врач Троншен рассказывал: «Эта смерть мирной не была. Г-н де Вольтер впал в чудовищный транс, крича в ярости: „Я оставлен Богом и людьми“. Он кусал пальцы и, сунув руку в ночной горшок, схватил и съел то, что там находилось. Хотел бы я, чтобы все, кто прельстился его книгами, были свидетелями этой смерти. Выдержать подобное зрелище было невозможно» (Gazzette de Cologne, 7 июля 1778 г.)[760]. Но и сам Заннович, которого с юности преследовала мания смерти, умер не легко — в тюрьме он перерезал себе вены осколком стекла.
Милостивый Государь, Вы просите меня продолжать мои Далматинские письма. Но Боже мой, в какой критический момент вы увещеваете мой разум! Я болен, и чувствительное сердце мое пребывает в такой меланхолии, что с недавних пор беспрестанно сохнет.
Исповедник, врач и аптекарь стали моими Аристотелем, Гомером, Сократом и Галилеем. Эти достопочтенные, но ненавистные персоны окружили мою постель и сражаются вместе: кто спасает тело, а кто душу — обессиленную и в растерянности, что покидает мои уста.
Беды, вызванные письмом от 28 ноября[*], быстрыми шагами приведут меня ко гробу. Я молод, но в подобном состоянии, когда мне суждено умереть, я старше всех людей на земле. В столь печальном положении меня утешает одно: вечность меня не страшит. Я вижу, как приближаюсь к Господу, с очами, полными желания, и столь сильного, что все говорит мне о милосердии, постоянстве, прощении, благости и надежде; вера помогает мне все превозмочь и почитать за счастье оставить эту жалкую плоть, что купно с моими чувствами ведет упорную и опасную войну с людскими добродетелями; если милосердный Бог снизойдет до моих молитв и обета терпения, с которым я свершил полное треволнений двадцатилетнее паломничество чрез заблуждения человечества, впавшего в грех и соблазн, я буду вечно наслаждаться благами, которых все прочие не могут себе даровать.
Теперь я знаю, что лучше иметь ум благой, а не острый. Я кажусь себе значительней, чем я есть, исцеленным от всех хворей, когда думаю о величии и милосердии Господа… Но, Боже правый… слабость членов не дает мне излить мои сердечные чувства.
Если я умру, в чем нет сомнений, я умру христианином и католиком[763]. Такая кончина — спасение от зияющей вечности: потому и после смерти моей надеюсь быть вам полезным, ибо обещаю помнить о вас. Прощайте.
Перепечатывая письмо в переводе на немецкий, газета Gothaische gelehrte Zeitungen (№ 20, 30 марта 1774) снабдила его следующим примечанием: «Граф Заннович был далматинцем и пламенным гением, окруженным толпой почитателей. Он дружил и переписывался с виднейшими учеными Европы. Он придерживался заблуждений свободомыслия, но расстался с ними, как о том свидетельствует письмо, написанное накануне смерти. Мы не беремся судить о том, получил ли действительно г-н де Вольтер это письмо и принадлежит ли оно на самом деле перу графа»[764].
Его Императорскому Величеству
Екатерине Великой
16 7бря 1775, Дрезден и потом Варшава
Если рок не позволит мне воспользоваться благоприятным случаем и увидеть Вашу Августейшую Особу, у которой на челе начертаны знаки истинной добродетели, соблаговолите, В. И. В., причислить меня к своим далеким почитателям и поклонникам.
Я Философ из Черногории. Ах, как странно другу Людей находиться в окружении Варваров!.. Правду сказать, это чудо, равное тому, что на Российском престоле мы зрим Даму, превосходящую всех ученостью и вознесенную над всеми мужчинами Империи более обширной, чем некогда Римская. Я не богат, более того, нынче я дошел до крайней нищеты, за хвалы не взыскуя и не получая награды от хвалимого. Воистину, не часто случается возносить хвалы, ибо многочисленные пороки нынешнего века принуждают меня указывать на Антихриста.
Нынче я осмелился писать к В. И. В., послать вам мой портрет, изготовленный в Париже, и публично посвятить вам Стихи, в честь полезнейшего и добродетельного по природе своей Честолюбия вашего и великой заслуги быть Покровительницей Добродетели.
Если бы существовало много Екатерин II, я повременил бы и сперва снискал известность, воспев ее деяния в Поэме ученой и длинной, наподобие Тассо; Божьей милостью и усердными трудами я добился того, что коронован Поэтом и поелику дело обстоит иначе, соблаговолите принять в качестве любезного подношения мой Дар, хоть он и Малый. За сим, смею Вас уверить, что Честолюбие мое будет удовлетворено не иначе, как званием вашего Поэта и Историка.
Вот Портрет и Хвала, по праву причитающиеся В. И. В. Мне остается только восхищаться Вами и горячо надеяться увидеть вблизи Великую императрицу, которая издали, как Солнце, несет благодеяния Миру словесности, политики и войны.
Я был в Черногории. Сей народ уже находится под вашим высочайшим Покровительством, но я увидал, что он беден и разорен прошедшей войной. Правду сказать, что за их отношение к Степану Малому не заслуживают они, как в прежние годы, благодеяний, изливаемых великой Россией. Но что же? Дух невежества и смуты стал причиной разорения народа, который более других досаждал России в этой войне. Посему
Историю мою с черногорцами В. И. В. может в подробностях узнать от великого своего министра Потемкина. Я должен был прибыть вместе с Полномочным Архимандритом Черногории, дабы припасть к ногам его величества, вместо того чтобы философствовать с мужчинами и складывать в Дрездене стихи для Вдовствующей Курфюрстины Саксонской, а нынче в Варшаве для Понятовского. О, жестокий жребий для столь возвышенной Души, как моя! Я утешаюсь тем, что если римский диктатор Марий умер в нищете, я все-таки живу среди разобщенных польских конфедератов, в надежде возродиться однажды под бессмертной сенью Екатерины II. Но слишком я Малый, чтобы говорить обо мне, и не смею надеяться на помощь и покровительство. И Архимандрит, и бедные Черногорцы, и я надеемся только на благодеяния В. И. В. Пусть же Архимандриту Петру Петровичу будет дарована милость испить в уголке из великого фонтана Императорских благодеяний, а если мне еще суждено отправиться в путь, первую же поездку я совершу в Петербург, чтобы самому объявить о том, что имею честь навеки пребывать перед лицом всего света
757
Abaisi, prince de Palestine (!).
758
Best D18602.
759
Baecque A. de. La gloire et l’effroi. Sept morts sous la Terreur. Paris: Grasset, 1997. P. 55.
760
Цит. no: Baecque A. de. Op. cit. P. 56.
761
Оригинал по-итальянски. Опубл.: Venturi F. Rousseau e Voltaire nelle avventure cosmopolite del conte Stefano Za
*
Речь идет о письме, озаглавленном «Философ 21 года к философу 79 лет», которое навлекло на него преследования (примечание, помещенное в газете).
763
Избранная Занновичем формула говорит, что он знает и другую веру — православную.
764
Gothaische gelehrte Zeitungen, 20 ten Stück den 30 ten Merz 1774. P. 157–158. Я благодарю Анри Гросса, который помог мне в переводе с немецкого.
765
АВПРИ. Ф. 14. Оп. 14Z. Ед. хр. 1. Л. 1–2 об. Оригинал по-итальянски. В деле также хранится французский перевод (л. 4–5) — свидетельство того, что императрица или ее секретари захотели прочесть письмо. Напомним, что во времена Елизаветы Петровны переводили на русский.
766
Второй стихотворный отрывок написан по-французски.