Страница 42 из 99
- Как-то не умно, - хмыкнул Илья, - что бы ты ментам сказал, если бы вы этого поца покалечили?
- Это в девяносто пятом было, - отмахнулся Паша, - ничего бы мне не было. Ну, попал бы я на пару "кабаков" и всё! В общем, кончилась история тем, что я его на камеру снял и сказал: "Всё! Края! Следующая наша встреча будет для тебя последней!". Опять отпустили, ну, не ментам же, действительно, сдавать. После этого я его действительно больше не видел. Так знаешь, Изя, что дальше оказалось? Оказалось, что этот нарк конченный ещё и в моём доме живет. Пацаны его потом видели, сказали, что он мой сосед. Наркоман со стажем. Сидел уже. Этот придурок откинулся и сразу дозу искать. А на наркоту же деньги нужны. Вот он и шарил, где что "помыть" можно было. В своём же доме! Потом парни говорили, что его месяца через три опять посадили, где-то попался... Так к чему я это говорил? До этого случая я думал, что наркоманы - это не люди, это животные! Так нет, потом я понял... Не животные. Хуже! У любого животного хоть чувство самосохранения всегда есть. Этого же мы только набили, так он опять на чердак полез! Эти наркоманы, они хуже зверей. У них никаких тормозов нет! Им человека убить, родную мать обокрасть, раз плюнуть. Вот я и уверен. На погранцов, по-любому нарки напали. Сейчас их время наступило. Наркотики? Пожалуйста. Бухло, жрачка? Пожалуйста. И никаких ограничителей нет. Оружие раздобыли, и сразу же грабить начали. А что люди, что зомби, для них никакой разницы нет...
- Может и не наркоманы, - с сомнением в голосе сказал Илья, - может зэки сорвались.
- Может и зэки, - поддержал я Гольдмана, - только зэк зэку рознь. Не все они "оторванные" по жизни, есть и те, кто случайно или по подставе на зоне оказался, и смог себя не потерять. Но сейчас за год по нескольку амнистий проводят, да и самое время пацанам из "девяностых", тем, кто по "тяжелым" статьям сидел, на волю выходить. Так что Изя может быть и прав, в смутные времена всё дерьмо очень быстро выхлёстывает наружу...
- А я думаю, наркоманы! - буркнул рассерженный Паша.
- Игорь Алексеевич! - к нам подбежала Вика, тот самый фармацевт, спасенная нами при бегстве из Одессы. Я видел, что она тоже крутилась возле погранцов, - Игорь Алексеевич, - с тревогой сказала запыхавшаяся девушка, - мне кажется, у нас проблемы. Там один из новеньких, ему явно нездоровится. Он потеет сильно, глаза воспаленные. Его, похоже, знобит. А ещё он нервничает очень...
- Так, Вика, - я сразу же вспомнил, как выглядел мент на Мечникова, который в итоге застрелился, - покажи, кто из них?
Вика показала. Паша помрачнел и незаметно снял карабин с предохранителя.
- Беги, срочно позови Виктора Фёдоровича, отца Гольдмана, - распорядился я фармацевту, - пусть сюда идёт! А с погранцом мы сейчас поговорим. Давай, бегом!
Девушка убежала.
- Шмидт! Ты думаешь также как и мы? - переглянувшись с Гоблином, спросил Илья.
- А что, есть другие варианты? - ответил я, - мы пока только приблизительно знаем, что вирус убивает человека в течении получаса-часа. Всё зависит от места укуса на теле, да и, наверное, количество слюны и размеры самой раны влияют на скорость распространения и воздействия вируса. Отсюда до Белгород-Днестровского километров двадцать, не далеко. Так что он вполне мог заразиться перед выездом... Сейчас у их старшего спросим.
- Борис! Можно тебя на секунду? - отозвал я капитана в сторону, когда мы подошли к суетящимся людям, - тот твой боец не может быть зараженным? У него все симптомы на лицо...
Капитан с тревогой посмотрел на крепыша с погонами старшего сержанта, помогавшего молодой женщине нести тяжелые сумки от грузовика. Женщина вела за руки двух мальчуганов, лет семи и пяти, судя по внешнему виду.
- Курганский! - крикнул Борис, - подойди сюда!
Старший сержант поставил сумки, нервно оглянулся на своё семейство, так сцепил зубы, что выступили желваки и пошел к нам. Да, похоже, что Вика не ошиблась...
- Николаич, - обратился к нему капитан, - ты себя как чувствуешь?
Пограничник вытер рукавом блестевшее от пота лицо и тяжело выдохнул:
- Плохо, командир... Думал, пронесет меня... Но, видно не судьба. Мы, когда от меня уезжали... Я хотел отпустить Левка, это моя дворовая собака, с цепи... Вот, - Курганский показал левую руку с опухшим мизинцем, - он меня цапнул. Я же не видел, что он в будке мертвый уже был. Я даже ничего понять не успел... Сколько у меня есть времени, командир? - погранец решительно обратился к капитану. Борис промолчал, видимо, не зная, что ответить.
- Дайте взглянуть на вашу руку, - потребовал отец Ильи, подошедший к нам вместе с Викой, - так. Когда был контакт с зараженным животным?
- Менее часа назад, - ответил вместо бойца капитан, - Курганского мы забрали перед самым выездом из Белгорода.
- Что конкретно вы чувствуете? - спросил старший Гольдман у пограничника.
- Меня знобит, думаю, - волнуясь, ответил парень, - что у меня повышается температура. Суставы крутит, подташнивает. В пот постоянно кидает. Плохо мне и становится хуже. Сердечко бьётся, как сумасшедшее...
Гольдман ещё порасспрашивал погранца, пошептался о чем-то с фармацевтом и, наконец, выдал своё мнение:
- Мне жаль, молодой человек. Уверен, вы сами догадались, что у вас не простуда... Полагаю, у вас осталось десять, может, пятнадцать минут. Потом потеря сознания, смерть... Дальше вы знаете...
Курганский глубоко вздохнул, опять вытер пот и попросил:
- Я хочу попрощаться с семьёй...
Мы с Головатым переглянулись.
- Не будем терять времени! - скомандовал капитан, дождавшись моего кивка. Как будто я не понимал, что творится на душе у парня и мог ему отказать... Писец!
Мы с Пашей и капитаном сопроводили погранца до самого коттеджа, первый этаж которого достался его семье. Помогли донести их вещи и, выйдя на крыльцо, слышали, как Курганский разговаривает со своими родными:
- Маша, не плачь, не пугай детей. Солнце моё, пожалуйста... Прошу тебя, успокойся. О тебе позаботятся, слышишь, всё будет хорошо...
Женщина в ответ только всхлипывала.
- Кирилл, Миша! Папе надо уехать. Простите, мои любимые, но так надо... Кирилл, ты будешь за старшего, береги маму и брата, пока я не вернусь. Миша! Слушайся маму, ты самый надежный её помощник. Всё, родные мои, мне пора... Не провожайте меня, не надо... Прощай, любимая...
Старший сержант вышел на крыльцо, закрыл за собой дверь и сказал, снимая с себя разгрузку и протягивая её нам вместе с автоматом:
- Мне становится хуже... Что мне делать? - глаза парня были полны душевных страданий и боли.
- Пошли, - с трудом ответил я, взмахом руки указав в сторону Изи, маячившего возле домика с садовым инвентарём.
Погранец сделал несколько шагов и покачнулся, едва не упав. Мы с капитаном подхватили его под руки, поддерживая быстро слабеющего человека. Так и добрались до нужного нам строения.
Внутрь мы бойца уже практически заносили. Капитан скрежетал зубами в бессильной ярости.
- Николаич, - сказал Головатый своему товарищу, - ты это... Прости нас. Вот, возьми! - Борис вытащил из кобуры пистолет и протянул его Курганскому, которого мы усадили в старенькое, рассохшееся кресло, нашедшееся в домике.
Пограничник с трудом поднял бледное лицо, увидел пистолет и медленно покачал головой.
- Борис Львович! Я не могу, - запинаясь, выговорил боец, - Бог... Он всё видит... Я не могу, - ещё раз повторил он, - сделайте это сами...
- Писец! Я не буду! Нет, я не смогу! - выдавил из себя капитан и отвернулся.
Гоблин, как чувствовал, остался снаружи. Блин!
- Борис! Ты что? - прошипел я в ухо капитана, - это же твой человек!
- Прости, Шмидт, - ответил Головатый, пряча от меня глаза, - да не могу я! У меня рука не поднимется! Семён! Держись! Прощай, друг! - капитан резко развернулся и почти выбежал из домика.