Сингл и Сингл

— Он меня оскорблял. Говорил, что на прошлое Рождество я пытался его ограбить. «Ограбить вас — насчет этого я ничего не знаю, — ответил я. — Нам, наоборот, казалось, что вы грабите нас. Но вы победили, так что чего об этом вспоминать?» Тогда он говорит мне, что я должен отозвать это безумное требование двухсот миллионов фунтов. «Поговорите с Евгением, — говорю я. — Поговорите с Хобэном. Требование — не моя идея. Кричите на клиента, а не на меня, — говорю я ему. — Эти двое работают вместе, вот с ними и разбирайтесь». Тогда он мне говорит: «Если появится мой сын Оливер, не разговаривайте с ним, он гребаный псих. Скажите ему, чтобы он остановился, скажите, что не надо меня разыскивать. Скажите, чтобы он убрался из Стамбула и спрятался в какой-нибудь норе. Скажите ему, что шутки закончились».

— Как-то не верится, чтобы мой отец такое говорил.

— Это его послание. Его слова. И мои тоже. Я адвокат. Я излагаю главное. Катись отсюда на хрен. Отвезти тебя куда-нибудь? В аэропорт? На вокзал? У тебя есть деньги? На такси я тебе дам. — Он завел двигатель.

— Кто сказал вам, что предатель — Массингхэм?

— Хобэн. Аликс знает, что говорит. У него в России свои люди, люди в системе. — Не включая подфарники, Мирски снял «Мерседес» с ручника и задним ходом выкатился к шоссе. Дорогу ему освещала луна.

— Почему Хобэн сказал вам, что Массингхэм предал «Свободный Таллин»?

— Он сказал мне, вот и все почему. Мы, между прочим, друзья. Нас многое связывает, нам пришлось через многое пройти, когда мы трудились на благо коммунизма и зарабатывали бакс-другой для себя.

— Где Зоя?

— Она свихнулась. Не связывайся с ней, слышишь? Русские женщины чокнутые. Аликс должен вернуться в Стамбул и положить ее в клинику. Аликс пренебрегает супружескими обязанностями.

Они спустились к подножию холма. Мирски то и дело поглядывал в зеркало заднего обзора. Следовал его примеру и Оливер. Увидел появившийся сзади «Форд» с Агги за рулем. Она проехала мимо.

— Ты — хороший парень. Надеюсь, что никогда больше не увижу твоего гребаного лица. — Мирски вытащил из-за пояса пистолет. — Нужен тебе?

— Нет, благодарю, — ответил Оливер.

Мирски остановился перед самым разворотом. Оливер вышел из машины. Мирски развернул «Мерседес» и покатил домой, даже не взглянув на Оливера.

Через несколько минут рядом остановился «Форд» Агги.

— Михаил был для Евгения Сэмми, — произнес Оливер, глядя перед собой.

Они припарковались у самой воды. Оливер говорил, Агги слушала.

— Кто такой Сэмми? — спросила она, уже звоня Броку по сотовому.

— Мой знакомый мальчик. Помогал мне с фокусами.

Элси Уотмор сквозь сон услышала звонок в дверь, после звонка услышала, как ее покойный муж Джек говорит, что Оливера снова приглашают в банк. А уж потом поняла, что это не Джек, а Сэмми, и он говорит, что у двери стоят двое полицейских в штатском, должно быть, кого-то убили, и один из них лысый. В последнее время Сэмми думал только о плохом. Смерть и несчастья не выходили у него из головы.

— Если они в штатском, с чего ты взял, что они полицейские? — спросила она, надевая халат. — Который час?

— Они приехали на патрульной машине, — ответил Сэмми, следуя за ней. — Белом «Ровере». С надписью «ПОЛИЦИЯ» на борту.

— Я не хочу, чтобы ты крутился рядом со мной, Сэмми. Будет лучше, если ты останешься наверху.

— Не останусь, — возразил Сэмми, и вот это непослушание тоже тревожило ее. За несколько дней, прошедших с отъезда Оливера, мальчик изменился к худшему. Вновь начал писаться по ночам, хотел, чтобы все гибли в катастрофах. Она прильнула к «глазку». Один мужчина стоял в трилби. Второй, без единого волоска на голове, обходился без шляпы. Никогда раньше Элси не видела коппера с гладким, как бильярдный шар, черепом. Лысина блестела под уличным фонарем, и она почему-то решила, что коппер мажет ее особым маслом. За ними, в затылок минивэну Оливера, стоял белый «Ровер». Она открыла дверь, но цепочку не сняла.

— Уже четверть второго, — сказала она в щель.

— Мы очень сожалеем, миссис Уотмор, очень сожалеем. Вы миссис Уотмор, не так ли?

Говорил шляпа, лысый наблюдал. Лондонский выговор, правильный английский.

— Допустим.

— Я — детектив-сержант Дженнингс, это — детектив-констебль Эмис. — Он помахал в воздухе ламинированной карточкой, которая на поверку могла оказаться проездным на автобус. — Мы действуем на основе информации, касающейся одного человека, с которым мы хотели бы поговорить до того, как он совершит новое преступление. Мы думаем, что с вашей помощью нам удастся его найти.

— Им нужен Оливер, мама! — прошептал Сэмми у ее левого локтя, и она едва не повернулась, чтобы наказать ему не раскрывать глупого рта. Сняла цепочку, и полицейские прошли в холл, держась очень близко друг к другу. «Наверное, бывшая жена натравила на него полицию, потому что он перестал платить алименты, — подумала Элси. — Или он в очередной раз напился и кого-то отметелил». Она представила себе Оливера, каким находила его на полу, но на этот раз уставившегося в стену тюремной камеры. Сэмми отирался рядом с ней.

Полицейский в шляпе снял ее. Глаза слезились. Он словно чего-то стыдился. А вот лысый никакого стыда не испытывал. Он заметил книгу регистрации постояльцев и теперь по-хозяйски пролистывал ее. Элси обратила внимание на широкие плечи и узкие бедра. Прямо-таки атлет.

— Его фамилия Уэст, — сказал лысый констебль, переворачивая очередную страницу. — Знаете какого-нибудь Уэста?

— Полагаю, Уэсты у нас останавливались. Фамилия-то очень распространенная.

— Покажи ей фотографию, — буркнул констебль, не отрываясь от регистрационной книги.

Сержант достал из бумажника пакетик из кальки, показал Элси фотографию Оливера, со спутанными волосами и опухшими веками, чем-то похожего на Элвиса Пресли. Сэмми поднялся на цыпочки, чтобы глянуть на фотографию, и говорил: «И мне, мне».

— Имя — Марк, — пояснил сержант. — Марк Уэст. Рост шесть футов, темные волосы.

Элси Уотмор руководили только интуиция да короткие звонки Оливера, похожие на крики о помощи с тонущего корабля: «Как вы, Элси? Как Сэмми? У меня все в порядке, Элси, не волнуйтесь обо мне. Я скоро вернусь». Сэмми сменил пластинку: «Покажи мне, покажи мне», — и щелкал пальцами у нее под носом.

— Это не он, — внезапно осипнув, ответила она, коротко и решительно.

— Это вы про кого? — спросил лысый констебль, оторвавшись от регистрационной книги. — Кто не он?

Глаза у него были бесцветные и пустые, и вот эта пустота особенно напугала ее: она поняла, что этому человеку напрочь чуждо само понятие доброты. Он мог бы наблюдать за смертью собственной матери, и в нем ничего бы не шелохнулось.

— Я не знаю мужчину, фотографию которого вы мне показываете, значит, это не он, не тот, кто мог бывать в моем доме, не так ли? — Она вернула фотографию сержанту. — Вам должно быть стыдно будить в такой час добропорядочных людей.

Сэмми не вытерпел изоляции. Оторвавшись от юбок матери, он шагнул к сержанту, протянул руку.

— Сэмми, пожалуйста, иди спать, — одернула его Элси. — Я серьезно. Тебе завтра в школу.

— Покажи ему фотографию, — скомандовал констебль, хотя его губы не шевельнулись. Констебль, отдающий приказы сержанту.

Сержант протянул фотографию Сэмми, и тот устроил целое представление, вглядываясь в нее сначала одним глазом, потом двумя.

— Этого Марка Уэста здесь не было, — объявил он и сунул фотографию в руку сержанта, после чего, ни разу не оглянувшись, поднялся по лестнице на второй этаж.

— Что вы можете сказать насчет Хоторна? — спросил лысый констебль, вновь изучавший регистрационную книгу. — О. Хоторн. Кто он?

— Это Оливер.

— Кто?

— Оливер Хоторн. Он здесь живет. Фокусник. Выступает перед детьми. Дядя Олли.

— Он сейчас здесь?

— Нет.

— Где?