Страница 13 из 51
Карась замер на чердаке. Ему повезло – люк в этот день не был заперт. На чердаке пахло какой-то затхлой дрянью, перепревшей бумагой и расплавленным гудроном. Карась бросился к дальнему от себя чердачному люку, но тот оказался закрыт. Они все оказались заперты, кроме соседнего.
Карасев метался как птаха в клетке до тех пор, пока не замер возле открытого люка. Деваться ему было некуда. Он откинул люк и сосредоточился, сжав зубы. Пистолетный ствол блеснул вороненой сталью. Непонятно было то ли он молится, то ли просто гонит прочь бесполезные сейчас мысли.
И почти прыгнул вниз, едва держась за перекладины. Бросился вниз по лестничным маршам. А навстречу ему неспешно поднимался грузный майор Сарычев. Они увидели друг друга одновременно, но через мгновение Карась уже нажал на спусковой крючок. А Сарычеву этого мгновения не хватило.
Услышав пистолетный выстрел, Говорухин замер и тоже бросился вниз по лестнице.
А в девяносто четвертой квартире омоновцы ломали мебель и руки. Кричали от ужаса перепуганные женщины. Бандиты лежали на полу с перекошенными от бешенства лицами.
- Лежать на полу! На пол, я сказал!..
- Ах ты, сука! Бля…
- Лежать...
Михаил выскочил из подъезда, заметил убегавшего человека с пистолетом в руке, и бросился вдогонку.
…Когда бежишь изо всех сил, кажется, что сама жизнь остается за плечами. Дыхание уже не вылетает из легких – ноги выбивают воздух из тела…
Они выбежали на проезжую часть. Машины сигналили и резко притормаживали, стараясь не сбить петляющих среди них людей. Карась перебежал через дорогу и перемахнул дощатый забор, огораживающий строительство многоэтажки.
Это длилось долю секунды. Карась завис над забором, перекидывая в акробатическом прыжке жилистое тело. И Михаил увидел его глаза, его напряженное лицо. И Карась тоже увидел его. Михаил на бегу вскинул пистолет и несколько раз выстрелил. Тоже прыгнул на забор, но замешкался, у него не получилось так ловко преодолеть заграждение.
А Карась уже огибал недостроенное здание. Его легкие работали как кузнечные меха. И он уже не оглядывался, спиной чувствуя, что ушел от погони.
Михаил выбежал на пустырь позади новостройки, увидел технику, поддоны с кирпичом и бетономешалки, увидел вышедшего из вагончика пожилого сторожа.
- Где он?!
- Кто?- Опешил тот.
- Ушел,- пробормотал Михаил.- Ушел, сволочь…- Он выхватил из кармана телефон, набрал номер дежурной части.- Говорит следователь Говорухин. В районе улицы Белинского от преследования скрылся особо опасный преступник - Карасев Николай Иванович. Срочно передать это сообщение всем городским патрулям и экипажам ГАИ. Приметы преступника: высокий, худощавый, славянской наружности, одет в брюки темного цвета и серую футболку. Вооружен и очень опасен. При задержании Карасев оказал вооруженное сопротивление. Все понятно?!
- Понял! Сообщение передам немедленно!
В конце того же жаркого июля пропал Иван Сапегин – помощник шефа безопасности Олега Самохина. Сначала решили, что у человека появились неотложные дела, о которых он не хотел распространяться. Но когда Сапегин не появился и через три дня, приехали к его сожительнице.
- Не знаю я где он!- Отрезала та.- Когда хочет – приходит, когда хочет – уходит. Откуда я могу знать, где?! Каждую неделю новую блядь находит! О сыне бы лучше подумал!
Этот разговор происходил на даче Сапегина. Гражданская жена Ивана миловидная полная шатенка лет тридцати была не в духе. В траве возле ее ног играл двухлетний малыш.
- Как появится, пусть сразу же едет на "фирму",- напоследок предупредили ее.
Но Сапегин не появился.
Нашли его в начале августа в лесу. Труп опознали спустя несколько дней. В распухшем, почерневшем висельнике трудно было узнать уверенного в своих силах, решительного и насмешливого человека. Хорошо знавшие Сапегина люди в его самоубийство не поверили сразу. К тому же судмедэксперт сделал однозначный вывод – покойному не только помогли умереть – сделали это намерено небрежно. Кто-то давал понять что Сапегин – начало в веренице убийств и террора.
Выразить соболезнование сожительнице Сапегина Самохин приехал лично. Со стороны он выглядел театрально, но даже посторонним хватило одного взгляда, чтобы понять: наигрышем здесь не пахнет. Самохин знал, от проявленного им уважения к усопшему и близким, преданность людей становится сродни самурайской.
Из открытого окна дачного домика доносился холодный насмешливый голос, женский смех и радостный визг ребенка. Там крутили видеозаписи покойного.
- "А вот я тебя сейчас за руки - за ноги,- со смехом говорил мужчина с телеэкрана, прижимая к себе верещавшего от удовольствия темноволосого мальчугана.- За руки - за ноги и из окна…"
4. Демоны.
После весенних дождей поля затянуло высокой густой травой. И словно отрезало ток времени. Лосик не удивился, если бы внезапно пронеслись по буйному разнотравью отчаянные монгольские всадники, и с летним зноем дохнуло стариной.
Цивилизация напоминала о себе только видом автомобильной трассы, когда беспризорники загорали на крыше ангара, да когда проплывал в поднебесье реактивный лайнер.
Купаться они ходили на разрез каменного карьера. Вода в нем была прозрачной и холодной. Стайки мальков тенью скользили на мелководье. Каменистые берега осыпались под осторожными шагами гавриков, пробиравшихся к торчавшим из воды древним каменным плитам, которые не смогли разрушить ни время, ни тротиловые заряды.
Лосик все чаще и чаще замечал на своем лице счастливую улыбку. Неужели мечты сбываются, думал он.
Это был их потерянный рай, отблеск божественной кущи без запретных плодов и искусителей. Их нечем было искушать богом забытых детей на неодолимых просторах Азии. Они уже были искушены жизнью, осталось только сохранить друг друга, защитить от врагов и болезней, голода и тоски.
А Лизавета расцвела, грудь и бедра налились женскими соками, кожа словно расправилась под дуновением весеннего ветерка, стала чистой и гладкой. Лосик не мог налюбоваться подругой. Так и жил томимый негаданным счастьем. Он тоже изменился, стал коренастым и сильным. На лице завились темные усики и бородка.
За это время к ватаге прибилось еще несколько беспризорников. Незаметно и они отъелись, отмылись, привыкли к порядку. Иногда до Лосика доходили слухи о покинувших ватагу. Были они печальны и слегка злорадны, как и всякие сплетни. Но Лосик не принимал их на веру. Он старался не вспоминать о том, что произошло в марте. За это время прошлое отошло на второй план.
Однажды он проснулся с зарею и осторожно вышел на улицу, вдохнул полной грудью напоенный росой воздух. Небо над головою было залито нежным сиянием. Было очень тепло и душно, как это бывает в преддверии грозы. А его душа томилась и млела от неизведанных доселе чувств. Он закурил и прошел в темное травяное поле, минуя заросли березняка и могучие сосны, сохранившиеся в низкорослой лесополосе. Сел на валун и вобрал в себя мир, который начинал любить так, как его пращуры благоговели к матери-сырой земле – ныне почти потерянное чувство. Где-то далеко-далеко в другом измерении времени и пространства лежали под небесами блистающие, богатые города, целеустремленно ковали великое будущее народы. На другой стороне Земли просыпались и отходили ко сну люди, которые даже не знали, что есть на свете мальчишка, думающий о них, цедящий теплое свое сердце в человеческий мир. И молча, не облекая мысли в слова, он пожелал им счастья, пожелал всего, что желают себе. И взошло солнце.
Край солнечного диска, краешек раскаленного древнего божества показался на горизонте, словно великий герой вскинул над головою раскалившийся от гнева драгоценный медный штандарт, и через мгновение должен показаться над краем земли его яростный лик. Лосик поднялся с валуна, вытянулся в струну, ожидая полный восход солнца, и вдохнул глубоко, когда оно покатилось над горизонтом, стремительно набирая высоту.