Верный садовник

Формальное продвижение по службе, пусть и идущее вразрез с установившейся практикой Форин-оффис: назначение мистера Александра Вудроу послом Великобритании в Кении было встречено с чувством глубокого удовлетворения как белой общиной Найроби, так и местной прессой. «Спокойная сила понимания» — с таким заголовком прошла заметка о назначении Сэнди на третьей странице «Найроби стандарт». Глорию в ней охарактеризовали как «глоток свежего воздуха, который сдует последние паутинки британского капитализма».

О внезапном исчезновении Портера Коулриджа в катакомбах официального Уайтхолла говорилось мало, а вот намеков хватало. Предшественник Вудроу «потерял контакт с современной Кенией». Он «замучил министров, трудящихся на благо общества, проповедями о коррупции». Высказывалось предположение, пусть и не ставшее предметом широкого обсуждения, что и он мог пасть жертвой греха, который обличал.

Слухи о том, что Коулриджа вызвали на заседание «дисциплинарного комитета Уйатхолла» и предложили дать объяснения по «некоторым щекотливым вопросам, возникшим во время его пребывания на посту посла Великобритании», пресс-секретарь посольства, который их же и инициировал, отмел как досужие измышления, но не опроверг. «Портер был прекрасным специалистом и принципиальным человеком. И отрицать многие его достоинства просто несправедливо», — сообщил Милдрен доверенным журналистам, словно зачитывая некролог, не предназначенный для публикации, и внимательный читатель мог найти эти тезисы между строк газетных статей.

Узнала широкая общественность и о том, что "Африканский царь Форин-оффис, сэр Бернард Пеллегрин, подал прошение о выходе в отставку ранее положенного срока, с тем чтобы стать одним из топ-менеджеров транснационального фармакологического гиганта «Карел Вита Хадсон» с отделениями в Базеле, Ванкувере, Сиэтле, а теперь и Лондоне, где сэр Пеллегрин мог в максимальной степени проявить «организационные способности». На прощальный банкет в честь Пеллегрина съехались все африканские послы, аккредитованные при Сент-Джеймском дворе, и их жены. В своей остроумной речи посол Южной Африки заметил, что сэр Бернард и его леди, возможно, не выиграли Уимблдонский турнир, но, без сомнения, завоевали сердца многих африканцев.

Возрождение «современного Гудини Сити», сэра Кеннета Куртисса, с одобрением восприняли как друзья, так и враги. Только малая часть Массандр настаивала на том, что возрождение это призрачное, богатство Кенни К. никуда и не пропадало, а ликвидацию холдинга «Три Биз», то есть разорение мелких акционеров, следует рассматривать как грабеж среди бела дня. Но эти недоброжелательные голоса не помешали избранию великого популиста в палату лордов, где он настоял на титуле «лорд Найробийский и Спеннимурский». Ибо именно в Спеннимуре, маленьком, мало кому известном городке, и родился новоиспеченный член палаты лордов. И даже многим его критикам с Флит-стрит пришлось признать, пусть и сквозь зубы, что горностай старому дьяволу к лицу.

«Ивнинг стандарт» в колонке «Дневник лондонца» с теплым юмором написала о давно ожидаемой отставке неподкупного борца с преступностью суперинтенданта Френка Гридли из Скотленд-Ярда. В действительности ни о какой отставке речь не шла. Вернувшись с острова Майорка, поездку на который он давно пообещал жене, суперинтендант Гридли занял высокий пост в одной из ведущих охранных фирм Великобритании.

А вот уход из полиции Роба и Лесли не получил никакой огласки, хотя люди знающие говорили, что Гридли перед тем, как навсегда покинуть Ярд, сделал все, чтобы продавить решение об увольнении, как он говорил, «нового поколения беспринципных карьеристов», которые только бросали тень на репутацию полиции.

Гите Пирсон, еще одной потенциальной карьеристке, отказали в приеме на службу в Министерство иностранных дел. Экзамены она сдала только на «хорошо» и «отлично», однако конфиденциальная характеристика, присланная из посольства в Найроби, вызвала определенные сомнения в ее профессиональной пригодности. Постановив, что она «подвержена слишком уж сильному влиянию личных чувств», управление по кадрам порекомендовало Гите подождать пару лет, а потом вновь подать заявление. Беседовавший с ней инспектор особо подчеркнул, что текущая в ее жилах индийская кровь ни в малейшей степени не является причиной для отказа.

Никаких вопросов не вызвал и прискорбный конец Джастина Куэйла. Повредившись умом от отчаяния и горя, он покончил с собой на том самом месте, где несколькими неделями раньше убили его жену Тессу. О том, что с головой у него не в порядке, знали все, кого заботило его благополучие. Лондонские работодатели приложили максимум усилий, чтобы поместить его в закрытую психиатрическую лечебницу санаторного типа и спасти от самого себя. Известие о том, что убил Тессу его самый близкий друг Арнольд Блюм, стало последней каплей. Для тех, кто знал Джастина, не явились откровением и следы от ударов на животе, бедрах, пояснице: они знали, что после смерти жены Джастин частенько находил утешение в самобичевании. А вот где он раздобыл оружие — новенький короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра, в барабане которого насчитали всего пять патронов, осталось загадкой. Увы, неразрешимой. Но богатые при желании всегда находили средства самоуничтожения. Похоронили его, при полном одобрении прессы, на кладбище Лангата, рядом с телами жены и сына.

Постоянное правительство Англии, которое остается неизменным в круговерти приходящих и уходящих политиков, вновь выполнило стоявшие перед ним задачи, за исключением маленького, но доставившего массу неудобств нюанса. Судя по всему, в последние недели своей жизни Джастин собирал «черное досье», с целью доказать, что Тессу и Блюма убили по одной простой причине: они слишком много узнали о темных делах одного из самых уважаемых фармакологических концернов, название которого пока оставалось анонимным. Какой-то выскочка-солиситор итальянского происхождения, родственник убитой женщины, имея свободный доступ к деньгам своих ушедших из жизни клиентов, нанял профессионального возмутителя спокойствия, скрывающегося под маской агента по отношениям с общественностью. Этот же бессовестный солиситор объединил усилия со знаменитыми адвокатами Сити, известными своей независимостью и драчливостью. Юридическая фирма «Окли, Окли и Фармлоу», представляя неназванную компанию, попыталась оспорить правомерность использования средств клиентов, но безуспешно. Так что они лишь пригрозили подавать в суд на любую газету, которая решалась затронуть эту тему.

Однако смельчаки находились, так что гибель Тессы и Арнольда Блюма, а потом и Джастина Куэйла оставались на слуху. Скотленд-Ярд, вынужденный ознакомиться с имеющимися материалами, публично объявил, что они «ничем не обоснованы и очень печальны», и отказался передать их в прокуратуру. Но адвокаты убиенных вместо того, чтобы выбросить белый флаг, обратили свои взоры на парламент. Один из его членов, из Шотландии, тоже адвокат, на парламентском часе, где рассматривалась ситуация со здравоохранением на Африканском континенте, начал задавать министру иностранных дел соответствующие вопросы. Министр, в привычной ему манере, поначалу легко и непринужденно уходил от прямого ответа, но только обнаружил, что цель парламентария — вцепиться ему в горло.

Вопрос. Известно ли министру иностранных дел о каких-либо документах, направленных в его министерство в течение последних месяцев трагически погибшей миссис Тессой Куэйл?

Ответ. Я требую, чтобы о таких вопросах меня уведомляли заранее.

В. Как я понимаю, ваш ответ — нет?

О. Мне ничего не известно о документах, присланных ею при жизни.

В. Следует ли из этого, что она написала вам после смерти?

Смех.

В последующей переписке и устном обмене мнениями министр иностранных дел поначалу полностью отрицал, что ему известно о существовании этих документов, потом выразил протест, поскольку до завершения юридических процедур они находятся sub judice [84]. После «дальнейших интенсивных и дорогостоящих поисков» он наконец признал, что документы эти «найдены», чтобы присовокупить, что при получении они были изучены с должным вниманием, разумеется, «с учетом психической неуравновешенности автора». И бесстыдно добавил, что вышеуказанным документам присвоен гриф «Секретно».

[84] Sub judice — на рассмотрении суда (лат.)