Поэтический космос

ОМЕГА

(Стихи для мертвых)

Травы.

Я правую руку себе отрежу.

Ожидание.

Травы.

У меня есть перчатка и» ртути, из шелка — вторая.

Ожидание.

Травы!

Не плачь. Молчанье — тишина, которую другие не слышат.

Ожидание.

Травы!

Открылись большие ворота.

Изваянья упали.

Трааавы!!

(Пер. Вл. Бурича)

Поэзия – код, которым небо обменивается с землей, подчиняется принци­пу дополнительности. Это особая ситуация, когда взгляд воздействует на источник света, изменяя его, а произнесен­ное слово настолько преобразует слух, что нельзя сказать, сотворен или отражен образ неба. Это и есть верный признак метакода и возникающего на его основе нового метаязыка поэзии.

«Второе сознание и метаязык. Метаязык не просто код — он всегда диалогически относится к тому языку, который он описывает и анализирует. Позиция экспери­ментирующего и наблюдающего в квантовой теории... Не­исчерпаемость второго сознания, то есть сознания понимаю­щего и отвечающего: в нем потенциальная бесконечность ответов языков, кодов. Бесконечность против бесконечности» (Бахтин М. Эстетика словесного творчества).

Проще говоря, когда поэт видит таинственные лучи, связующие его с небом,— это реальность, им сотворенная, но в то же время и объективная. Его диалог с небом происходит не на языке человека и не на языке звезд, а на некоем третьем, неописуемом. Скажу еще проще: третий язык, метаязык, посредник между землей и небом — это сама поэзия. Поэт не переводчик, а создатель звездного языка. Об этом писал еще Низами в Х веке:

Хочешь, чтоб тебе подвластно стало небо, — встань

И, поправ его пятою, над землей воспрянь!

Только не оглядывайся,— в высоту стремясь

Неуклонно,— чтоб на землю с неба не упасть.

Твой кушак — светила неба. Ты — Танкалуша

Звездных ликов. Цепи снимет с них твоя душа.

В каждом лике, как в зерцале, сам витаешь ты.

Так зачем же знаменьями их читаешь ты?

Но хоть ты от ощущений звезд всегда далек,—

Дух твой, разум твой навеки светы их зажег.

Кроме точки изначальной бытия всего,

Все иное — только буквы свитка твоего.

Так что же такое метакод? Матрица звезд, с которой воспроизводятся тексты? Матрица, но — живая. Сами по себе звезды немы. Они оживают, когда луч отражен в зрачке. Между наблюдаемым и наблюдателем возникает тонкая связь, порождающая волны незримого света. Воз­можно, что древние индусы называли праной те самые истечения света, которые мы именуем «слабые электро­магнитные излучения».

Средоточием излучений в Чхандогья-упанишаде названо сердце. «Поистине у сердца пять отверстий...»

зрение – солнце  – тепло

слух –  луна – свет

речь – огонь – аура

мысль –  влага – красота

пространство – ветер –  энергия

«...Поистине это пять стражей... охраняют врата небесно­го мира... Достигает небесного мира тот, кто знает пяте­рых стражей».

Все пять преломлений света от жара и огня до холодного свечения луны, ауры и чувства красоты — это только пред­дверие. Далее открывается небо незримое.

«Далее то сияние, что светится над этим небом, над всеми и надо всем в этом высшем из миров, это поистине то же сияние, что и внутри человека.

Видят это, когда от прикосновения ощущают тепло в этом теле. Слышат это, когда прикрывают уши и слышат как бы звуки и шум, как бы от пылающего огня. Это должно почитать как это увиденное и услышанное. При­влекательным и славным становится тот, кто знает это». Поднявшись на самые вершины небес, увидим там свой внутренний свет. Услышим речь неизреченную, увидим свет невидимый. Описание этой неизреченной речи и отражение невидимого высшего, внутреннего света — метаязык поэзии.

Слова, как и музыка, движутся

Лишь во времени; но то, что не выше жизни.

Не выше смерти. Слова, отзвучав, достигают

Молчания. Только формой и ритмом

Слова, как и музыка, достигают

Недвижности древней китайской вазы,

Круговращения вечной недвижности

Не только недвижности скрипки во время

Звучащей ноты, но совмещенья

Начала с предшествующим концом,

Которые сосуществуют

До начала и после конца,

И все всегда сейчас.

(Т. С. Элиот)

Чтобы войти в это пространство, Элиот подошел вначале к закрытым дверям небесного сада. Этому предшествовал миг антропной космической инверсии, когда прошлое, будущее и настоящее тасуются, как маета в колоде карт, и сливаются в один вечный миг.

Настоящее и прошедшее,

Вероятно, наступят в будущем,

Как будущее наступало в прошедшем...

Если время всегда настоящее,

Значит, время не отпускает...

Шаги откликаются в памяти

До непройденного поворота

К двери в розовый сад,

К неоткрытой двери. Так же

В небе отклоняется речь моя. Но зачем

Прах тревожить на чаше розы,

Я не знаю.

Отраженья иного

Населяют сад. Не войти ли?

Помните блоковский «Соловьиный сад»? В саду Элиота поют не соловьи, а дрозды, но сад по-прежнему звездный. Восхождение к нему по воздушным ступеням неба.

В первую дверь,

В первый наш мир войти ли,

доверяясь Песне дрозда?

В первый наш мир.

Там они, величавые и незримые,

Воздушно ступали по мертвым листьям...

И взгляды невидимых пересекались,

Ибо розы смотрели навстречу взглядам.

Элиот восходит в звездный сад по сапфировой лестни­це. Сапфир включает астральную радугу Блока, ее оттенки. Сапфир—это и есть блоковская лазурь, сгущенная до сине­вы, еще одно свидетельство, что по одной и той же лестнице света поэты поднимаются в небеса. Теперь вспомним Кол-звезду Заболоцкого, и Большую Медведицу — повозку мертвых, и вечное дерево — древо Млечного Пути.

Пристал сапфир, прилип чеснок,

В грязи по ось ползет возок,

Поскрипывает дерево.

В крови вибрирует струна,

И забывается война

Во имя примирения.

Пульсация артерий

И лимфы обращение

Расчислены круженьем звезд

И всходят к лету в дереве.

А мы стоим в свой малый рост

На движущемся дереве

И слышим, как через года

Бегут от Гончих Псов стада,

Бегут сейчас, бегут всегда

И примиряются меж звезд.

(Т. С. Элиот)

И вот теперь, когда видимое небо с Полярной звездой, Медведицей, Гончими Псами достигнуто, надо выйти к незримому небу, к своему утреннему свету, о котором говорит­ся в Чхандогья-упанишаде. Чтобы вывернуться туда, надо достичь неподвижной точки — оси, вокруг которой враща­ются все звезды. Это вершина небесного дерева — Поляр­ная звезда. Здесь горловина чаши, отсюда выход к свободе. Эта звезда в 120 раз больше солнца. Луч от нее летит до земли 472 года. «Это означает, что в настоящее время мы видим Полярную звезду такой, какой она была во време­на Колумба и недоброй памяти Ивана Грозного». Все это, конечно, интересные сведения, но самое главное другое. Полярная звезда — цефеида, она пульсирует. Ф. Ю. Зигель пишет о цефеидах так: «Подобно сердцу, они непрерывно пульсируют...»

Разговор поэтов со звездами надо слушать без высокомерного недоверия. Ведь ясно же, все они в один голос нам говорят о буквальном, а не символическом контакте со звездами. Может быть, в этом слиянии космического пульса звезд и человека кроются еще не разгаданные тайны метакода.

Ни подъем, ни спуск. Кроме точки, спокойной точки,

Нигде нет ритма, лишь в ней ритм...

Чувств белый свет, спокойный и потрясающий,

Его движения Erhebung...

(Т. С. Элиот. Все стихи Элиота даются в переводах А.Сергеева)

Возвышенное влечет нас к небу, У Блока это его «хвостатая звезда». У Заболоцкого и Элиота звезда По­лярная. Поэтический взор Лорки устремлен к луне. Лер­монтов просто слушал, как «звезда с звездою говорит». В этом разговоре звезд отчетливо слышны голоса поэтов.

------------------------------------------------------------------

– Расстояние между звездами заполняют люди –