Страница 6 из 46
В мемуарах Мессинг излагает иную версию. Поработав «живым мертвецом» в паноптикуме, он будто бы освоил ремесло факира, а в 1915 году при помощи того же импресарио Цельмейстера начал выступать в Берлине с психологическими опытами — теми же, какими занимался всю жизнь, то есть чтением мыслей, поиском спрятанных предметов и гипнозом. Желая предстать перед читателями в образе интеллектуала, он пишет: «В Берлине в те годы я посещал частных учителей и занимался с ними общеобразовательными предметами. Особенно интересовала меня психология. Поэтому позже я длительное время работал в Вильненском университете на кафедре психологии, стремясь разобраться в сути и своих собственных способностей. Помню моих учителей и коллег — профессоров Владычко, Кульбышевского, Орловского, Регенсбурга и других. Систематического образования мне получить так и не удалось, но я внимательно слежу за развитием современной науки, в курсе современной политической жизни мира, интересуюсь русской и польской литературой. Знаю русский, польский, немецкий, древнееврейский. Читаю на этих языках и продолжаю пополнять свои знания, насколько позволяют мне мои силы».
Перечисленные профессора в самом деле работали в 1930-е годы в университете Вильно (Вильнюса), тогда принадлежавшего Польше. Вполне возможно, что Мессинг, живо интересовавшийся психологией, и правда посещал их лекции, а вот работать, то есть преподавать в университете, ему бы никто не разрешил — для этого требовался диплом о высшем образовании, которого у телепата не было, даже если он и окончил йешиву. Перечень известных ему языков ставит точку в вопросе о гастролях Мессинга за границей — тесное общение с публикой, необходимое для психологических опытов, было невозможно без знания хотя бы английского и французского языков. Значит, такого общения не было, как не было и самих гастролей — разве что в Германии, но там и до войны, и после хватало своих телепатов.
Явно легендарны и рассказанные в мемуарах Мессинга истории о его встречах со знаменитостями — Эйнштейном, Фрейдом, Ганди. Он пишет: «Наконец в 1915 году он (Цельмейстер. — В.Э.) повез меня в первое турне — в Вену. Теперь уже не с цирковыми номерами, а с программой психологических опытов. С цирком было покончено навсегда. Выступать пришлось в Луна-парке. Гастроли длились три месяца. Мои выступления привлекли всеобщее внимание. Я стал «гвоздем сезона». И здесь, в Вене, выпало мне счастье встретиться с великим Альбертом Эйнштейном.
Шел 1915 год. Эйнштейн был в апогее своего творческого взлета. Я не знал, конечно, тогда ни о его исследованиях броуновского движения, ни о смелых идеях квантования электромагнитного поля, позволивших ему объяснить целый ряд непонятных явлений в физике, идеях, которые тогда, кстати, разделяли лишь очень немногие физики. Не знал я и того, что он уже завершил, по существу, общую теорию относительности, устанавливающую удивительные для меня и сегодня связи между веществом, временем, пространством. Это великое открытие Эйнштейна было опубликовано через год — в 1916 году. Но хотя я всего этого тогда не знал и знать не мог, имя Эйнштейна — знаменитого физика, — я уже слышал.
Вероятно, Эйнштейн посетил одно из моих выступлений и заинтересовался им, потому что в один прекрасный день он пригласил меня к себе. Естественно, я был очень взволнован предстоящей встречей.
Вероятно, Альберт Эйнштейн посетил один из концертов Вольфа Мессинга
На квартире Эйнштейна меня в первую очередь поразило обилие книг. Они были всюду, начиная с передней. Меня провели в кабинет. Здесь находились двое — сам Эйнштейн и Зигмунд Фрейд, знаменитый австрийский врач и психолог, создатель теории психоанализа. Не знаю, кто тогда был более знаменитым, наверное, Фрейд, да это и непринципиально. Фрейд — пятидесятилетний, строгий — смотрел на собеседника исподлобья тяжелым, неподвижным взглядом. Он был, как всегда, в черном сюртуке. Жестко накрахмаленный воротник словно подпирал жилистую, уже в морщинах шею. Эйнштейна я запомнил меньше. Помню только, что одет он был просто, по-домашнему, в вязаном джемпере, без галстука и пиджака. Фрейд предложил приступить сразу к опытам. Он и стал моим индуктором. До сих пор помню его мысленное приказание: подойти к туалетному столику, взять пинцет и, вернувшись к Эйнштейну, выщипнуть из его великолепных пышных усов три волоска. Взяв пинцет, я подошел к великому ученому и, извинившись, сообщил ему, что хочет от меня его ученый друг. Эйнштейн улыбнулся и подставил мне щеку. Второе задание было проще: подать Эйнштейну его скрипку и попросить его поиграть на ней. Я выполнил и это безмолвное приказание Фрейда. Эйнштейн засмеялся, взял смычок и заиграл. Вечер прошел непринужденно-весело, хотя я был и не совсем равным собеседником: ведь мне было в ту пору 16 лет».
В интервью 1971 года Мессинг развил тему, утверждая: «Эйнштейн — необыкновенный человек. Он первым сказал, что я буду «вундерманом» («чудо-человек». — В.Э.). Я прожил у него в доме несколько месяцев». Без внимания не остался и другой собеседник: «С Фрейдом я потом встречался неоднократно. В его квартире так же безраздельно царствовали книги, как и в квартире Эйнштейна. Одна небольшая комната была превращена в лабораторию. Не знаю, были ли действительно нужны Фрейду для работы все те предметы, которые там стояли и лежали на полках, — свесивший тонкие кости рук скелет на железном штативе, оскалившие зубы черепа, части человеческого тела, заспиртованные в больших стеклянных банках, и т. д., — или они целиком предназначались для воздействия на психику больных, которых врач принимал дома, но впечатление эта комната производила сильное. Особенно в сочетании с аскетической, суровой, одетой в черное фигурой ее хозяина, напоминавшего злого демона». Мессинг упоминает о своем двухлетнем близком знакомстве с Фрейдом и намекает, что тот научил его гипнозу и другим тайнам психики.
По слухам, Зигмунд Фрейд был одним из индукторов Мессинга
В беседе с Б. Соколовым сын литзаписчика Мессинга Хвастунова Михаил Голубков рассказал, что телепат рассказывал его отцу о своей первой встрече с Эйнштейном и Фрейдом: «Но он не мог толком рассказать, о чем они конкретно говорили, какие вопросы поднимались в ходе беседы. Вспомнил только, что оба были его индукторами, а также утверждал, что Фрейд был одет в строгий черный костюм, а Эйнштейн — в свитере. Оба они восхищались способностями Мессинга. Фрейд попросил разрешения отрезать у него прядь волос, и Мессинг разрешил». Непонятно, зачем отцу психоанализа понадобились волосы гостя. Как и то, почему Мессинг запомнил Эйнштейна в свитере, хотя в 1915 году этот предмет одежды был почти неизвестен в Центральной Европе, и ученый вряд ли носил его. Но тут ответ прост: свитер Эйнштейн носил гораздо позже, уже в США, и был запечатлен в нем на самой известной своей фотографии. По которой Мессинг и судил о его внешнем виде — как и об облике Фрейда, который на фото чаще всего появлялся в черном костюме.
Конечно, это еще не повод обвинить телепата во лжи. Однако советский биограф Альберта Эйнштейна Владимир Львов отметил, что Мессинг никак не мог в 1915 году навещать ученого в его венской квартире: «Как давно установлено биографами Эйнштейна, он никогда не имел квартиры в Вене и в промежуток времени с 1913 по 1925 год вообще не приезжал в Вену. Кроме того, Эйнштейн никогда не держал в своих квартирах «обилия книг» и говорил своим друзьям, что ему «достаточно нескольких справочников» и что он хранит у себя лишь «оттиски наиболее важных журнальных статей»». В свою очередь, Фрейд очень редко покидал Вену; с Эйнштейном он познакомился только в 1927 году в Берлине и больше не виделся, хотя двое ученых оживленно переписывались и питали друг к другу теплые чувства. И последнее: в 1915 году имя Эйнштейна было известно только узкому кругу физиков, и Мессинг вряд ли мог о нем слышать.