Горький ветер

— Я бы вам не советовал, мисс, это только займет еще больше времени. Почему бы вам не сесть и не подождать терпеливо?

— Мне очень важно повидаться с инспектором Данзом.

Но все же она пошла и села на скамейку. Сидевший рядом Метью Престон внимательно следил за ней.

Часы на стене показывали десять минут четвертого. Она подумала, что они, вероятно, отстают, но через пять минут соборные часы пробили четверть. В двадцать минут пятого из двери в коридоре вышел человек в штатском и остановился, говоря что-то сержанту за столом. Бетони поднялась и подошла к нему.

— Мисс Изард? — спросил он. — Я констебль Пенфолд. Вы, я понял, интересуетесь Томом Маддоксом?

— Как долго вы намерены держать его здесь?

— Это зависит от того, что он нам скажет.

— И что же он уже рассказал вам?

— Не слишком много, — сказал Пенфолд, — но частенько бывает небезынтересно то, что человек, просидевший здесь несколько часов, хочет нам рассказать. У нас есть время подождать, а у него подумать.

— Возможно, если вы держите их здесь достаточно долго, они могут признаться в том, чего вообще не совершали!

— Это вряд ли, мисс Изард. Мы, знаете ли, не занимаемся пытками.

— Тилли сбежала с человеком по имени Тримбл. Почему вы не пытаетесь разыскать его?

— Артур Тримбл, кажется, неуловим.

— Точно! — сказала она. — Потому что у него была связь с Тилли и он не хочет, чтобы его жена узнала об этом.

— Ну, это необязательно. Люди часто путаются непонятно чего. Но, конечно же, может быть, Тримбл действительно имел связь с Тилли и мистера Маддокса это оскорбило. В таком случае, если мотивом была ревность и это будет доказано, его обвинят в непреднамеренном убийстве.

— Не слишком ли вы спешите?

— Я просто теоретически говорю, не более.

— Мистер Пенфолд, — сказала она. — Я хочу видеть инспектора Данза. У меня есть для него кое-что важное.

— Это напрямую связано с делом?

— Это непосредственно касается моего брата. Только это имеет для меня значение. Но это очень важно.

— Хорошо, мисс Изард, я подумаю, что могу сделать для вас.

Пенфолд пошел по коридору в комнату слева. Через минуту он появился с человеком постарше, и они стояли, разговаривая очень тихо и поглядывая в сторону Бетони. Потом они пошли в комнату в самом дальнем конце коридора. Бетони сделала несколько шагов вперед, но сержант вышел из-за стола и встал на ее пути. Она вернулась на свое место у стены, страшно разозленная.

— Тянут время, — сказал ей Метью Престон.

Бетони взглянула на него, но не ответила. Он был абсолютным подобием отца, с темными кудрявыми волосами и грузным телом, и она ненавидела его.

— Разве ты сегодня не собиралась венчаться? Ты что, бросила своего парня ради Тома Маддокса?

— Не говори со мной, — сказала Бетони. — Мне нечего сказать тебе!

Она не позволяла себе думать о Майкле. По крайней мере, не теперь. Такие мысли должны подождать.

Том сидел в комнате, где пахло горячими трубами отопления и полированными полами. Было душно и пыльно, и ему хотелось, чтобы окно открыли пошире, но он не мог решиться сказать об этом. После того как Данз ушел, тишина казалась такой сладостной, что ее нельзя было нарушать, и он сидел на стуле у окна совершенно неподвижно, положив ногу на ногу и скрестив руки на коленях. Голову он повернул так, что доходивший из окна поток воздуха дул ему прямо в лицо, принося с собой запах дождя.

Он знал, что был в комнате не один. В углу сидел констебль и наблюдал за ним. Но пока тот молчал, Том представлял себе, что его там нет, что комната совершенно пустая, что стены постепенно раздвигаются и исчезают, оставляя вместо себя поля, где дождь проносится ветром, словно дым, и облака низко несутся за дальними холмами.

Немного дальше он увидел Пайкхаус, одиноко стоящий на старой таможенной дороге. Он шел к нему со склона холма в Истери по пустырю под названием Чекс, пробираясь через высокую траву, которая оставляла на его одежде свою пыльцу. Он ходил за покупками в лавку миссис Хест. Он нес муку, сахар, мыло, дрожжи, спички, крупную соль, свечи в сумке через плечо и банку парафина в левой руке. Линн дожидается дрожжей, потому что сегодня суббота и она должна печь хлеб.

Теперь мысленно он увидел уютную кухню в Пайкхаусе, поцарапанный стол и два старых стула, дубовую скамью, буфет и медную решетку вокруг очага. Но было там что-то, заставлявшее его беспокоиться. Он не мог представить себе, что делает Линн. Огонь горел довольно ярко, чайник на крючке закипал, из носика поднимался пар. Весь дом был аккуратным и прибранным; это говорило о том, что Линн минуту назад возилась там, но самой ее не было видно, и он слышал собственный голос, звавший: «Линн! Где ты? Ты наверху?» Но хотя он и прислушивался внимательно, ответа не было.

— Сколько времени? — спросил он отрывисто.

— Половина шестого, — сказал полицейский. — Не хотите ли чашечку чаю?

— Нет, я хотел бы поехать домой, — ответил Том, и когда в комнату вошел инспектор Данз, он выпрямился и повернул голову. — Думаю, вы меня уже довольно долго продержали. Я ответил на ваши вопросы. Мне пора домой.

— Нам всем хотелось бы домой, мистер Маддокс, но у нас есть еще несколько вопросов, которые мне хотелось бы вам задать перед тем, как мы наконец закончим.

— Еще несколько? Или те же самые опять?

— Вы видели свою жену с Артуром Тримблом. Вы пришли и нашли их в своем доме в некотором, так сказать, компрометирующем положении. Так вы сказали, мне кажется, когда я спрашивал вас несколько недель назад?

— Нет, совсем не так! — сказал Том. — Я не говорил ничего подобного!

— Что же вы говорили, мистер Маддокс?

— Я говорил, что видел их. Но не сказал, что зашел в дом. Я не заходил. Я ушел прочь.

— Вы имеете в виду, что следили за ними, а они не знали?

— Ненамеренно, просто так вышло.

— Что они делали, когда вы их увидели?

— Она провожала его до ворот. Он обнимал ее за шею. Они казались большими приятелями.

— Это, должно быть, вас разозлило.

— Нет, — сказал Том, — к тому времени я уже не злился.

— Но вы злились вначале?

— Когда я узнал, что она лжет насчет ребенка, меня это страшно разозлило. Я даже мог бы ее ударить.

— Вполне естественно, я думаю. Любой бы чувствовал то же самое. Но когда вы ударили жену, мистер Маддокс, что конкретно вы использовали? Молоток? Палку? Каминные щипцы?

— Я ничего не использовал! — сказал Том.

— Просто голыми руками, вы хотите сказать?

— Нет. Я ее вообще не трогал.

— Может быть, вы хотели только шлепнуть ее? Так, слегка, ладонью. Или слегка толкнули, так что она упала и ударилась головой?

— Сдается, что вы пытаетесь меня запутать. Вы наслушались этих историй о моем отце.

— Это случилось дома или вы уговорили ее пойти погулять по лесу?

— Хватит вопросов! — сказал Том. — Вы задаете те же самые снова и снова. Больше я ничего не скажу, даже если вы будете делать это до самого судного дня.

— У вас, разумеется, было достаточно времени, — сказал Данз, — чтобы решить, какую историю нам рассказать.

Он выдвинул из-под стола стул и сел напротив Тома. Потом открыл папку и достал несколько бумаг.

— Это о трибунале, когда вы были в армии.

— Да? Что там? — спросил Том.

— Вас обвинили в отказе подчиниться приказу. Вы были признаны виновным и получили пять дней штрафного батальона.

— Вам лучше знать. Вы выясняли это.

— Что это был за приказ, которому вы отказались подчиниться?

— Там что, не написано?

— Деталей немного. Даже в военном суде, кажется, не спросили, что это был за приказ.

— Конечно. Это их не устраивало.

— Каков был приказ, мистер Маддокс?

— Меня назначили в команду для расстрела.

— Что заставило вас отказаться? Расстройство желудка?

— Я не гожусь для расстрела своих же товарищей. У них не было права назначать меня. Им это было известно.