Страница 41 из 55
А с папой, думаю, было сложно. Он много пережил, рано потерял мать, потом был репрессирован отец. Он долго добивался, чтоб пойти добровольцем на фронт. Как рассказывал папа, ему попался просто какой-то добрый майор, обалдевший от усталости, и сказал: пиши заявление и иди. Его направили на курсы радистов. Папа был человек нежной души, но был прикрыт от людей. Он поступил во ВГИК на режиссерский к Л. В. Кулешову. Снял игровой фильм «Звероловы» (в 1959 году на кинофестивале в Венеции отмечен призом. — Прим. авт.), потом снимал интересные научно-популярные фильмы. Он очень любил природу, потому и снимал животных.
Папа прекрасно писал. От него осталось много рассказиков и заметок. Он объехал весь мир и необыкновенно интересно об этом рассказывал.
Зачем он ушел зампредом Госкомитета по кинематографии РСФСР? В кабинете он себя запер из-за мамы: нужно было деньги зарабатывать, чтобы обеспечить маме нормальную спокойную жизнь. Он ей создавал базу, чтоб она могла творить. Он ее обожал всю жизнь. Трепетал за нее. Она была за ним, как за каменной стеной.
Р. П. Сулоева:
— Глеб любил готовить, а Руфа не умела. Он приносил продукты, надевал фартук и сразу вставал к плите. О, его знаменитые холодцы, каши!.. А какие он пек потрясающие пироги!
Н. Г. Соловьева:
— А всю мужскую работу делала она. Она покупала всякие инструменты, занималась строительством дачи.
Ольга:
— С 70-го года мы жили в этой квартире на Большой Бронной. К13 номеру квартиры мама относилась с бравадой, в голову не брала. Стала говорить «это мое число».
Знаменитая актриса, красивая женщина — она была обречена жить под прицелами любопытных глаз. Ее приглашали на различные мероприятия, она заседала в президиумах общественных организаций, была депутатом Моссовета, членом правления ВТО и прочая и прочая… И везде, где бы ни появлялась, сразу шепоток: «Нифонтова!»
Р. П. Сулоева:
— Руфа очень не любила внешнего проявления своей популярности, не любила, когда люди на улице или в магазине ее узнавали. Поэтому глубоко на глаза натягивала кепи.
Не прилагая никаких усилий, порой словно намеренно себя уродуя бесформенной одеждой и эскападами, Нифонтова тем не менее притягивала, завораживала, покоряла. Ее дружба с мужчинами была сцементирована их восхищением, высокой оценкой ее душевной красоты, таланта, сердечности. Но тесное общение и совместная работа творческих людей невозможна без будоражащих электрических разрядов: играя на сцене и экране чувства, многие попадают в западню собственных эмоций и начинают верить в их подлинность. Скоротечные актерские романы — тема, достойная многотомного исследования. Это предмет обсуждения, а не осуждения в театральной и киношной среде, так сказать, издержки профессии. Много раз в кино и театре «играла» любовь и Руфина Нифонтова. А в жизни?
Р. П. Сулоева:
— Про нее много чего говорили… Были ли у нее романы? От нее об этом знала только я, а значит, никому больше и знать не надо. Но на ней в это время было все написано: она вся светилась. В любви она была страстна и безумна.
Но все же главным в жизни актрисы был ТЕАТР. В кино она снималась периодически. В основном это были небольшие роли и рольки, эпизоды. Но и в них она была хороша, даже небольшую умела сделать запоминающейся. Она умела потрясающе молчать в кадре, когда работу мысли выдавал взгляд удивительных глаз: настороженный или насмешливый, оценивающий, мечтательный… А вот роли, в которой она в добавление к этому могла бы что-то сделать и что-то сказать своим неповторимым голосом, все не было.
Не лучшим образом обстояли дела и в театре.
А. М. Торопов:
— У Руфы в театре долго не было работы.
Ольга:
— Актер должен все время играть. Я считаю, что она работала очень мало. Мама не умела жить светской жизнью. Вообще, она была очень странный человек. Она сама, по-моему, недопонимала себя до конца, не знала, что с собой делать. Ей от природы было много дано: красота необычайная, глаза… Ее кто-то должен был направлять, вести, снимать. Но этого не было. А сама она не умела устраиваться…
Т. П. Панкова:
— Актрисе нужен свой режиссер (желательно муж). Но, к сожалению, у нас в театре нет такого, чтобы на отдельную актрису что-то ставили. Даже Вера Николаевна Пашенная — имя огромной величины — пять лет сидела без работы, ждала Вассу.
Руфина Дмитриевна десять долгих лет мечтала о «Федре», но к тому времени, когда ее наконец в 1986 году поставили, уже перенесла тяжелую болезнь, сложную операцию на молочной железе, от лечения гормонами располнела. Ей сказали: «Как-то сладенько играешь», — и она отказалась от выстраданной роли.
Н. Г. Соловьева:
— Руфа была не только талантливым, тонким человеком, но и потрясающим телепатом. Случилось так, что после премьеры «Федры», которая мне категорически не понравилась, хотя это была постановка Бориса Александровича Львова-Анохина, мы поехали к ней. И как всегда, она начала меня спрашивать: ну? Я сначала отнекивалась, а потом стала говорить все, что думаю. И мы очень резко поговорили, она отстаивала свою позицию, но меня это все не убедило. Короче, мы в тот вечер, в ту ночь расстались с тяжелым сердцем. Обида не обида, но было такое состояние, раздраженность… Я приехала домой, и у меня этот диалог с ней все время крутился в голове. И уже было далеко за полночь, а я все время «говорила», «говорила» с ней… Смотрю: второй час ночи, третий, а я все «говорю», привожу какие-то доводы. И в это время звонок, телефон. Я настолько обалдела, испугалась, схватила трубку, говорю: «Алле!» И вдруг — ее голос: «Я все слышу! Замолчи. Потом поговорим», — и повесила трубку.
Творческий простой — это не просто термин, это страшная болезнь, как ржа, разъедающая душу, подтачивающая здоровье. Каждый борется с этой бедой по-своему: кто уходит в себя, отгораживаясь от мира коконом своих переживаний, кто умеет стоически ждать своего часа… Но если ты не просто звезда, а Актриса, для которой искусство — это цель и способ жизни, а бессмысленное блуждание по пустым коридорам театра или очередь у окошечка кассы, где ежемесячно получаешь, как подачку, неотработанные крохи, — это удар под дых. Не нужна!.. И не знаешь, как тебе жить, куда прятать взгляд, боясь увидеть сочувствие или насмешку…
Такая же неотъемлемая составляющая творческой жизни, как и мимолетные романы, — алкоголь. Кто обмывает им радость удач, кто заглушает горечь провалов и обид… Но в той или иной степени пьют все. Коллективно или в одиночестве. По поводам и без… И никуда от этой страшной правды не деться. Скольких талантов и ярких индивидуальностей поразил он жестокими болезнями, спеленал больничными простынями, разрушил личности и жизни!..
Р. П. Сулоева:
— О ней говорили, что пьет. Что тут скажешь? Дело в том, что ее организм совершенно не переносил алкоголь. Она быстро пьянела, поэтому и было так заметно. Другие выпивают в несколько раз больше, — и ничего.
Алкоголь не приносил ей желанного забвения, театр был ее болезнью и ее лекарством. Своим корявым почерком она записывала для себя роли, которые мечтала сыграть. Получился чуть не тетрадный разворот. Своеобразный мартиролог. Наверное, вместе с крушением очередной мечты умирала и частичка ее самой.
А. М. Торопов:
— Нифонтовой понравился спектакль Иванова «Волки и овцы», и ей очень захотелось в него войти. Но она сначала попросила дирекцию, чтобы узнали у Поляковой (играющей Мурзавецкую. — Прим. авт.), не возражает ли та. Люда Полякова сказала, да ради Бога! И Руфа стала одержимо репетировать Мурзавецкую. Но, к сожалению, не было даже генеральной репетиции.
Природа настолько щедро ее наградила, подарила удивительные лучистые глаза! Причем на сцене и на экране — красота была вдвойне. А в жизни ходила, загребая ногами. Одевалась нарочито небрежно…