Страница 18 из 55
Юбилеи — время не только цветов, подарков и поздравлений, но и грустных итогов.
— Все было на протяжении этих лет: полвека творческой жизни, любовь и расставания, замужества и разводы… Даже клиническая смерть.
Успешная и востребованная актриса, она решилась на серьезный шаг: в тридцать лет родить ребенка. Потому что очень сильного этого захотела. Потому что от любимого мужчины, ставшего главным в ее жизни. Но как же трудно было совместить ожидание желанного материнства с профессией!
В «Карьере Димы Горина» она начала сниматься, будучи на пятом месяце беременности.
— Там есть такая сцена: мы приехали на грузовике на встречу Нового года. Моя Галя Березка не могла находиться в кабине — я ведь делала ее по характеру Тани Конюховой — только с бригадой в кузове, под ледяным ветром… А потом борт открывают, и я со всеми вместе «горохом» сыплюсь почти с двухметровой высоты!.. Аж ассистентки взвизгнули: «Она же беременная!» Тут Сергея Аполлинариевича Герасимова, который, как худрук объединения, присутствовал на съемках, чуть кондрашка не хватила!..
Бесполезно было ей советовать поберечься: «надо значит надо». В работе она никогда условий не диктовала. В жизни же свой крутой характер проявляла, от чего нередко страдала сама, да и близким доставалось.
— У меня такой характер: что не понравится — буду стоять насмерть, как камень. Сказала, будет сын, — и утром и вечером повторяла: «Каждую минуту он все больше становится мальчиком» — это я вычитала в «Саге о Форсайтах». И родила сына! Когда я лежала в роддоме, все бегали на меня смотреть, хотя я была изуродована до неузнаваемости: вся в черных пятнах, губы распухли, нос картошкой… Такую жуть представить было невозможно! Когда сестра меня увидела, то закричала от ужаса. А мне все было нипочем!
Театральные гримеры перед каждым спектаклем старательно замазывали пигментные пятна светлым гримом, от чего ее лицо становилось похожим на маску.
Но природу не обманешь: сказывался возраст, и роды были тяжелыми. Тем более что в Ригу к родным, где Конюхова решила рожать, они с мужем приехали на автомобиле, причем она провела за рулем несколько часов. Ноги опухли так, что актрису вытаскивали из машины несколько человек. Она еле добрела до постели, с трудом передвигая негнущиеся ноги.
— Ребенок шел попой. Мне три дня его не показывали. Я сходила с ума и однажды так разоралась, что все испугались и отвели меня его посмотреть. Я в роддоме месяц пролежала.
Врач после родов меня спросил: «Что вы там кричали?» А это было в 1961 году, тогда еще не было никаких публикаций на тему «жизнь после смерти». И я ему стала рассказывать, как поэтапно следила за своим переходом «туда». У меня уже однажды было подобное. Делали мне операцию, и, вероятно, от новокаина у меня был шок. Оказывается, это и есть клиническая смерть. Я чувствовала, что куда-то поплыла по комнате, заглянула на кухню — там мама с мужем сидят. Мама что-то уронила, и оно блямкнуло об пол… Я все помню: как на меня что-то надвигалось, как мое лицо превратилось в каменную маску… Появился какой-то далекий свистящий звук «у-у-у». От глаз как будто протянулись проволочки, которые стали меня куда-то тянуть. Появилась острая боль, и я стала опрокидываться во что-то черное…
А потом я ощутила полет в узком пространстве. И подумала: «Надо же — лечу, как ракета! И куда это меня несет? И как мне приземлиться?» И когда я вдруг вылетела в серебристое пространство, меня охватила такая бешеная радость! Я еще подумала: «Странно: свет яркий, но не режет мне глаза»…
Надо сказать, что как-то во время съемок в Средней Азии мне сожгли роговицу: пленка тогда была малочувствительной, и ставили по двенадцать огромных прожекторов на маленькую площадку. В конце смены у меня была чернота перед глазами, полная потеря светочувствительности. Потом я долго вымывала «песок» из глаз. До сих пор на натуре с подсветкой сниматься не могу.
Так вот, когда я вылетела туда, то подумала, как здорово: глазки-то не болят. Было потрясающее ощущение, не передаваемое словами!.. А потом вдруг как будто отключили свет, — темнота… Мне стало тесно и больно. Я глаз еще не открывала, но ощутила, что чмокаю губами. Оказывается, перед началом операции врач попросил коньяк и лимон. Думаю, у него уже были подобные случаи. Он ножом разжал мне зубы и выжал туда лимон. Кислота что-то делает в организме, и я пришла в себя. У ассистентки было такое лицо!.. Она шепчет: «У вас был шок»… Я поняла, что шок — это смерть…
Нет, в эти минуты перед ней не «промелькнула вся жизнь», это просто литературный штамп. Скулы сводило от лимонного сока, и она судорожно сглатывала, отстраненно фиксируя разливающуюся волнами по телу боль. Но разум уже выходил из оцепенения, а с ним возвращалась и вечная привычка быть хозяйкой себя и обстоятельств. Вернее, противостоять им, парировать удары судьбы. Как Скорпион, к знаку которого принадлежит, каждый раз возрождаться из пепла.
— Я себя ловила на том, что первая эмоция, когда я кого-то слушаю, — удивление: «Да?» А потом во мне происходит молниеносный процесс, и я в следующую минуту говорю: «Нет!» Первым, кто подметил и вытащил эту мою сущность, был Леонид Луков (режиссер фильма «Разные судьбы». — Прим. авт.).
В те времена о «лженауке» астрологии практически ничего не было известно. Но Татьяна Георгиевна волей случая много об этом узнала.
— Однажды в Театре киноактера я встретила свою любимую актрису Валентину Караваеву (незабываемую Машеньку из одноименного фильма Юлия Райзмана. — Прим. авт.) и пригласила отобедать. Выпили мы с ней коньячка, и она спрашивает: «Танечка, вы — Скорпион?» Я обиделась: «Почему это скорпион?» Уж я-то их повидала…
Чего-чего, а этих опасных тварей она насмотрелась с самого детства, ведь родилась Татьяна Георгиевна в Узбекистане. Ее отец, Георгий Степанович Конюхов, был выходцем из крестьянской семьи. Но семьи образованной и имеющей особый общественный статус.
— Мой дед был агрономом в имении известного сахарозаводчика Терещенко. У него было много собственных трудов по выращиванию сахарной свеклы. А бабушка была красавица-раскрасавица — полька, Елена Александровна Высоцкая. У них было четыре сына и любимица дочь Танечка, которая в шестнадцать лет сгорела в три дня. Братья чуть не убили француза-доктора, — ему пришлось даже спешно бежать из имения. Отец в 30-х отслужил в армии, где вступил в ВКП(б), за меткую стрельбу получил именные серебряные карманные часы. Потом его направили на партийную работу в Казахстан, где он и встретился с мамой.
Мать Татьяны Конюховой звали Анастасия. Она была девушкой решительной и волевой, что не раз пригодилось ей в жизни. Как все «хохлушки», статной, темноволосой красавицей и певуньей. Возможно, ей казалось, что она сделает неплохую партию, связав судьбу с крупным управленцем, но, как известно, «человек предполагает, а Бог располагает». В 1934 году директора Ферганского хлопкоочистительного завода Г. С. Конюхова арестовали. Под нелепым предлогом: за травму работницы в результате несоблюдения техники безопасности. Хотя всем было ясно, что пострадал он за то, что не дал гепеушникам в обиду главного бухгалтера завода — своего друга детства. Когда за тем пришли, Конюхов без лишних разговоров выбросил уполномоченного из окна кабинета. Хоть клумба с петуниями и смягчила падение со второго этажа, но обида у того осталась. И «загремел» Конюхов в тюрьму, а потом в лагерь. А спас его, как ни странно, расстрел Ежова, объявленного в свою очередь врагом народа, и приход Берия. Может быть, сыграли роль и хлопоты родственника, лично знакомого с Всесоюзным старостой М. И. Калининым.
— Когда мы в 37 году «получили» чуть живого отца, он был от макушки до пят покрыт мокрой экземой. С тех пор я не выношу запаха мази Вишневского. И траурный марш Шопена, так как мимо нашего дома, что был рядом с кладбищем, чуть не каждый день шли похоронные процессии.