Страница 34 из 76
Серебряков. Что вам угодно?
Хрущов. Извините, я взволнован — это оттого, что сейчас я быстро ехал верхом… Александр Владимирович, я слышал, что третьего дня вы продали Кузнецову свой лес на сруб. Если это правда, а не простая сплетня, то, прошу вас, не делайте этого.
Елена Андреевна. Михаил Львович, муж сейчас не расположен говорить о делах. Пойдемте в сад.
Хрущов. Но мне сейчас нужно говорить!
Елена Андреевна. Как знаете… Я не могу… (Уходит.)
Хрущов. Позвольте мне съездить к Кузнецову и сказать ему, что вы раздумали… Да? Позволяете? Повалить тысячу деревьев, уничтожить их ради каких-нибудь двух-трех тысяч, ради женских тряпок, прихоти, роскоши… Уничтожить, чтобы в будущем потомство проклинало наше варварство! Если вы, ученый, знаменитый человек, решаетесь на такую жестокость, то что же должны делать люди, стоящие много ниже вас? Как это ужасно!
Орловский. Миша, после об этом!
Серебряков. Пойдем, Иван Иванович, это никогда не кончится.
Хрущов (загораживая Серебрякову дорогу). В таком случае вот что, профессор… Погодите, через три месяца я получу деньги и куплю у вас сам.
Орловский. Извини, Миша, но это даже странно… Ну, ты, положим, идейный человек… покорнейше тебя благодарим за это, кланяемся тебе низко (кланяется), но зачем же стулья ломать?*
Хрущов (вспыхнув). Всеобщий крестненький! Много добродушных людей на свете, и это всегда казалось мне подозрительным! Добродушны они все оттого, что равнодушны!
Орловский. Вот ты ссориться сюда приехал, ду́ша моя… Нехорошо! Идея-то идеей, но надо, брат, иметь еще и эту штуку… (Показывает на сердце.) Без этой штуки, ду́ша моя, всем твоим лесам и торфам цена грош медный… Не обижайся, но зеленый ты еще, ух, какой зеленый!
Серебряков (резко). И в другой раз потрудитесь не входить без доклада, и прошу вас избавить меня от ваших психопатических выходок! Всем вам хотелось вывести меня из терпения, и это удалось вам… Извольте меня оставить! Все эти ваши леса, торфы я считаю бредом и психопатией — вот мое мнение! Пойдем, Иван Иванович! (Уходит.)
Орловский (идя за ним). Это, Саша, уж слишком… Зачем так резко? (Уходит.)
Хрущов (один, после паузы). Бред, психопатия… Значит, по мнению знаменитого ученого и профессора, я сумасшедший… Преклоняюсь перед авторитетом вашего превосходительства и поеду сейчас домой, обрею себе голову. Нет, сумасшедшая земля, которая еще держит вас!
Быстро идет к правой двери; из левой входит Соня, которая подслушивала у двери в продолжение всего 12-го явления.
Хрущов и Соня.
Соня (бежит за ним). Постойте… я все слышала… Говорите же… Говорите скорее, а то я не выдержу и сама начну говорить!
Хрущов. Софья Александровна, я сказал уже все, что мне нужно. Я умолял вашего отца пощадить лес, я был прав, а он оскорбил меня, назвал сумасшедшим… Я сумасшедший!
Соня. Довольно, довольно…
Хрущов. Да, не сумасшедшие те, которые под ученостью прячут свое жестокое, каменное сердце и свое бездушие выдают за глубокую мудрость! Не сумасшедшие те, которые выходят за стариков замуж только для того, чтобы у всех на глазах обманывать их, чтобы покупать себе модные, щегольские платья на деньги, вырученные от порубки лесов!
Соня. Слушайте меня, слушайте… (Сжимает ему руки.) Дайте мне сказать вам…
Хрущов. Перестанем. Кончим. Я для вас чужой, ваше мнение о себе я уже знаю и делать мне тут больше нечего. Прощайте. Жалею, что после нашего короткого знакомства, которым я так дорожил, у меня останутся в памяти только подагра вашего отца и ваши рассуждения о моем демократизме… Но не я в этом виноват… Не я…
Соня плачет, закрывает лицо и быстро уходит в левую дверь.
Я имел неосторожность полюбить здесь, это послужит для меня уроком! Вон из этого погреба!
Идет к правой двери; из левой выходит Елена Андреевна.
Хрущов и Елена Андреевна.
Елена Андреевна. Вы еще здесь? Постойте… Сейчас Иван Иванович сказал мне, что муж был резок с вами… Простите, он сегодня сердит и не понял вас… Что же касается меня, то моя душа принадлежит вам, Михаил Львович! Верьте в искренность моего уважения, я сочувствую, тронута, и позвольте мне от чистого сердца предложить вам мою дружбу! (Протягивает обе руки.)
Хрущов (брезгливо). Отойдите от меня… Я презираю вашу дружбу! (Уходит.)
Елена Андреевна (одна, стонет). За что? За что?
За сценой выстрел.
Елена Андреевна, Марья Васильевна, потом Соня, Серебряков, Орловский и Желтухин.
Марья Васильевна выходит, пошатываясь, из средней двери, вскрикивает и падает без чувств. Соня выходит и бежит в среднюю дверь.
Серебряков, Орловский, Желтухин. Что такое?
Слышно, как вскрикивает Соня; она возвращается и кричит: «Дядя Жорж застрелился!»
Она, Орловский, Серебряков и Желтухин бегут в среднюю дверь.
Елена Андреевна (стонет). За что? За что?
В правой двери показывается Дядин.
Елена Андреевна, Марья Васильевна и Дядин.
Дядин (в дверях). Что такое?
Елена Андреевна (ему). Увезите меня отсюда! Бросьте меня в глубокую пропасть, убейте, но здесь я не могу оставаться. Скорее, умоляю вас! (Уходит с Дядиным.)
Занавес
Действие четвертое
Лес и дом при мельнице, которую арендует Дядин у Хрущова.
Елена Андреевна и Дядин сидят на скамье под окном.
Елена Андреевна. Голубчик Илья Ильич, завтра вы опять съездите на почту.
Дядин. Всенепременно.
Елена Андреевна. Погожу еще три дня. Если не получу от брата ответа на свое письмо, то возьму у вас денег взаймы и сама поеду в Москву. Не век же мне жить тут у вас на мельнице.
Дядин. Оно конечно…
Пауза.
Не смею я учить вас, многоуважаемая, но все ваши письма, телеграммы, и что я каждый день езжу на почту — все это, извините, напрасные хлопоты. Какой бы ответ ни прислал вам братец, вы все равно вернетесь к супругу.
Елена Андреевна. Не вернусь я… Надо рассуждать, Илья Ильич. Мужа я не люблю. Молодежь, которую я любила, была несправедлива ко мне от начала до конца. Зачем же я туда вернусь? Вы скажете — долг… Это я и сама знаю отлично, но, повторяю, надо рассуждать…
Пауза.
Дядин. Так-с… Величайший русский поэт Ломоносов убежал из Архангельской губернии и нашел свою фортуну в Москве. Это, конечно, благородно с его стороны… А вы-то зачем бежали? Ведь вашего счастья, ежели рассуждать по совести, нигде нету… Положено канареечке в клетке сидеть и на чужое счастье поглядывать, ну, и сиди весь век.
Елена Андреевна. А может быть, я не канарейка, а вольный воробей!
Дядин. Эва! Видно птицу по полету, многоуважаемая… За эти две недели другая дама успела бы в десяти городах побывать и всем в глаза пыль пустить, а вы изволили добежать только до мельницы, да и то у вас вся душа измучилась… Нет, куда уж! Поживете у меня еще некоторый период времени, сердце ваше успокоится, и поедете к супругу. (Прислушивается.) Кто-то едет в коляске. (Встает.)
Елена Андреевна. Я уйду.
Дядин. Не смею дольше утруждать вас своим присутствием… Пойду к себе на мельницу и засну немножко… Нынче я встал раньше Авроры.