Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 56

Малым морем здесь, конечно, назван Байкал, а описываемые здесь горы несомненно являются горами Прибайкальского или Онотского хребта. Переезд на лошадях через «Малое море» по льду тоже соответствует действительности.

Жителей этих мест знали под сходным наименованием и древние тюрки Монголии. Они называли их курыканами.

В летописи танской династии особо отмечено, что посланника курыканов приняли в столице Китая «с честью». Прибытие курыканов к императорскому двору вызвало затем ответное посольство из Китая: «Как скоро гулиганцы приехали ко двору, то указано отправить военного сановника Кхан-Суми с благодарным ответом».

Спустя 15 лет после прибытия посольства 647 года в Китай в стране курыканов произошла значительная перемена. Как говорит танская летопись, «в правление Луншо, 662 год, округ Сюань-Кюе переименован в Юйву и подчинен Байкальскому (Ханьхайскому) наместническому правлению».

Эта перемена означала, очевидно, ограничение самостоятельности курыканов, которые подчинялись теперь уже не прямо китайскому правительству, а его ханьхайскому наместнику. В летописи по этому случаю сказано: «Почти все северные инородцы были подчинены». Это не мешало им, разумеется, являться в Китай с посольствами.

В самом конце VII века упоминается третье посольство курыканов к китайскому двору: «В годы Яньцзай (694—695) они также явились ко двору». Это посольство состоялось, должно быть, уже перед вторжением в 694 году в Китай тюркского хана Капаган-кагана, Мочжо.

Из западных своих соседей курыканы находились в постоянной дружбе с жившими в Саянах соседями кыргызов дубо.

В «Вэнь-сянь-тун-као» о их поездке вместе с гулиганями в Китай сказано, что при прежних династиях они не сносились с Китаем, но «услышав, что гулигань явились для сношений с Китаем в 21-й год правления Чженгуань (647 год), отправили посла представить дань».

В «Юань-цзянь-лэй-хань», в выдержке из «Новой Танской истории», указано по этому поводу: «В 21-й год правления Чженгуань (647 год) через гулигань представили дань. Также через посланника снеслись с Китаем».

Эти сообщения следует понимать, очевидно, так, что, услышав о намерении гулиганей послать своих послов в Китай, дубо присоединили к ним своего посланника и вручили гулиганям для передачи императору подарки в качестве дани.

О дружбе и тесной связи, существовавшей у курыканов с лесными племенами Саяно-Алтайского нагорья и Красноярского края, косвенно свидетельствуют и археологические памятники.

Находки в пещерах, материалы городищ ладейского типа и обычных открытых поселений, стоянок той же ладейской культуры в долине Енисея у Красноярска имеют очень близкое сходство с курумчинс-кими в целом ряде существенных деталей. Одинакова, например, в основе керамика. Культурно-историческая связь курыканов с их более культурными, но и более отдаленными западными соседями — енисейскими кыргызами — алтайскими тюрками отражена также памятниками искусства — писаницами и, как мы увидим далее, характерными чертами рунического шрифта.

Постепенно из областей южнее Байкала курыкан вытеснили монголы, а те, что жили ниже по течению Лены, оттеснялись все севернее.

«У якутов, как утверждают очень немногие, была когда-то письменность, но вследствие какого-то великого несчастья, постигшего все племя, они все письмена и книги бросили в реку. Но при каких обстоятельствах это произошло и когда, они не знают», — пишет, например, М. П. Овчинников, изучивший быт якутов Олекминского района в конце XIX века.

Источником, из которого якуты черпали эти свои сведения, по-видимому, была известная генеалогическая сага якутов об Эллэе и Омогой-бае.

«На прежней своей родине Эллэй был грамотным, имел книги, но книги свои бросил в реку, когда бежал из дома».

По одним преданиям, Эллэй просто потерял или утопил «свои тогдашние ученые письмена», по другим — письмена эти принадлежали отцу Эллэя Дархану или Хайарангу и были положены вместе с ним в гроб.

В олонхо также упоминается какая-то древняя письменность. В поэме «Грозный Разящий» Агыя-богатырь встречает у восьмируслого Араат-моря человека в шляпе, на которую нападало девять аршин снега. По словам сказителя, тот человек «стоит и на каменном столбе письмена пишет». Имя его «небесных велений ведатель и письмоводец» или, иначе, «рока писец».

В другой былине этот писец велений рока оказывается самим Дьылга-тойоном, божеством судьбы. «Я про Ньургун-баатыра, — говорит он, — написал на чистом каменном столбе, имеющем четыре грани о восемь острий, алой кровью верхних мест, чтоб он стал вождем в мощных битвах, чтоб он осудил злодеев разных стран, чтоб он укротил обманщиков в тех краях».

О том, что предки якутов знали письменность, свидетельствуют писаницы на скалах реки Лены. А.П. Окладниковым обнаружены писаницы с руническими знаками на правом берегу Лены на Шишкинских скалах, вблизи «Якутского взвоза», они есть и севернее, недалеко от Верхоленска, против деревни Давыдово. Писаница у деревни Давыдово расшифрована А.И. Бернштамом как якутское слово «алкатим» — «Я благословил». Писаницы почти такого же содержания имеются на правом берегу Лены, против острова Писаный. Самый северный в мире памятник рунической письменности обнаружен А. П. Окладниковым на левом берегу реки Лены, ниже села Синска, в 200 км от города Якутска, у деревни Петровской, уже в Центральной Якутии.

На севере якуты потеряли не только письменность, но и земледельческие навыки, которыми владели их предки, обитавшие около озера Байкал. Однако и в глубине Якутии они сохранили свои стада рогатого скота и табуны лошадей, свой язык и свою культуру.

Хозяйственное освоение Сибири русским населением

С конца XVI века началось систематическое заселение Зауралья русским народом и освоение им совместно с народами Сибири ее природных богатств. За «каменем», т. е. за Уралом, лежала огромная территория площадью более 10 млн. кв. км. На просторах Сибири, по подсчетам Б. О. Долгих, жило примерно 236 тыс. человек нерусского населения[39].

Перевалив за Урал, русские постепенно знакомились с природными богатствами нового края: полноводными и рыбными реками, богатыми пушным зверем лесами, хорошими, пригодными для хлебопашества землями. Вместе с тем они не нашли здесь привычных им возделанных полей. Указаниями на отсутствие хлеба, на испытываемый русскими пришельцами голод пестрят первые русские описания даже тех районов, где позднее заколосятся тучные нивы.

Эти первые впечатления не были обманчивыми. До-русское земледелие здесь может быть отмечено лишь для немногих мест преимущественно южной части Сибири (Минусинская котловина, речные долины Алтая, дауро-дючерское земледелие на Амуре). Некогда достигшее относительно высокого уровня, оно по ряду исторических причин испытало резкий упадок и фактически было разрушено задолго до прихода русских поселенцев. В других местах (нижнее течение Тавды, нижнее течение Томи, среднее течение Енисея, верхнее течение Лены) земледелие носило примитивный характер. Оно было мотыжным (за исключением земледелия тобольских татар), отличалось немногочисленным составом культур (кырлык, просо, ячмень и реже пшеница), очень малыми посевами и столь же ничтожными сборами. Поэтому земледелие повсеместно восполнялось собиранием дикорастущих съедобных растений (сарана, дикий лук, пион, кедровый орех). Оно всегда было лишь вспомогательным занятием, уступая место ведущим отраслям хозяйства — скотоводству, рыболовству, охоте. Районы примитивного земледелия перемежались районами, население которых не знало земледелия совсем. Огромные массивы земли еще никогда не трогала ни кирка, ни мотыга. Естественно, что подобное земледелие не могло стать источником пищевых запасов для прибывшего русского населения.

39

Долгих Б. О. Родовой и племенной состав народов Сибири в XVII в. М., 1960. С 617.