Страница 60 из 65
В Японии, как и в Китае, существуют сегодня два фактора, говорящие в пользу коммунизма: во-первых, разочарование прежними попытками внедрить западный образ жизни и, во-вторых, несоответствие между быстрым ростом населения и средствами пропитания — несоответствие, которое, как мы отмечали в предыдущей главе, угрожает и современному режиму в Индии. Истина в том, что, предлагая японцам и китайцам секуляризованный вариант западной цивилизации, мы даем им «камень вместо хлеба», в то время как русские, предлагая им вместе с технологией коммунизм, дают им хоть какой-то хлеб, пусть черный и черствый, если хотите, но пригодный к употреблению, ибо он содержит зерно духовной пищи, без которого не может жить человек.
Но если Китай и Япония не смогли переварить в XVI веке тот вариант западной цивилизации, что включал религию, и не могут переносить ее поздний вариант — без религии, — то неужели же единственной альтернативой способен быть лишь коммунизм? Ответ на это есть: и в Китае и в Индии в XVI и XVII веках, задолго до возникновения самой идеи коммунизма, альтернативное решение БЫЛО найдено и испробовано христианскими миссионерами-иезуитами. Правда, этот эксперимент потерпел неудачу, однако его погубили не собственные внутренние дефекты, но печально известное соперничество и разногласия между иезуитами и другими римско-католическими миссионерскими орденами.
В Китае и Индии иезуиты не повторили ошибкок, совершенных ими в Японии, когда на них пало подозрение, что проповедь христианства ведется в политических интересах агрессивных западных держав. Подход к пропаганде христианства в Китае был настолько оригинальным и многообещающим, настолько перспективным, по сути дела, и сегодня, что наше исследование столкновений азиатских народов с Западом будет неполным, если не принять во внимание те возможности, что иезуиты открыли в Китае и Индии. Вместо того чтобы пытаться отделить христианство от секулярной сути западной цивилизации, как мы все пытаемся делать с тех пор, иезуиты постарались очистить христианство от его нехристианских ингредиентов, характерных для западной цивилизации, и представить его китайцам и индусам не как локальную религию Запада, но как универсальную религию, несущую послание всему человечеству. Иезуиты отбросили все случайные и несущественные западные аксессуары и преподнесли китайцам и индусам самую суть христианства, в каждом случае облачая ее в интеллектуальные и литературные одеяния, характерные для данного народа и лишенные неуместных западных прикрас, коробивших азиатские души. Этот эксперимент в первой попытке провалился из-за внутренних усобиц в лоне самой римско-католической церкви того времени, усобиц, не имевших никакого отношения ни к христианству как таковому, ни к Китаю или Индии; однако, принимая во внимание, что и Индия, и Китай, и христианство и сегодня присутствуют на мировой арене, можно ждать и надеяться на новую попытку провести этот эксперимент. Недавняя победа коммунизма над западной цивилизацией (оторванной от христианства) в Китае еще не говорит о том, что для христианства там нет будущего в какой-либо отдаленной главе истории, еще скрытой от нас за горизонтом.
ПСИХОЛОГИЯ СТОЛКНОВЕНИЙ
В первых главах этой книги мы сделали обозрение четырех эпизодов истории, где западная цивилизация сталкивалась с каким-либо из современных ей незападных обществ. Перед нашим взором прошли встречи России, ислама, Индии и Дальнего Востока с западным миром. Наше исследование показало, что при всем различии опыта, в случаях когда общество испытывает удар со стороны чужой цивилизации, все четыре эпизода имеют ряд общих характеристик; поэтому целью настоящей главы является выбрать для дальнейшего изучения несколько факторов, которые представляются характерными не только для столкновений современного мира с Западом, но и для всех подобных столкновений между различными цивилизациями. Похоже, что существует некая общая психология столкновений, а это уже представляет практический интерес и значение сегодня, когда внезапное «сокращение расстояний» посредством использования достижений западной технологии столкнуло лицом к лицу, в упор десяток различных обществ, еще вчера живших своей жизнью почти так же независимо от других, как если бы каждое жило на отдельной планете, а не в гуще других представителей того же рода.
Можем начать с того, что вспомним одно общее явление, привлекшее наше внимание в последней главе, где мы рассматривали сравнительные характеристики двух последовательных нашествий западной цивилизации на Китай и Японию. Мы заметили, что в первом случае Запад пытался навязать дальневосточным народам западный образ жизни во всей его полноте, вместе с религией и технологией, и эта попытка успеха не имела. Затем, как мы видели, во втором акте драмы Запад предложил тем же народам секуляризованный вариант западной цивилизации, где религия отсутствовала как компонент, а главным элементом стала технология; и как мы узнали, этот технологический срез, отщепленный от религиозной сердцевины нашей цивилизации примерно в конце XVII века, действительно сумел проникнуть в жизнь дальневосточного общества, того самого, которое прежде отвергало попытку внедрить туда западный образ жизни единым блоком, вместе с религией, технологией и всем прочим.
Здесь мы имеем некое явление, по-видимому, часто встречающееся, когда культурный луч цивилизации, охватывающей своим излучением других, упирается в незнакомое социальное тело. Сопротивление этого чуждого тела расщепляет луч на составные части подобно световому лучу, расщепляющемуся при встрече с призмой. Из оптики мы знаем, что некоторые из линий спектра обладают большей проникающей способностью по сравнению с другими, и мы можем наблюдать подобное явление с компонентами расщепленного культурного луча.
Для иллюстрации возьмем примеры из физики и медицины. Научившись расщеплять атом, мы, на свою беду, узнали, что частицы, составляющие атом какого-нибудь совершенно безвредного элемента, перестают быть безобидными и превращаются в грозную и опасную силу, как только отделяются от стройной структуры, какую представляет собой атом в целом, и пускаются в самостоятельный путь. Мы узнали также — правда, уже не на свою беду, а на беду сообществ-отшельников, сумевших сохранить образ жизни первобытного человека, — что болезни, которые мы считаем незначительными, ибо за долгие века сосуществования с ними мы выработали против них стойкий иммунитет, могут оказаться смертельными для островных обитателей южных морей, впервые столкнувшихся с этими заболеваниями при появлении европейских вирусоносителей.
Свободный луч культурного излучения, как свободный электрон или вирус заразной болезни, может оказаться смертельным в случае, если будет сдвинут со своего места в строгой структуре, в которой он функционировал до того, и пущен на волю в совершенно новую для себя среду. В первоначальной, родной структуре этот культурный луч, бацилла или электрон не имели возможности сеять смуту, будучи жестко привязаны к остальным компонентам той структуры, где все части и функции их пребывали в равновесии. Теряя связь с первоначальной структурой, свободная частица, бацилла или культурный луч не изменяют своей природы, однако та же прежде безвредная природа вдруг обретает смертоносную силу, разорвав привычные связи. В этих обстоятельствах — где «усопшему мир», там «лекарю пир», иными словами, что одного лечит, то другого калечит.
В том комплексе столкновений между остальным миром и Западом, который мы рассматриваем в данной книге, имеется классический пример того, какой вред может нанести некий институт, вырванный из привычной социальной среды и силой перенесенный в другой мир. За последние полтора века, что нам легко проследить, мы, западный политический институт «национальных государств», прорвали границы своей первородины, Западной Европы, и проложили путь, усеянный шипами гонений, резни и лишений, в Восточную Европу, Юго-Восточную Азию и Индию, для которых институт «национального государства» не был исконной принадлежностью социальной системы, но был экзотической структурой, сознательно импортированной с Запада отнюдь не потому, что был опробован и сочтен приемлемым для местных условий этих незападных регионов, а просто оттого, что политическая мощь Запада придавала его политическим институтам иррациональную, но неотразимую привлекательность.