Страница 6 из 39
— Ах! — с возмущением произнес Люпэн.
И, немного подумав, добавил:
— Насколько мне помнится, госпожа Формери очень хороша собой?
Следователь, казалось, не понимал. Он подошел ближе и сказал голосом, полным тревоги, несколько театральным тоном:
— Мсье, в это утро меня предупредили письмом, что жена будет мне немедленно возвращена, как только найдут Штейнвега. Вот это письмо. Оно подписано Люпэном. Его послали вы?
Люпэн посмотрел на письмо и серьезным тоном подтвердил:
— Да, его послал я.
— Отсюда следует, что вы хотите добиться от меня, путем принуждения, права повести поиск названного Штейнвега?
— Я этого требую.
— И моя жена сразу после этого будет освобождена?
— Совершенно верно.
— Даже в том случае, если поиск окажется безрезультатным?
— Подобный случай исключен.
— А если я откажусь? — воскликнул Формери в неожиданной вспышке возмущения.
Люпэн тихо сказал:
— Ваш отказ может иметь серьезные последствия… Госпожа Формери — красивая женщина…
— Хорошо. Ищите… Вы — хозяин положения… — скрипнул зубами господин Формери.
И скрестил на груди руки, как мужчина, умеющий, при случае, примириться с суровой необходимостью.
Господин Вебер не произнес при этом ни слова, но в ярости покусывал все время ус, и чувствовалось, какой он должен был испытывать гнев, вынужденный лишний раз подчиниться капризам побежденного, но тем не менее — неизменно побеждавшего их противника.
— Поднимемся наверх, — сказал Люпэн.
Все последовали за ним.
— Откройте дверь в эту комнату!
Дверь отворили.
— Снимите с меня наручники!
Мгновенное колебание. Господа Формери и Вебер обменялись взглядами, советуясь.
— Пусть с меня снимут наручники! — повторил Люпэн.
— Под мою ответственность, — сказал заместитель шефа Сюрте.
И, подав знак восьми полицейским, которые его сопровождали:
— Взвести курки! При первой команде — огонь!
Его люди вынули револьверы.
— Долой оружие! — приказал Люпэн. — Руки — в карманы!
И, видя колебание окружающих, с силой добавил:
— Клянусь честью, что я нахожусь здесь, чтобы спасти жизнь человеку, который, вероятно, уже в агонии, и не попытаюсь совершить побег.
— Честь Люпэна… — пробормотал один из полицейских.
Резкий удар по ноге исторг у него крик боли. Его товарищи подскочили, дрожа от злости.
— Стойте! — закричал господин Вебер, бросаясь между ними и арестантом. — Давай, Люпэн, даю тебе час времени… И если через час…
— Никаких условий, — с непреклонностью сказал Люпэн.
— Эх! Делай, что хочешь, скотина, — вне себя от ярости проворчал заместитель шефа.
И отступил, отводя с собой в сторону своих людей.
— Замечательно, — сказал Люпэн. — Теперь можно спокойно поработать.
Он устроился в покойном кресле, спросил сигарету, закурил и принялся выпускать к потолку кольца дыма, тогда как остальные ждали, не стараясь скрыть до предела возбужденное любопытство.
Минуту спустя он сказал:
— Отодвиньте кровать.
Кровать отодвинули.
— Снимите все занавески в алькове.
Занавески удалили. Наступила долгая тишина. Казалось, идет сеанс гипноза, из тех, на которых присутствуешь с насмешливым недоверием, смешанным, однако, с тревогой, со смутным страхом перед теми таинственными явлениями, которые могут произойти. Может, на виду у всех сейчас появится покойник, вызванный из пространства всесильным заклинанием колдуна. Может быть, появится…
— Что? Уже?! — воскликнул господин Формери.
— Почти что, — сказал Люпэн. — Может быть вы, господин следователь, считали, что я ни о чем не думал в моей камере и заставил вас привезти меня сюда, не имея отчетливого представления о том, что надо делать?
— Что же дальше? — спросил господин Вебер.
— Пошли одного из твоих людей к доске электрических звонков.
Она должна быть где-то возле кухни.
Один из полицейских удалился.
— А теперь — нажми на кнопку звонка вон там, в алькове, на уровне кровати… Так… Жми сильнее… Не отпускай… Довольно. А теперь — позови обратно субъекта, которого туда послал.
Минуту спустя полицейский поднялся наверх.
— Ну, ты, артист, ты слышал звонок?
— Нет.
— Какой-нибудь из номеров на доске засветился?
— Нет.
— Отлично, значит — я не ошибся, — объявил Люпэн. — Будь любезен, Вебер, отвинти этот звонок; как видишь, он — ложный… Так… И начинай вывинчивать фарфоровый колокольчик, в который вставлена кнопка… Отлично… Что ты видишь теперь?
— Какую-то воронку… Кажется, конец какой-то трубы…
— Нагнись… Приложи губы к этой трубе, как к рупору.
— Сделано.
— Теперь зови: «Штейнвег! Эй! Штейнвег!» Не надо так кричать… Просто говори… Ну что?
— Никто не отвечает.
— Тем хуже. Значит, он либо умер… Либо не может уже отвечать.
Господин Формери не выдержал:
— Значит, все пропало!
— Ничто не пропало, — возразил Люпэн, — но дело может затянуться. У этой трубки, как у всех трубок, два конца; надо добраться до второго.
— Но для этого придется разрушить весь дом…
— Вовсе нет… Сейчас увидите…
Он взялся за дело сам, окруженный всеми полицейскими, которые, правда, больше глазели, чем стерегли своего пленника. Люпэн прошел в другую комнату и сразу же, как и предвидел, обнаружил свинцовую трубу, которая выходила из стены в углу и поднималась затем к потолку.
— Ага! — сказал Люпэн, — эта штука поднимается вверх! Неглупо придумано! Ищут ведь обычно в погребах!
Ниточка вышла на свет, оставалось только последовать за нею. Они поднялись на третий этаж, потом — на четвертый, затем — к мансардам. И увидели вскоре, что потолок одной из мансард был пробит и труба сквозь него уходила дальше, проникая в низкий чердак, который в верхней части тоже был пробит.
А над ним была уже только крыша.
Они приставили лестницу и вылезли наружу через слуховое окно. Кровля здесь была из жестяных листов.
— Разве вы не видите, — спросил господин Формери, — что это ложный след?
Люпэн пожал плечами.
— Вовсе нет.
— Ну конечно! Труба кончается под кровельным листом!
— И это доказывает, что между листами жести и верхней частью чердака остается свободное пространство, где мы найдем… Того, кого ищем.
— Невозможно!
— Сейчас посмотрим. Пусть ваши люди приподнимут листы…
Нет, не там… Труба должна оканчиваться вот тут.
Трое полицейских выполнили приказание. И один из них воскликнул:
— Ах! Вот оно!
Все нагнулись. Люпэн был прав. Под жестью, поддерживавшейся переплетением деревянных, полусгнивших досок, оказалась пустота высотой не более метра. Первый полицейский, который в нее проник, пробил своим весом пол и свалился на чердак. Пришлось продвигаться дальше с особой осторожностью, постепенно поднимая жестяные листы.
Немного дальше им встретилась печная труба. Люпэн, шедший впереди и следивший за работой полицейских, остановился и сказал:
— Вот он.
Человек, скорее — труп, лежал там; при ярком свете дня они увидели его смертельно бледное, искаженное страданием лицо. Он был прикован цепями к кольцам, вмурованным в кладку трубы. Возле него стояли две миски.
— Он мертв, — сказал следователь.
— Что вы об этом знаете! — возразил Люпэн.
Он проскользнул внутрь, попробовал ногой пол, который в этом месте показался ему прочнее, и приблизился к телу. Господин Формери и заместитель шефа Сюрте последовали за ним. Присмотревшись, Люпэн произнес:
— Он дышит.
— Да, — подтвердил господин Формери. — Сердце бьется слабо, но бьется. По-вашему, его еще можно спасти?
— Конечно, — с величайшей уверенностью отозвался Люпэн. — Поскольку он не умер до сих пор…
И скомандовал:
— Молока ему! Сейчас же! Молока с добавкой минеральной воды Виши. Бегом! За все отвечаю я!
Двадцать минут спустя старик Швейнвег открыл глаза. Люпэн, стоя возле него на коленях, прошептал — медленно и отчетливо, чтобы его слова как следует запечатлелись в мозгу пострадавшего: