Страница 69 из 88
Подобно Степану Занновичу, малороссиянин Иван Тревогин (или Тревога, 1761–1790) похож одновременно на российского самозванца и западного авантюриста. Соперничает он не с государями, а с Творцом, ибо придумывает себе царство, сочиняет языки, историю и географию, создает законы и учреждения. После учебы в Харькове, обвинения в краже, работы в типографии Санкт-Петербургской Академии наук он издает журнал «Парнасские новости» (1782), разоряется, бежит от кредиторов, нанимается в матросы, бедствует в Голландии и в 1783 г. попадает в Париж[600]. Он обращается за помощью к послу И. С. Барятинскому, приукрасив несколько свою историю. Потом живет в пансионе, дружит с секретарем посольства коллекционером П. Дубровским, ходит в библиотеки, составляет записку о парижских достопримечательностях. Чтобы придать себе весу в глазах французов, Тревогин решает выдать себя за принца Голкондского и принимает имя Нар-Толонда. За долги и кражу серебра он попадает в Бастилию (подобно поминавшемуся ранее принцу Ангольскому) и там решает твердо следовать легенде. В тюрьме ему устраивают самую простую проверку: вызывают врача, чтобы выяснить, обрезан он или нет. Во время следствия, на допросах Тревогин написал и изложил свою романизированную биографию, соединив топосы восточного авантюрного романа и эпизоды своей собственной жизни, полной приключений (А. Л. Топорков изящно сопоставляет текст Тревогина с романом Ф. Эмина «Непостоянная фортуна»). Наиболее традиционно начало: смерть отца, нападение врагов, предательство, потеря трона, рабство, бегство, скитания, страна негров — все то, что в разных вариантах мы видели в алхимической литературе, у Калиостро, Таракановой, у самозванцев. Правдивый рассказ о своей судьбе он позже составил уже по-русски, когда его переправили из Бастилии в Петропавловскую крепость. «Историю Ивана Тревоги» можно расценить как одну из первых русских автобиографических повестей. В России он попробовал отрешиться от легенды и превратить ее в роман («Несчастный принц восточный, или Жизнь Хольсава, сына царя Голкондского»), но только каллиграфически выписал посвящение Екатерине II (в нескольких вариантах) и сочинил первые три страницы. Как большинство авантюристов, обуреваемых новыми идеями, он оставил в основном наброски, планы и оглавления обширных сочинений.
Наибольший интерес представляют проекты основания царства на острове Борнео и всемирной Империи, или Области знаний, с центром в Харькове. Первое сочинение, где Тревогин именует себя царем Иваном I, всполошило посольство и русское правительство, опасавшихся появления нового Пугачева. М. Д. Курмачева несколько прямолинейно, но небезосновательно показывает, что идеи малороссиянина созвучны тем народным утопиям, что воплотились в манифестах Пугачева, тем более что и по жанру (обращение государя к подданным и рассказ о будущем устройстве) они сходны.
Второй проект развивает идею утопического государства ученых, братского научного сообщества, предложенную в «Атлантиде» Френсиса Бэкона («Орден Соломонова Храма, или Коллегия дней творения»)[601]. Империя знаний (или Офир[602]) — своего рода демократическая олигархия, основанная на строгой иерархии: государи каждой отрасли знаний выбираются, дела решаются на собраниях общего совета. Империя состоит из ученой элиты и многочисленных служащих. Она призвана не только способствовать развитию языков и наук, искусств и ремесел, но и руководить ими: поощрять научные исследования и открытия, организовывать их проверку, контролировать издания, назначения и аттестацию ученых и преподавателей. Империя должна распространить свою власть на весь мир, на Европу, Азию, Африку, Америку, оставаясь под покровительством Екатерины II и в прямом подчинении у нее. Как обычно, российская утопия предстает в виде бюрократической машины.
Попытку воплотить в жизнь принципы Республики Словесности в это время предпринял будущий революционер, один из руководителей Жиронды Жак-Пьер Бриссо де Варвиль. Традиционная карьера литератора не задалась, и он попытался, опять-таки неудачно, организовать в 1779 г. в Англии Лицей, который он замыслил как своего рода европейский клуб философов. За долги он попал в британскую тюрьму (там много авантюристов перебывало), потом в 1784 г. — в родную Бастилию, окончательно разорившись на издании своих произведений. Пришлось предложить свои услуги главе полиции Ленуару, стать осведомителем, поставлять информацию о памфлетах и их авторах[603].
Конечно, Тревогин ангелом не был: плутовал, крал, дурачил простаков. Но от заурядных мошенников его отличает, в первую очередь, несомненный литературный талант. Вымышленный мир обретает реальность на бумаге. Сидя в Бастилии, принц Нар-Толонда отправляет письмо князю Барятинскому, где приказывает несуществующему слуге выдать послу сундуки, полные добра: со златом, драгоценными каменьями, булатными саблями, халатами, — и вещи оживают в вязи восточного письма. Ибо текст начертан параллельно на французском и голкондском (послание, видимо, преследовало одну цель: доказать, что голкондский язык существует). Тревогин в тюрьме пользовался и другими придуманными им письменами, пять языков и алфавитов фигурируют в следственном деле: русский, французский, голкондский, коптский и авазский. Лингвистические фантазии юного малороссиянина помогают ему воплотить философские идеи. В его сочинениях сосуществуют несколько миров: реальный и литературный равно жестоки, там изгоняют из родных мест, вынуждают скитаться на чужбине, тогда как утопический свет позволяет обрести почет, уважение, власть, будь то царство на Борнео или Империя знаний в родном Харькове.
Тревогин был отнюдь не первым искателем приключений, создавшим свой язык. Некий гасконец, называвший себя Жорж Псальманаазаар и уверявший, что родился на острове Формоза (ныне Тайвань), решил попытать счастья в Англии и разыграл сцену обращения дикаря в англиканскую веру. Крестившись, он опубликовал в Лондоне «Историческое и географическое описание Формозы» (1704), которое включало и трактат о местном языке. Псальманаазаар настолько сроднился с ролью, что стал действительно походить на восточного человека и считать себя специалистом по Дальнему Востоку, даже если его не слишком принимали всерьез. Он жил аскетом, ел прилюдно сырое мясо, курил опиум. Деньги зарабатывал литературной поденщиной[604].
Участь Тревогина более печальна: после тюремного заключения и допросов во Франции и в России, двух лет в смирительном доме он был в 1785 г. отправлен солдатом в Сибирь, в Тобольск, затем в Пермь, где умер в возрасте 29 лет.
Как преуспеть в России. Казанова
Чтобы преуспеть в России, можно выбрать два пути, две манеры поведения: приблизиться к государыне и, «попав в случай», рискнуть совершить стремительное восхождение либо терпеливо служить. Иными словами, претендовать на роль фаворита или философа, человека действия или советника. Мы уже говорили о трудностях первого пути, казавшегося столь привлекательным в век императриц. Только государыня могла превратить пастушка в графа, как произвела своего фаворита и тайного мужа Разумовского Елизавета Петровна[605]. Екатерина II подумывала вначале выйти замуж за Григория Орлова, отца ее сына Алексея Бобринского, Бестужев даже подготовил соответствующий указ, но Панин отговорил. Есть основания предполагать, что в 1774 г. императрица обвенчалась тайным браком с Григорием Потемкиным. Одного из своих любовников Екатерина II возвела в 1764 г. на престол, но — на польский; надежды Станислава-Августа сочетаться затем с ней браком, соединив две страны, были похоронены. Польшу присоединяли иным путем.
600
Его история подробно изложена в работах: Старцев А. Иван Тревогин — издатель «Парнасских новостей» // Новый мир, 1958. № 9. С. 278–284; Светлов Л. В. Неизвестный литератор XVIII века Иван Тревогин // Изв. АН СССР. Отд. лит-ры и яз., 1961. Т. 20. Вып. 4. С. 326–331; Курмачева М. Д. Крепостная интеллигенция России (вторая половина XVIII — начало XIX века). М.: Наука, 1983, С. 221–235, 322–340; Топорков А. Л. История Ивана Тревоги // Публицистика и исторические сочинения периода феодализма. Новосибирск, 1989. С. 246–275; Дмитриева Е. Е., Топорков А. Л. Авантюрная автобиография И. И. Тревогина // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1990. М.: Круг, 1996. С. 49–75. Научную ценность последней работы несколько снижает небрежно опубликованный французский текст, изобилующий опечатками, хотя, по уверению авторов, они исправили все «орфотографические» (!) ошибки (не вполне только понятно, зачем надо было править столь интересный образчик французской прозы русского автора). Следственное дело Тревогина хранится в РГАДА (Ф. 7. Оп. 2. Ед. хр. 2631), отдельные документы — в АВПРИ (Ф. 93. Сношения с Францией. Оп. 6. Ед. хр. 400) и в Париже, в библиотеке Арсенала (Ф. Бастилии).
601
В 1774 г. в Авиньоне создается Академия истинных масонов, переехавшая в 1778 г. в Монпелье. Этот масонский капитул, интересовавшийся герменевтическими науками и получением универсальной панацеи, был связан со шведскими и русскими ложами. Там же в Монпелье возникает в 1776 г. Академия мудрых — Ligou D. Dictio
602
Офир — родина Хирама, строителя Соломонова храма; утопическая страна в масонских легендах, ср. «Путешествие в землю Офирскую» князя Щербатова.
603
Darnton R. Bohème littéraire et Révolution: Jacques Pierre Brissot de Warville espion de police // Darnton R. Bohème littéraire et Révolution. Lemonde des livres au XVIIIe siècle. Paris: Seuil, 1983.
604
Bastide Ch. Un aventurier français en Angleterre au dix-huitième siècle // Revue des sciences politiques, 1930, LIII. P. 450–462.
605
Подобный сюжет, когда принцы и пастухи меняются местами, постоянно встречается в пасторалях и литературных сказках XVII в., например в «Голубе и голубке» г-жи д’Онуа.