Страница 18 из 163
Таково мое мнение.
Завтра я непременно еду в Донщину*. Одно письмо Вы можете мне послать по адресу: «Ст. Ивановка-Крестная Донецкой Каменноугольной дороги, Гавриилу Павловичу Кравцову», для передачи мне.
Одно письмо, но не больше. Следующее Вы опять напишите в Таганрог.
Я писал Билибину*, чтобы гонорар выслан был мне на имя дяди Митр. Егор. Чехова, в Таганрог.
Ну, прощайте. Кланяйтесь Вашим. Погода у нас великолепная.
А. Чехов.
Чеховой М. П., 20 апреля 1887
261. М. П. ЧЕХОВОЙ*
20 апреля 1887 г. Зверево.
20-го апр., 6 часов утра.
Еду из Зверева Ворон<ежской> д<ороги> по Донецкой дороге. В Звереве пришлось ждать с 9-го часа вечера до 5 часов утра: весело!!!
Голая степь: курганчики, коршуны, жаворонки, синяя даль…
В четверг буду в Новочеркасске, а в воскресенье опять ехать по Донецкой дор<оге>. Жалею, что езжу один. Всё очень курьезно.
Из Москвы получил письмо только от Ивана*; остальные господа кудринцы почему-то не пишут.
А. Чехонте.
Поклоны всем.
На обороте: Москва,
Кудринская Садовая, д. Корнеева
Марии Павловне Чеховой.
Чехову Ал. П., 20 апреля 1887
262. Ал. П. ЧЕХОВУ*
20 апреля 1887 г. По пути в Новочеркасск.
20-го апр.
Я жив и здрав. Сейчас еду (через час по столовой ложке) по Донецкой дороге.
Отчего не пишешь?
Пиши в Таганрог.
Поклон твоим.
А. Чехов.
На обороте: Петербург,
Кавалергардская 20, кв. 42
Александру Павловичу Чехову.
Чеховой М. П., 23 апреля 1887
263. М. П. ЧЕХОВОЙ*
23 апреля 1887 г. Зверево.
3 часа ночи. Опять сижу в Звереве, чтобы ехать в Новочеркасск на свадьбу. Считаю минуты и, томясь духом, вспоминаю о своем московском ложе. Считаю минуты, пью медленно чай, заговариваю с пассажирами, читаю «Календарь для врачей», но от этого время не кажется короче.
В субботу опять к Кравцову и опять ждать в Звереве 9 часов. Уф!!!
О житье у Кравцова буду писать длинно*. Живется у него недурно: лес, степь в широких размерах, дудаки, дураки, кислое молоко и еда 8 раз в день. Живя у Кравцова, можно излечиться от 15 чахоток и 22-х ревматизмов. Впрочем, геморрой не поддается. Кланяюсь всем. Что поделывает М. Забелин*?
А. Чехов.
На обороте: Москва,
Кудринская Садовая, д. Корнеева
Марии Павловне Чеховой.
Чеховым, 25 апреля 1887
264. ЧЕХОВЫМ*
25 апреля 1887 г. Черкасск.
25 апрель.
Сейчас еду из Черкасска в Зверево, а оттуда по Донецкой дор<оге> к Кравцову. Вчера и третьего дня была свадьба*, настоящая казацкая, с музыкой, бабьим козлогласием и возмутительной попойкой. Такая масса пестрых впечатлений, что нет возможности передать в письме, а приходится откладывать описание до возвращения в Москву. Невесте 16 лет. Венчали в местном соборе. Я шаферствовал в чужой фрачной паре, в широчайших штанах и без одной запонки, — в Москве такому шаферу дали бы по шее, но здесь я был эффектнее всех.
Видел богатых невест. Выбор громадный, но я всё время был так пьян, что бутылки принимал за девиц, а девиц за бутылки. Вероятно, благодаря моему пьяному состоянию здешние девицы нашли, что я остроумен и «насмешники». Девицы здесь — сплошная овца: если одна поднимется и выйдет из залы, то за ней потянутся и другие. Одна из них, самая смелая и вумная, желая показать, что и она не чужда тонкого обращения и политики, то и дело била меня веером по руке и говорила: «У, негодный!», причем не переставала сохранять испуганное выражение лица. Я научил ее говорить кавалерам: «Как ви наивны!»
Молодые, вероятно, в силу местного обычая, целовались каждую минуту, целовались взасос, так что их губы всякий раз издавали треск от сжатого воздуха, а у меня получался во рту вкус приторного изюма и делался спазм в левой икре. От их поцелуев воспаление на моей левой ноге стало сильнее.
Не могу выразить, сколько я съел свежей зернистой икры и выпил цимлянского! И как это я до сих пор не лопнул!
Скажите Я. А. Корнееву, что ему кланялся некий Похлебин — субъект с бакенами и с головой редькой хвостом вверх*.
Катар кишок оставил меня с того самого момента, как я уехал от дяди. Очевидно, благочестивый воздух действует на кишки расслабляюще.
Вчера я послал в «Пет<ербургскую> газету» рассказ*. Если 15-го мая у Вас не будет денег, то Вы можете получить гонорар из «Газеты»*, не дожидаясь конца месяца, а послав счет за 2 рассказа. Мне ужасно тяжело писать… Тем для «Нов<ого> времени» много, но такая жара, что даже письмо тяжело писать.
У меня деньги на исходе. Приходится жить альфонсом. Живя всюду на чужой счет, я начинаю походить на нижегородского шулера, который ест чужое, но сверкает апломбом.
Сию минуту хозяева мои уехали. Я обедал solo и вспоминал гончаровского Антона Ивановича*: передо мной стояли горничные, а я милостиво кушал и снисходил до беседы с Ульяшами и Анютами.
В Звереве придется ждать от 9 вечера до 5 утра. В прошлый раз я там ночевал в вагоне II класса на запасном пути. Вышел ночью из вагона за малым делом, а на дворе сущие чудеса: луна, необозримая степь с курганами и пустыня; тишина гробовая, а вагоны и рельсы резко выделяются из сумерек — кажется, мир вымер… Картина такая, что во веки веков не забудешь. Жалею, что Мишке нельзя было поехать со мной. Он ошалел бы от впечатлений.
Поклоны всем: Ма-Сте, На-Сте*, m-lles Эфрос, Семашко и т. д. Напишите, когда Иваненко выедет из Москвы*.
Письма, к<ото>рые я посылаю в Москву, принадлежат всей чеховской фамилии; боюсь, что с ними происходит та же история, что с «Новостями дня»*. Цветут вишня и жердели.[6]
Прощайте. Надеюсь, что все здоровы.
А. Чехов.
Чеховой М. П., 29 апреля 1887
265. М. П. ЧЕХОВОЙ*
29 апреля 1887 г. По пути в Рагозину Балку.
Весьма важное: уезжая на дачу, не забудьте оставить для меня мою корзину. Без корзины мне решительно не в чем будет провезти свой багаж, так как чемоданы тесны, платье мнется, замки портятся, да и к тому же один чемодан не мой. Корзина должна быть с замком и вервием. Жерличные крючки (5 шт.) мои целы, а потому новых не покупайте; возьмите только у Семашко струн.
6
Так в автографе.