Настоящий

— Ты любишь его, глупая!

Я вздрагиваю, и решительно киваю. — Я просто не хочу говорить это вслух, — признаю я, мое сердце обнадеживающе колотится в груди от мысли, что это может быть взаимно.

— Потому что?

— Потому что он может не чувствовать того же! — Одна мысль об этом разбивает мне сердце.

Как Ремингтон справляется с эмоциями? Может ли человек с разными личностями любить и не любить кого-то?

Об этом больно думать.

В гостиной закрывается входная дверь, слышно шаги по ковру, и в дверях появляется он. От его вида у меня учащается сердцебиение. На нем черная влажная футболка с надписью «Chicago Bulls» красными буквами. Низко на узких бедрах у него тренировочные штаны, на этот раз — красные. Он выглядит настолько горячим, настолько восхитительным, таким мужественным и таким расслабленным в своей одежде, что кажется, у меня набухает грудь.

— Привет, Мелани, — говорит он, когда замечает ее.

— Обожемой. — Ее глаза округляются, как две пиццы, когда она выпрямляется на кровати, явно в восторге от этих восхитительных ямочек, привлекательных взъерошенных черных волос и покорительных голубых глаз. Она подносит руку ко рту. — Чертвозьмиомойбог, Ремингтон. Я большая поклонница.

Он ничего ей не отвечает потому, что поворачивает голову в мою сторону, и сейчас он смотрит прямо на меня, и я ничего не могу поделать с тем, как его вид действует на меня. Все мое тело реагирует, и я моментально чувствую внутри напряженность, влагу и слабость.

— Привет. — Мне он говорит совершенно иным тоном, и когда я отвечаю, мой голос тоже другой. Хриплый.

— Привет.

Мой разум выходит из строя.

Вот, что он делает со мной.

Он выбивает меня из колеи в любом случаи. Во всех случаях.

Его электрические голубые глаза, мускулистые руки, ямочки…. И то, как он смотрит на меня прямо сейчас, изучая меня с ног до головы, как будто не может решить, какую часть моего тела лизать и кусать первой, когда он снимет с меня мое белое льняное платье...

— Ты уже поужинала? — спрашивает он своим загрубелым голосом.

Я киваю.

Он кивает в ответ. Затем спрашивает меня, его голос все еще звучит чувственно и глубоко, и только для меня. — Пойдешь спать позже?

Я киваю.

И он кивает в ответ, его глаза возбужденно блестят, затем он лениво машет рукой Мел.

— Пока, Мелани.

— Пока, Ремингтон.

Он закрывает за собой дверь, а я все еще не могу дышать.

— Брук, этот парень влюблен в тебя. Даже я чувствовала бабочек за тебя, и они были такими большими, они были как летучие мыши в моем животе.

Летучие мыши, которых она упоминает, также и в моем животе, подлетают к самой груди, и клянусь, ничто не может их опустить. — Это может быть что угодно, — перечу я, в то время как внутри неистово надеюсь на это. — Это может быть страсть. Увлечение?

— Это любовь, глупенькая. Иначе, зачем бы он еще приводил меня сюда? Чтобы сделать тебя счастливой, дурочка! Ты собираешься ему сказать?

От самой мысли у меня у меня сводит желудок.

— Я пока не могу.

— Ты любила быть первой, Мисс Олимпийский Претендент, — напоминает мне Мелани.

— Это другое. Я даже не знаю, может ли он ответить мне тем же.

Я вспоминаю, что я узнала об эпизодах его биполярного расстройства, и я только могу задаться вопросом: если в нем разная экспрессия генов, то могут ли у него быть ко мне противоречивые чувства? Если бы я сказала ему, что я люблю его, оттолкнет ли он меня, в то время, как все, чего я хочу — это быть ближе с ним?

— Брук, он чертовски запал на тебя, конечно, он ответит взаимностью! — Зеленые глаза Мел возбужденно мерцают.

Надежда и страх борются в моей груди, и я все еще не думаю, что я готова рисковать тем, что у нас есть.

— Я не уверена, что он ... готов любить меня так. Он другой, Мел.

Хотела бы я рассказать Мелани правду, но я сберегу его секрет для него, даже если это меня убивает. Сейчас я четко помню песню «Iris», слова которой я должна была услышать. Он хочет, что бы я его знала. Не Мелани. И определенно, не весь мир. Так что я не рассказываю подробностей.

— Брук. Это Ремингтон Тэйт, конечно он не такой, как все. Скажи ему, Бруки! Что тебе терять? — насмехается она.

От нервозности у меня сжимается желудок.

— Его. Он может оттолкнуть меня. Он может ... потерять интерес и найти кого-то другого. Я не знаю! Я знаю только, что он слишком важен для меня, и я не хочу разрушать это.

Я не восстановилась полностью после последнего случая, когда повредила кое-что — это был самый худший опыт в моей жизни — и это было только колено. Мысль о разбитом сердце заставляет меня со стоном спрятать лицо в ладонях. По крайней мере, если я буду держать свою любовь в секрете, то он и я сможем сохранить эти замечательные, необычные, захватывающие отношения, в которых я тихо его люблю и делаю вид, что он тоже меня молча любит.

— Я хочу подождать, чтобы он сказал мне первым, — умоляюще говорю я ей.

Кажется, она чувствует отвращение.

— Ох, маленькая курица. — Она поднимается, шутя, целует меня в одну щеку, другую, а затем по-настоящему целует меня в лоб. — Ладно, пока ты идешь кувыркаться со своим Принцем Очаровательным и начинать свое «долго и счастливо», я могу пойти использовать свои презервативы. Или, я могу пойти к Райли и Питу, может кто-то из них сводит меня куда-нибудь. Увидимся завтра? Подробности, подробности…

Я крепко обнимаю ее, прежде чем выставить за дверь и шлепаю ее по заднице, когда она выходит. Волнение шелковистыми лентами разворачивается внутри меня, когда я босиком направляюсь в его спальню. В душе идет вода, и возбуждение стрелой проходит сквозь меня при мысли прокрасться в душ к нему.

Желание переполняет меня, когда я тихонько закрываю за собой дверь ванной комнаты, пока Реми в душевой кабине намыливает голову. Мои внутренности дрожат от нетерпения, пока я раздеваюсь догола. Ни с одним мужчиной я не вела себя так откровенно, но это мой мужчина. Мой и только мой. Он сексуален и обнажен, и я безумно соскучилась по нему.

Я открываю стеклянную дверь душа и захожу внутрь. О эта прекрасная гладкая кожа и большие твердые мускулы, я прижимаюсь грудью к его спине, обвивая руками его талию. Он делает глубокий вдох и прижимает мои руки плотнее к себе. Слова «я люблю тебя» так и рвутся из меня. Я никогда в жизни никого не любила и представить не могла, что все будет так.

Это самое потрясающее, воодушевляющее и пугающее чувство за всю мою жизнь. Вызывающее зависимость как эндорфины, а то и круче. Я провожу языком вдоль его позвоночника, пока моя рука скользит от его соска вниз, чтобы прикоснуться к его эрекции. Он уже полностью возбужден, от чего все мои чувства обостряются. Прикосновение наших тел, моей груди к его изумительной спине, ощущение его эрекции, пульсирующей под моими пальцами.

Я завожусь, думая, что я всему причина. Только я.

Сквозь льющуюся воду я слышу его тяжелое дыхание.

— Ммм. Потрогай меня, Брук, — шепчет он, притягивая обе мои ладони и проводя ими по своему члену.

Дрожь охватывает мое тело. Меня невероятно возбуждают его огромные ладони, направляющие меня по всей его гладкой длине. Чувствуя жар между ног, я слизываю капельки воды с его спины. Словно кошка, я трусь грудью о его твердые мускулы, водя языком вдоль его красивой покатой спины.

— Бабочки порхают в моем животе каждый раз, как ты произносишь мое имя.

Он разворачивается и тянет меня за волосы, откидывая голову назад, пока наши взгляды не встречаются. Он смотрит на меня, такой озверевший (в хорошем смысле слова), и внизу живота у меня все сжимается от страстного томления, когда он произносит: «Брук Дюма».

Я дрожу, прижимая к нему свое мокрое тело.

— Определенно бабочки.

— Давай ими займемся... — Он медленно улыбается, его улыбка похожа на волчий оскал. — Брук Дюма.

Я смеюсь, а вот он — нет, и когда его рот накрывает мой, то не для легкого нежного касания, а для обжигающего и властного поцелуя, который начисто стирает все мысли из моей головы. Он берет мои запястья и медленно заводит их мне за спину, от чего возбуждение проносится сквозь меня.