Ворошилов

Учитывая слабость своих войск, Ворошилов выдвигал следующий план действий: «1) Ввиду превосходства сил у противника и усталости большинства наших соединений, а также необходимости пополнить их и привести в порядок, в ближайший период времени предполагается ограничиться обороной, при этом наиболее потрепанные дивизии по очереди будут выводиться в резерв, пополняться людьми, вооружением и приводиться в боевое состояние; 2) Со стороны противника надо ждать активных действий в самое ближайшее время, поэтому не исключена будет необходимость на некоторых участках фронта отхода на тыловые рубежи, а также эвакуация войск, прикрывающих Лужскую губу…»

Одобрив в основном меры по обороне Ленинграда, Ставка 23 августа разделила Северный фронт на два — Ленинградский и Карельский. 29 августа ГКО объединил Главное командование Северо-Западного направления с командованием Ленинградского фронта, а Северо-Западный фронт подчинил непосредственно Ставке. До 5 сентября Попов оставался командующим Ленинградским фронтом, затем — всего на несколько дней — этот пост занял Ворошилов.

Не проходило дня, чтобы Ставка, внимательно следившая за развитием событий под Ленинградом, не принимала того или иного решения, направленного на изменение обстановки. Сталин и Шапошников, насколько это было в их силах, корректировали планы обороны, заботились о пополнении соединений фронта людьми и техникой. Поскольку ситуация под Ленинградом делалась все более тревожной, из Москвы выехала правительственная комиссия в составе Н. Н. Воронова, П. Ф. Жигарева, А. Н. Косыгина, Н. Г. Кузнецова.

До Череповца члены комиссии долетели на самолете, дальше следовали поездом. Но у станции Мга пришлось покинуть его: станцию нещадно бомбили немецкие самолеты, она горела. Пешком члены комиссии прошли через станцию, на другой ее стороне сели в дрезину и поехали навстречу бронепоезду, высланному из Ленинграда. Такова была тогда обстановка под Ленинградом. Ворошилов и Жданов, до предела озабоченные, встречали комиссию и сразу же сообщили: враг рвется к Ладожскому озеру, чтобы отрезать город от остальной страны, и бомбардировка Мги — часть его наступления.

Впрочем, фашисты наступали и на других направлениях. Они штурмовали укрепления Красногвардейского УРа. 25 августа войска противника захватили Любань, 29-го вышли к Колпину. Обойденные с севера и востока, оказавшиеся в глубоком тылу противника, войска Лужской оперативной группы с невероятным трудом пробивались из окружения, несли большие потери. В конце августа противник захватил Тосно, в последующие дни гитлеровцы вышли к Неве в районе Ивановского и заняли станцию Мга. Ленинград лишился железнодорожного сообщения со страной.

Такой ход событий, разумеется, не мог устраивать Ставку, и в ее директивах руководителям обороны Ленинграда поневоле появляются суровые и, по-видимому, несправедливые нотки. Такова оценка действий командующего Ленинградским фронтом Попова в телеграмме от 1 сентября: «Ставка считает тактику Ленинградского фронта пагубной для фронта. Ленинградский фронт занят только одним — как бы отступить и найти новые рубежи для отступления. Не пора ли кончить с героями отступления? Ставка последний раз разрешает Вам отступить и требует, чтобы Ленинградский фронт набрался духу честно и стойко отстаивать дело обороны Ленинграда. И. Сталин. Б. Шапошников. 6 часов 40 минут. 1.9.41.»

И командование Ленинградского фронта, и рядовые его защитники, и гражданское население не жалели ни сил, ни самих жизней своих, чтобы отстоять город. Однако перевес сил по-прежнему был на стороне противника. В боях с 30 августа по 9 сентября войска 55-й армии отбили все попытки врага прорвать главную полосу Слуцко-Колпинского УРа. Но на востоке после ожесточенных боев гитлеровцам 8 сентября удалось выйти к южному берегу Ладожского озера и захватить Шлиссельбург. Больше Ленинград не имел связи со страной по суше. Началась блокада.

О потере Шлиссельбурга Ставка узнала 9 сентября из сообщений иностранного радио и потребовала объяснений от комфронта. Ворошилову было и без того тяжело: после сильной артиллерийской и авиационной подготовки немецко-фашистские войска в этот день вновь пошли на штурм Красного Села. Части 3-й гвардейской дивизии народного ополчения 9—10 сентября сражались героически, неоднократно контратаками отбрасывали врага, но все же вынуждены были медленно отступать. 10 сентября в район Красного Села была переброшена 1-я бригада морской пехоты. Около полудня на следующий день маршал сам выехал на угрожаемый участок. У штаба ему попался на глаза начальник инженерного управления фронта.

— Товарищ Бычевский, почему в бригаде морской пехоты нет малых лопат? Чем они окапываться будут?

— Мне это не было известно, товарищ маршал.

— Плохо заботитесь о солдате! В вашем распоряжении полтора часа. Лично доставьте лопаты в бригаду!

Бычевский бросился выполнять распоряжение. Ворошилов, захватив с собой Новикова, поехал в Красное Село.

Сопровождаемая охраной машина промчалась по улицам города. Чем ближе к окраинам, тем чаще улицы перегораживали баррикады — Ленинград готовился драться до конца. На КП 42-й армии генерал-лейтенант Ф. С. Иванов доложил:

— Немцы вплотную прижали 3-ю гвардейскую дивизию к Красному Селу, шоссе на Ропшу перерезано, и они пытаются обойти город с двух сторон. Положение тяжелое, сил в резерве нет.

— Их нет и у меня! — резко ответил маршал. — Отдал тебе последнее — пятисотый стрелковый и моряков. Поедем посмотрим, как вы воюете.

Ехали на машине, пока было можно, потом шли… Впереди бушевал бой, тянуло дымом и гарью. Наконец добрались к морякам: они изготовились к атаке.

Командующий фронтом стоит перед шеренгой морских пехотинцев. На позициях врага рвутся снаряды — это артиллерия кораблей Балтийского флота расчищает путь товарищам. В небе — вой истребителей, смертный бой идет и там. Лица бойцов суровы, многие сняли каски, и порывистый ветер с залива треплет ленточки бескозырок. Он же доносит до защитников города Ленина слова маршала о Родине, о партии, о присяге. Вот он прерывает речь: «За мной, ребята! Вперед!» — и молодо, подняв над головой руку с пистолетом, бежит в сторону врага. За ним, обгоняя, окружая его, хлынула лавина морских бушлатов…

Атака была удачной. Но вскоре фашисты контратаковали… С пригорка, прикрытого редким кустарником, маршал наблюдал за боем. Поблизости рвались снаряды и мины, но Ворошилов во весь рост ходил по пригорку и отмахивался от предложений уйти в укрытие. Настойчивого начальника охраны и вовсе оборвал:

— Если боишься, то прячься! Я тебя не держу…

Вечером этого дня, составляя донесение в Ставку, он писал: «На протяжении двух месяцев все наши усилия были направлены к созданию сильной ударной группировки, с тем, чтобы, вырвав у противника инициативу, перейти к активным действиям. Казалось, этому способствовали сформированные нами четыре дивизии народного ополчения, три гвардейские дивизии народного ополчения, стрелковая дивизия НКВД и четыре стрелковые дивизии, присланные нам Ставкой.

К сожалению, эти дивизии, сформированные разновременно, к тому же совершенно необученные и слабо вооруженные автоматическим оружием, по необходимости приходилось бросать на наиболее угрожаемые участки фронта.

Так было во второй половине июля при одновременных ударах противника на Петрозаводск, Олонец и Ивановское.

В середине августа это повторилось в большом масштабе, когда противник одновременно с прорывом нашего фронта на Новгородском направлении разрезал 8-ю армию в Эстонии, повел наступление на Красногвардейском направлении и на Карельском перешейке. То же самое произошло в конце августа и первых числах сентября, когда противник одновременно наступал на трех направлениях: Мгинском, Красногвардейском и Карельском».

Ставка сочла необходимым изменить руководство Ленинградским фронтом. 9 сентября в Ленинград вылетел генерал армии Жуков. Вскоре он вступил в командование войсками[43].

43

В своих воспоминаниях Г. К. Жуков писал, что вступил в командование войсками 10 сентября. Однако приказ о назначении его командующим датирован 13 сентября. Постановления Военного Совета Ленинградского фронта от 13 сентября за № 00253—00256 имеют подпись Ворошилова, постановление № 00257 за это же число подписано уже Жуковым (АМО, ф. 217, оп. 1258, д. 4, лл. 156–166).