Тихая бухта

— Это что такое?

— Это бар, — ответил помощник капитана и пояснил: — Прибой, идущий в устье реки. Он поднимает большие волны.

Скоро стал виден берег; на нем горели костры, суетились люди, что-то крича. Высаживаться можно было сразу на землю, но сбоку била высокая волна, и брызги от нее залили вещи и пассажиров. Димка вымок до нитки.

На берегу к ним подошел приземистый широкоплечий человек и, пристально вглядываясь сквозь сумрак в лицо отца, спросил:

— Вы новый лесничий будете?

— Да, — ответил отец.

— Я объездчик. Пундык Савелий Петрович. Будем знакомы!

Он протянул свою широкую ладонь, в которой совсем потерялась рука нового лесничего, и предложил проводить начальника до его квартиры в поселке.

Подхватив пожитки, Димка с отцом пошли, куда указывал объездчик.

Дорога, была скверная. Димка то и дело спотыкался о какие-то коряги и пни, валявшиеся вокруг.

— Дорог у нас тут нету, — сказал объездчик. — Место глухое, таежное…

У Димки сжалось сердце. И пароход, который за десять дней пути надоел ему, теперь показался родным домом. Захотелось обратно на пароход.

Но, обернувшись назад, Димка уже не увидел ни «Алеута», ни бухты — только один туман, в котором по-прежнему ровно и грозно ревел невидимый бар.

Димке не понравилось новое место. Гористый берег был загроможден валежником, нанесенным прибоем. По берегу реки Тихой в беспорядке раскинулись бревенчатые избы, потемневшие от ветров и дождей.

Димке с отцом пришлось жить в одной из таких изб. Правда, внутри было чисто и уютно. Но сразу же за плетнем, который окружал двор, начиналась тайга. Громадные лиственницы вперемежку с кедрами карабкались на сопку. Их крепкие корни вылезали из земли. Они цепко хватали каменистую почву.

Взбираясь все выше и выше, деревья все теснее жались друг к другу. В глубине они сливались в сплошную стену. Димке думалось, что через эту стену никто — ни зверь, ни человек — не проберется.

По ночам прилетавший с севера ветер раскачивал деревья и выл на разные голоса.

В первые дни Димка не отваживался уходить далеко от дома. Погода стояла скверная. Ветер рвал туман, но был не в силах одолеть его. Где-то в вышине солнце старалось пробраться через его мглистую пелену, маяча мутным светлым пятном.

И однажды оно разыскало какую-то лазейку, протянуло в нее свои лучи и раздвинуло в тумане окна. Ветер, наконец, оторвал туман от земли, разметал в клочья, и они растаяли в теплом воздухе.

В этот день отец подарил Димке охотничий винчестер. Он обещал объяснить сыну, как надо обращаться с ружьем, но забыл. А Димка не стал дожидаться, пока отец вспомнит. Он захватил винчестер, заряженный отцом, и отправился на охоту.

Облитая ярким солнцем бухта, река и поселок теперь казались Димке другими. Он с удивлением глядел вокруг.

Деревню окружали сопки. Их склоны, обращенные к реке, густо заросли травой, кустарником и лесом. Теперь, когда солнце осветило их, они переливались всеми оттенками зеленого и синего. Тут были и темно-зеленые сосны, и голубоватые кедры, и светло-зеленые березы.

Никогда не приходилось Димке видеть такой чащи. Сквозь густую траву с трудом продирались ноги. В ней стрекотали кузнечики. Ожили и замелькали стрекозы, сверкая своими прозрачными крыльями. Прогудела мимо пчела, села на цветок, раздвинула лапками тычинки, сложила крылышки, и Димке было видно только ее полосатое брюшко. Оно то светлело, то темнело: пчела, собирая цветочную пыльцу, ровно дышала.

Удивительно было в лесу!

Веками стоявшие деревья росли каждое по-своему. Вот совсем круглое, как шар. Кажется, тронь только его — покатится. А рядом — прямое, словно египетский обелиск, какие Димке приходилось видеть на картинках. Пролетов между ветвями почти не было видно, так густо они сплелись. Димка нырял туда, точно в пещеру. Он шел, не чуя под собою ног, оглядываясь и рассматривая диковинную заросль.

Тайга! Так вот она какая!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Дни помчались быстро.

В эту весну целый мир открылся перед Димкой. Он раньше много читал и любил книги о приключениях и путешествиях. Но теперь предметы, и тайга, и река, которые он видел каждый день, казались ему ничуть не хуже, даже интересней, чем в книгах.

Однажды Шурка посадил его на ороченскую оморочку — узенькую, долбленную из тополя лодочку, такую маленькую, что она казалась игрушечной. Легкая, с одним веслом, она слушалась малейшего движения Шурки.

Как приятно, должно быть, сидеть в ней одному и плыть между деревьями по лесной реке!

Проехав несколько раз с новым приятелем, Шурка предложил и Димке поездить одному в оморочке. Димка охотно согласился. Но каково же было его удивление, когда он немедленно опрокинулся в воду, стоило ему только сесть на место Шурки! Пока он, отряхиваясь от воды, вылез на берег, Шурка хохотал, захлебываясь от смеха. Димка нахмурился:

— Нарочно подстроил?

Шурка перестал смеяться:

— Не нарочно, а ты, когда садился, на один борт оперся.

— Ну и что?

— А то, что в эту лодку так садиться нельзя: опираться надо сразу на оба борта.

Но прошло несколько дней, и Димка научился гонять оморочку так хорошо, что даже сдержанный на похвалы Шурка сказал ему:

— Да ты, брат, теперь совсем по-таежному!

Димке было очень приятно слышать это.

Теперь ребята предпринимали на оморочках длинные прогулки. У речки Тихой оказалось много проток — то тенистых от нависших над водой деревьев, то светлых, со сверкающими песчаными берегами, то таких быстрых, что против течения было трудно грести. Иногда на самой широкой и глубокой из проток ребята натыкались на каменистые перекаты: тогда оморочку приходилось перетаскивать через них волоком. А то вдруг сразу после илистой мели протока разливалась широким озером с чистой, прозрачной водой.

Иногда, оставив на берегу оморочку, ребята отправлялись в лес. Листва и хвоя, многие годы падавшие к подножьям деревьев, заглушали шаги.

Толпы кленов, елей и кедров окружали ребят. Темные ели встречали их неприветливо. Мальчики то и дело натыкались на их острые иглы. Зато березы и ветлы казались ласковыми, А кедры даже и разглядеть нельзя было, так высоко поднимали они вверх свои пышные шапки.

Шурка водил друга по лесу, как хозяин. Он знал по имени каждое дерево, знал, когда оно болеет, когда веселится.

Он часто останавливался и прислушивался к разноголосому говору зеленого народа. При этом Шурка говорил, что каждое дерево, каждая порода шумит на свой лад. Димка не верил этому.

Однако, когда и его уши стали различать шумы леса, он услышал, что, и верно, кедр шумит густо, клен же и береза не шумят, а звенят, а змея-дерево шуршит, как если бы оно не стлалось по ветру, извиваясь под его порывами всем своим серым гибким стволом, а ползло по земле.

Однажды Шурка остановился у раскидистого дерева, у которого кора была почти черной. Шурка постучал по нему согнутым пальцем.

— Вот этот в лесу всех старше! — сказал он с уважением. — Это тис. Когда он начинает шуметь, кажется, что все остальные шумят меньше.

— Тис? — удивился Димка. — Разве он здесь растет?

— У нас все растет! — сказал Шурка.

— У Робин Гуда был тоже лук сделан из тиса… Знаешь, Шурка, давай и мы сделаем из него себе луки.

Но Шурка не понял его:

— На что тебе лук? Хорошего ружья разве мало тебе? И кто такой этот Родингут?

— Не Родингут, а Робин Гуд! Знаешь, это был знаменитый разбойник, английский.

— Тю! — презрительно протянул Шурка. — Тоже нашел себе цацку!

— Так ведь Робин Гуд был хороший разбойник! — оправдывался Димка. — Он только богатых убивал. А бедным он помогал. Один раз он наказал неправедного судью — ноттингемского шерифа. О нем книжек много написано… Я сам читал.

— Помогал бедным? А ты не врешь? — переспросил Шурка.