Страница 24 из 218
Антон.
На обороте:
Углич. Чехову.
Суворину А. С., 10 ноября 1895*
1609. А. С. СУВОРИНУ
10 ноября 1895 г. Мелихово.
10 ноябрь.
В пьесе «Честное слово» неудачно название*. Насколько я понимаю, мысль пьесы в том, что к жизни мы относимся слишком формально и что условности, которыми мы опутали или загипнотизировали себя, часто бывают сильнее нашей воли. А в «Честном слове» читатель и зритель взглянут на дело слишком специально, благодаря названию, и будут решать вопрос: надо держать честное слово или не надо? И решат так, что автор-де советует не держать слова… Видите, даже опасное название. Кроме честного слова, надо бы притянуть еще какую-нибудь условность, наприм<ер> обязательность дуэли, обычай презрительно судить о человеке и не прощать, раз он когда-то, хотя бы в колыбели, растратил или солгал… В пьесе ведь все неправы, потому что все опутаны. Но надо опутать еще больше, опутать всех, в том числе и девицу и ее брата.
Моя пьеса подвигается вперед, пока всё идет плавно, а что будет потом, к концу, не ведаю. В ноябре кончу. Пчельников через Немировича обещал дать мне в январе аванс* (буде пьеса сгодится); стало быть, есть расчет отложить постановку до будущего сезона. Должно быть, от пьесы перебои мои участились, я поздно засыпаю и вообще чувствую себя скверно, хотя по возвращении из Москвы веду жизнь воздержную во всех отношениях. Мне надо бы купаться и жениться. Я боюсь жены и семейных порядков, которые стеснят меня и в представлении как-то не вяжутся с моею* беспорядочностью, но всё же это лучше, чем болтаться в море житейском и штормовать в утлой ладье распутства. Да уже я и не люблю любовниц и по отношению к ним мало-помалу становлюсь импотентом.
Вчера получил от Вас телеграмму и тотчас же телеграфировал Мише*, который будет страшно рад. И мои старики обрадовались, хотя и не понимают, что значит «начальник отделения». Одно слово начальник, больше им ничего не нужно.
Я не воспользовался Вашими 1500 для «Хир<ургической> летоп<иси>»*, но всё же они сильно помогли мне. Когда узнали, что Вы хотите оказать поддержку журналу и когда я показал Ваше письмо, где Вы пишете о 1500 и о возможной субсидии, то дело тотчас же выгорело. Взялся издавать Сытин, на выгодных условиях*; он берет все расходы и уплачивает редакторам по 2 рубля с каждого подписчика, себе оставляя 6.
Видаете ли Вы Потапенку? Кланяйтесь ему. Думаю прожить в Питере весь декабрь*.
Большое Вам спасибо за Мишу и вообще за всё. Желаю Вам всяких благ.
Ваш А. Чехов.
* Вы мне испортили почерк. После Ваших писем трудно писать разборчиво.
Чехову М. П., 10 ноября 1895*
1610. М. П. ЧЕХОВУ
10 ноября 1895 г. Мелихово.
10 н.
Получил вчера от Суворина телеграмму: «Миша назначен исправляющим должность начальника второго отделения Ярославской казенной палаты. Не рассердитесь, надеюсь, за телеграмму эту, когда Вас ею потревожит почтенная Отрада». Итого 27 слов.
Я заплатил за доставку телеграммы рубль и послал тебе телеграмму*.
Мороз в ½ градуса. Грязно.
Будь здоров.
Твой А. Чехов.
На конверте:
Углич.
Его высокоблагородию Михаилу Павловичу Чехову.
Чехову Ал. П., 12 ноября 1895*
1611. Ал. П. ЧЕХОВУ
12 ноября 1895 г. Мелихово.
Господин А. Седой!
1) Твоей книжки я не получал*. Должно быть, на почте ее бросили в нужник.
2) Письмо твое в «Нов<ом> вр<емени>» читал*. Во-первых, ты А. Седой, а то просто Седой, во-вторых, каждый может подписываться как ему угодно, в-третьих, Седой может ответить тебе, что он уже 20 лет подписывается Седым, в-четвертых, журнала никто не получает и просуществует он недолго, в-пятых, Седой — не Мамин, ибо Мамин слишком простодушен и ленив, чтобы разводить канитель насчет спорта. Вообще всякие антикритики, обидчивые письма и напоминания о литературных приличиях надо предоставить Кугелю. Что же касается Шубинского, то он зла тебе не причинил*, ибо: всякого рода компиляции и исторического характера статьи следует подписывать своей настоящей фамилией, а А. Седого оставить только для беллетристики. Таково мое мнение. А Лейкин тебя вычеркнул*, вероятно, за то, что ты не поздравил его с серебр<яной> медалью, которую он получил на выставке за уток. Сей хромой и косой человек любит напускать на себя большую важность. Если к обедам беллетристов не относиться скептически* и не требовать от них многого, то они не скучны; что делать, надо терпеть и Лейкина, и Сыромятникова с его калужским шиком…
В шутке Ясинского нет ничего обидного, ибо на то ты и литератор, чтобы о тебе писали так или иначе. Интересно, что как только о тебе стали поговаривать там и сям, ты уж и стал нервничать. Genus irritabile vatum![8] — сказал Гораций.
3) Участь твоей умопомешанной повести еще не решена*; Гольцев ссылается на Лаврова, а сей на оного. Если ее возвратят, то я привезу с собой.
4) Старик* мне пишет часто.
5) Я приеду в Питер в конце сего месяца*, остановлюсь где-нибудь на Невском, обедать буду если не у Суворина, то у тебя, а также в трактирах. Надеюсь, что обеды у тебя будут приличные, иначе же я перестану к тебе ходить и вычеркну тебя, как Лейкин, 22-го ноября из заметки*, которую, вероятно, мне придется писать для «Нов<ого> вр<емени>».
6) Передай Чермному, что его рассказ «Наяда» в «Сев<ерном> вестнике»* — превосходная вещь. Это лучший его рассказ. Вещь прямо блестящая.
7) Миша получил перевод в Ярославль*. Иван представлен к медали на шее, чего и тебе желаю. Маша собирается на медицинские курсы*.
8) Селитра отдана в экономию гр. Орлова-Давыдова.
Кланяйся Наталии Александровне и всей своей благочестивой фамилии.
8
Раздражительный род поэтов! (лат.).