Страница 5 из 45
Вдруг Люпен вспомнил: два года назад между Прасвиллем и Добреком произошла громкая ссора на площади Пале-Бурбон. Причина ее осталась неизвестной. В тот же день Прасвилль послал своих секундантов, но Добрек отказался драться.
Некоторое время спустя Прасвилль был назначен секретарем.
— Странно… странно… — проговорил Люпен задумавшись, но все же не теряя из виду поведения Прасвилля.
В семь часов группа Прасвилля направилась к бульвару Генри Мартен. Калитка садика, находящегося с правой стороны особняка, пропустила Добрека, и два оставшихся агента пошли за ним и так же, как он, сели в трамвай на улице Тетбу.
Прасвилль тотчас же прошел через сквер и позвонил. Привратница открыла дверь. Произошло короткое совещание, вслед за которым Прасвилль с товарищами проникли в дом.
— Тайный и незаконный обыск, — сказал Люпен. — Элементарная вежливость требует, чтобы меня приобщили к нему. Мое присутствие необходимо.
Не колеблясь ни минуты, он вошел в особняк, дверь которого оставалась открытой, и, проходя мимо привратницы, которая наблюдала снаружи, он сказал тоном человека, которого ждут:
— Эти господа там?
— Да, в кабинете.
Его план был очень прост: если его заметят, он представится поставщиком. Но это было не нужно. Пройдя через пустынный вестибюль, он очутился в столовой, где никого не было, а через стеклянную дверь он мог наблюдать Прасвилля с его пятью товарищами.
Прасвилль с помощью подобранных ключей отмыкал все ящики. Потом перелистал все бумаги. Его компаньоны просматривали библиотеку, не пропуская ни одной книги, нащупывая корешки и перевертывая все страницы.
«Очевидно, они ищут какую-то бумагу, — подумал Люпен, — может быть, банковые билеты…».
Прасвилль воскликнул:
— Что за черт, мы ничего не найдем! — Вдруг он схватил четыре флакона из старинного погребца, вынул все четыре пробки и осмотрел их.
«Вот так штука! — подумал Люпен. — И он тоже охотится за пробками. Значит, дело не в бумаге? Право, я ничего не понимаю».
Затем Прасвилль просмотрел еще несколько вещей и сказал:
— Сколько раз вы приходили сюда?
— Шесть раз за зиму, — ответили ему.
— И вы хорошо обыскивали?
— Каждую комнату в продолжение целых дней, в то время как он отправился в свое турне.
— И все-таки, все-таки.
Он спросил опять:
— У него сейчас нет слуги?
— Нет, он ищет лакея. Он ест в ресторане, а привратница смотрит за домом. Эта женщина нам вполне предана.
Целых полтора часа Прасвилль настойчиво искал, ощупывая все безделушки, тщательно ставя их на те же места, с которых снимал.
В десять часов вошли те два агента, которые следовали за Добреком.
— Он возвращается!
— Пешком?
— Пешком.
— У нас есть время?
— О да!
Не торопясь, Прасвилль вместе с сыщиками вышел, предварительно осмотрев комнату и убедившись, что все на своем месте.
Положение Люпена становилось критическим. Он рисковал уходя столкнуться с Добреком, оставаясь здесь — быть лишенным возможности выйти.
Но убедившись, что окна столовой позволяли ему попасть прямо в сквер, он решил остаться. Впрочем, представившийся ему случай поближе познакомиться с Добреком был слишком выгоден, чтобы им не воспользоваться, а так как Добрек только что обедал, то было мало вероятно, чтобы он зашел в столовую.
Он стал ждать, готовый во всякое время скрыться за портьерой. Он услышал хлопанье дверей. Кто-то вошел в кабинет и зажег электричество. Он узнал Добрека.
Это был толстый человек, коренастый, с короткой шеей, с широкой седой бородой, почти лысый, с парой темных очков поверх других, как видно, у него было очень слабое зрение.
Люпен рассматривал его энергичное лицо, четырехугольный подбородок и сильную фигуру. Кулаки его были очень массивны и покрыты волосами, ноги кривые: он ходил, согнув спину, тяжело переваливаясь с одной ноги на другую, и это придавало ему сходство с четвероногим. В лице его особенно выделялся большой лоб, изборожденный морщинами и выступами.
В общем, в нем было что-то животное, отвратительное, дикое. Люпен вспомнил, что в Палате Депутатов Добрека прозвали лесным человеком не только потому, что он всех сторонился, но за его внешность, манеры, походку и мощную мускулатуру.
Он уселся перед своим столом, вынул из кармана трубку, выбрал среди нескольких пакетов табаку пачку мэрилэнда, набил трубку и закурил. Потом стал писать письма.
Спустя минуту, он бросил свою работу и задумался, сосредоточив свое внимание на одной точке стола. Вдруг он быстро схватил коробочку для марок и стал ее рассматривать. Потом изменил положение нескольких предметов, которые Прасвилль трогал и переставлял, исследовал их взглядом, ощупывая руками, склонялся над ними, как если бы какие-то ему одному известные знаки что-то говорили.
Наконец он нажал кнопку электрического звонка.
Через минуту явилась привратница.
Он спросил:
— Они были здесь, не правда ли?
Так как женщина колебалась, он настаивал.
— Послушайте, Клементина, разве вы открывали коробочку для марок?
— Нет, сударь.
— Ну так я ее заклеил полоской бумаги и она разорвана.
— Я могу вас уверить… — начала женщина.
— Зачем лгать, — сказал он, — ведь я сам вас предупреждал об этих посещениях.
— Но…
— Но вы гоняетесь за двумя зайцами… Пусть так!
Он протянул ей билет в пятьдесят франков и повторил:
— Они были здесь?
— Да, сударь.
— Те же, что весной?
— Да, все пятеро… и еще один… Главный.
— Высокий?.. Темноволосый?..
— Да.
Люпен заметил, как сократилась челюсть Добрека. Он продолжал:
— Это все?
— Потом пришел еще один. Он присоединился к ним, а потом те двое, что всегда ходят вокруг дома.
— Они были здесь, в кабинете?
— Да, сударь.
— И ушли в том же порядке, как и пришли, несколько минут тому назад?
— Да, сударь.
— Хорошо.
Женщина вышла. Добрек принялся за брошенное письмо, потом, протянув руку, он написал какие-то знаки на бумаге, находящейся на краю стола, и которую разгладил, как будто не желая ее терять из виду. Это были какие-то цифры, Люпену удалось разобрать формулу вычитания:
9 — 8 — 1
И Добрек сквозь зубы с сосредоточенным видом пробормотал:
— Никакого сомнения.
Потом он написал коротенькое письмецо и адрес на конверте, который Люпен прочел, когда письмо было положено на тетрадь.
«Г.Прасвиллю, главному секретарю префектуры».
Потом позвонил снова.
— Клементина, — сказал он. — Вы когда-нибудь учились в школе?
— Да, сударь.
— Вас научили считать?
— Но… сударь…
— Вы не слишком сильны в вычитании.
— Как это?
— Вы не знаете, что девять минус восемь будет один, а это, видите ли, очень важная вещь. Без этой первоначальной истины нельзя жить.
Говоря так, он поднялся и прошел по комнате, с руками, заложенными за спиной, и переваливаясь. Потом прошелся еще раз. Потом, остановившись перед дверью в столовую, открыл ее.
— Впрочем, задачу можно разрешить иначе, — сказал он. — Если от девяти отнимается восемь, остается один. И тот, кто остался — здесь, не правда ли?
Он ощупывал бархатную портьеру, в складки которой поспешно укрылся Люпен.
— В самом деле, вы там задохнетесь. Я мог бы нечаянно, для развлечения проткнуть эту портьеру кинжалом. Вспомните безумие Гамлета и смерть Полония… «Говорю вам, это крыса, огромная крыса…» Ну, господин Полоний, выйдите-ка из вашей норы.
Это было одно из необычайных для Люпена положений, которые были ему ненавистны. Ловить в западню других и заставлять их платить своей головой — это он допускал, но самому попасться и позволить над собой издеваться — нет! Но как отражать удары в данном случае?
— Несколько бледны, господин Полоний… Ба, это тот самый господин, который целыми днями дежурит в сквере! Вы тоже полицейский, господин Полоний? Ну, успокойтесь, я вам не желаю зла… Вы убедились, Клементина, что я хорошо считаю? По-вашему, сюда вошли девять шпионов. А я, возвращаясь, сосчитал издали на бульваре всего восемь. Девять минус восемь — один, вот этот самый, оставшийся здесь для наблюдения — таков человек!