Танец ангела

- А Папа тебе кем приходится?

- Кто?- Не поняла Катя.

- Извини. Мы так Шугурова зовем,- поправился Артем.- Ты только ему не говори.

- Николай Андреевич друг отца... Ты у родителей живешь?

- Квартиру снимаю. Недавно из армии пришел.

- Наверно, работать поваром тяжело?

- Мне нравится...

- Я хочу бегать!- Сказала Соня. Ей уже надоело сидеть на плечах.

Артем осторожно опустил ее на землю.

- Соня, далеко не убегай!- Предупредила сестренку Катя.

- Хорошо,- кивнула та.

- А чем ты занимаешься?

- Ничем. Пока. Собиралась учиться, но родители... погибли...

- Я отца твоего знал немного. Он хорошим мужиком был,- начал было Артем, но Катя перебила его:

- Давай, не будем об этом. Мне об этом говорить трудно.

- Хорошо, давай не будем.

Они незаметно подошли к входу в городской парк.

- Часто гуляете здесь?- Артем смотрел на кроны высоких сосен.

- Почти каждый день,- ответила Катя, поправляя на сестренке одежду.- Мы с Соней любим гулять в парке. Да, Соня?

- Да,- кивнула Соня.- Я хочу на карусели!

- А мы туда  и идем,- улыбнулась Катя.

- А я после армии здесь еще ни разу не был, только мимо проезжал. Раньше здесь было весело. Тут такие компании собирались!

- Они и сейчас собираются.

- А ты раньше здесь тоже тусила?

- Да.

- Мы ведь видели друг друга тогда. А познакомились только сейчас...

В парке они провели часа два. По земле уже поползли длинные тени.

- Ты не передумала?- Артем напомнил Кате об их уговоре.- Я завтра приеду.

- Приезжай. Я за городом сто лет не была.

- Увидимся,- Артем невесомо коснулся ее руки.

- Пока-пока,- улыбнулась Катя и покатила коляску к подъезду.

- Катя, подожди! Постой, Катя,- он догнал ее.- Ты не сказала номер квартиры.

- Сорок шестая,- она едва заметно улыбнулась.- Увидимся, Тема.

- Увидимся...- Артем проводил ее взглядом и прошептал:- Увидимся, Катя.

Он подошел к своему мотоциклу и улыбнулся старушкам:

- С меня килограмм конфет!

- Давай, давай, внучек, мы тебя теперь тоже ждать будем!

- Вы бы сегодня переночевали у меня,- сказала тетя Оля перед уходом.

- Нет,- отказалась Катя.- Дома ночуем.

- Не дай бог конечно, но если что – сразу кричите!- Посоветовала тетя Оля.- Я сплю чутко.

- Они к нам больше не полезут,- покачала головой Катя.

- Дай-то бог, дай-то бог!- Пробормотала соседка.- Спокойной ночи, Катюша!

- Тетя Оля,- окликнула ее Катя.- У тебя все хорошо? Голова не болит?

- Все уже хорошо.

Катя закрылась за ней и прошла в детскую. Присела на краешек кровати и замерла, прислушиваясь к ватной тишине квартиры. Уже несколько дней на тонкой грани яви и сна она угадывала призрачную близость родителей. Словно они до сих пор пытались заботиться о них уже с другого берега. И вновь попыталась обратиться к ним от сердца к сердцу. И вновь свет растворился в небытии, так и не окрепнув. Катя судорожно перевела дыхание и осторожно вышла из комнаты.

В гостиной прижалась щекой к стеклянной дверце. За стеклом стояла семейная фотография. Сделали ее несколько лет назад, когда родилась Соня. Маргарита Георгиевна с мамой сидели в глубоких креслах. Мама держала на руках Соню, позади нее стоял отец. А Катя стояла позади бабушки. Катя так долго смотрела на нее, что, не сознавая того, заговорила с Маргаритой Георгиевной: "Бабушка, мы ждем тебя, нам без тебя плохо..."

Иногда она словно впадала в забытье и в этом зыбком состоянии обращалась к родителям, но чаще всего к бабушке, все же понимая, что помощи от мертвых не получить. И в такие моменты слышала голос, похожий на свой: "Кто же ты? Холодная, самоуверенная, не похожая ни на кого. Если есть у тебя душа – ты человек. Но ведь душа это эмоции и чувства, надежда и вера, и поступки, на которые толкают чувства людей. Но ведь ты не делаешь так, как делают люди. А если и делаешь, только для того чтобы притвориться одной из нас. А если это так, то ты не человек, а дух. Так кто же ты?.." И пока этот голос остывал в ее голове, Катя понимала, что только бабушка может им помочь во многом, и потому время от времени обращалась к ее странной, нечеловеческой душе, пытаясь через огромные расстояния получить на свой зов отклик. И в унисон ей вторил еще один голос, быть может ангела-хранителя ее.

Но так же как накатывали теплыми волнами надежды, наваливалось жестокое отчаянье. Оно проносилось траурной лентой по краю сознания. И от его прикосновения мир тускнел. Если это происходило среди белого дня, было не так страшно. Посреди суеты и повседневных забот отчаянье слабело и теряло силу. Но если происходило это поздним вечером или ночью, когда небо за окном остывало, превращаясь в непаханое черное поле с искорками звезд, Катя начинала думать о том, что недавно либо отталкивала от себя, либо не замечала. О боли и страданиях неизлечимо больных или покалеченных людей. Об отчаянии родителей потерявших детей и о боли детей потерявших родителей. О равнодушии, слепой ненависти, о силе зла и тысяче хищных вещей этого мира. О многом и многом думала она в такие часы. Словно отчаянье породнило ее с такими же отчаявшимися душами по всей земле. Потому что отчаяние везде одинаково, под луной и под солнцем, в безлюдной тайге и в шумном городе. Но только отчаявшись, она ощутила тепло и свет надежды.

- Бабушка, бабушка,- прошептала Катя.- Возвращайся... Мы тебя ждем.

Она выключила свет и легла на диван. Вокруг нее царила тишина. Звезды мерцали.

В тот час, когда Катя незаметно уснула, полуночничали Василий Львович с Любой Стрекаловой.

- Завтра она заберет ребенка, и можно будет начать моральную подготовку,- неторопливо говорил Василий Львович о жене.- Ей нужно свыкнуться с мыслью, что скоро они останутся вдвоем. А мы заживем наконец семьей. Как же надоело прятаться от людей... Квартиру поменяем, обстановку, соседей.

- Не торопись, Вася,- Люба поставила перед ним чашку зеленого чая. И прижалась упругой грудью так крепко, что он вздрогнул.

- Не хочу я, Люба, время терять, - он увлек ее и посадил на колени.- Сколько мы так живем? Ни себе, ни людям. Устал...

- Мне с тобой хорошо,- прошептала она, едва касаясь губами его лица.- Не стало бы хуже.

- Господи, я как пацан! Вижу тебя и справиться с собой не могу... Спасибо...

- За что?- Ее теплое дыхание щекотало, а голос волновал кровь.

- За все, милая. За эти минуты, когда снова мальчишкой становлюсь. И этот шанс, Люба, я его не упущу. Кто же знал, что Малаховы погибнут? Но коли случилось так, почему бы не расставить все по своим местам?- Он обнял ее еще крепче.- Я ведь понимаю все, Люба. Самое привлекательное во мне – деньги. Но у нас с тобой есть сын, и я люблю тебя не на словах! И для вас готов на многое. Я завещание изменил. Все что мое - все сыну отдам!

- Не говори так, тебе еще жить и жить!

- И мне есть ради кого жить. Счастье мое!- Василий Львович поцеловал ее в губы.

Елена Ивановна ощутила дурноту, прислонилась к стене, но уже через мгновение почувствовала облегчение. Она постояла еще так, прислушиваясь к внутренним ощущениям и прошла в детскую. Они готовили эту комнату для Сони. На ремонт Василий Львович денег не пожалел. Елена Ивановна подошла к кроватке, застеленной одеялом с веселыми рожицами из мультфильмов. Она стыдилась признаться даже себе, но на самом деле завтрашний день и волновал и беспокоил ее.

- Завтра ты будешь со мной, Сонечка,- вполголоса сказала она.- Уже завтра ты будешь с нами, солнышко мое.

Она подошла к книжному шкафу. Книг в нем было пока что немного, но за стеклом стояли большие фотографии обоих Горловых и Сони. Психолог, к которому Елена Ивановна обратилась за консультацией, посоветовал ей исподволь, но настойчиво вытеснять из памяти ребенка все воспоминания, связанные с родителями.