Портной из Панамы

Отменив все малозначительные встречи и закрыв клуб пораньше вечером, Пендель торопится домой, обучать и воспитывать своего агента, изучать ее поведение, собирать по крохам все, даже самые незначительные события ее дня, чтобы выстроить свое мозаичное полотно. Но больше всего его занимают и волнуют ее отношения с почитаемым, уважаемым и обожаемым — на ревностный взгляд Пенделя, эти оценки сильно преувеличены — боссом Эрнесто Дельгадо.

До сегодняшнего дня он опасался, что любил свою жену чисто концептуально, всего лишь как некий образчик честности и прямоты, восполнявших его собственные сложность и запутанность. Что ж, прекрасно, отныне он отбросит эту концептуальную любовь и познает Луизу по-настоящему. До сегодняшнего дня он сотрясал решетку этой клетки — брака в надежде выбраться. Теперь же он, напротив, попытается войти. Каждая, даже мельчайшая деталь ее повседневной жизни отныне важна для него; каждый комментарий о ее драгоценном начальнике, его приходах и уходах, телефонных звонках, встречах, конференциях, капризах и причудах — все необыкновенно важно. Малейшее отклонение от распорядка дня, имена его визитеров и занимаемое ими положение (а все они неминуемо проходят через кабинет Луизы перед аудиенцией с великим человеком) — словом, все эти пустяки, которые прежде Пендель слушал одним ухом и только из вежливости, отныне обрели для него огромное значение. Такое огромное, что ему приходилось подавлять свое любопытство, чтобы не вызвать у жены подозрений. По той же самой причине он вынужден скрывать, что постоянно делает записи в условиях, приближенных к боевым. Или у себя в кабинете — надо разобраться с парой счетов, дорогая, или же запершись в туалете — прямо не знаю, что такое съел сегодня, дорогая, может, это от рыбы?

А так называемый счет следует передать Оснарду утром.

Социальная жизнь жены интересует и завораживает его не меньше, чем жизнь Дельгадо. Встречи с другими выходцами из Зоны, членство в Форуме радикалов, организации, доселе казавшейся Пенделю не более радикальной, чем теплое пиво, участие в Группе христианского товарищества и братства, собрания которой Луиза посещала только из почтения к своей покойной матери, — все это страшно интересовало его теперь. И побуждало делать все новые и новые записи в портновской книге, причем вносились они туда в виде изобретенного им же шифра — смеси аббревиатур, инициалов, цифр и неразборчивых каракуль, понятных только его натренированному глазу. И еще, неведомо для Луизы, ее жизнь отныне неразрывно переплеталась с жизнью Мики. В голове Пенделя жену и самого близкого друга объединяла общая судьба — помере того как молчаливая оппозиция все шире раскидывала свои щупальца, собирая под свои знамена студентов-диссидентов, христиан и просто добропорядочных панамцев, живущих по ту сторону моста. Иными словами — весь цвет бывших обитателей Зоны, тайком собиравшихся по двое-трое на улицах Бальбоа после наступления темноты.

Никогда прежде Пендель не был так близок к жене и одновременно — отстранен от нее, как теперь, когда они шагали по жизни рука об руку. Иногда он с ужасом осознавал, что чувствует свое превосходство над нею. Потом спохватывался, что это вполне естественно — ведь он знает о ее жизни в несколько раз больше, чем она сама. Ему одному ведомы все ее секреты, он маг и волшебник, он тайный агент, засланный в стан врага. И целью его является этот монстр — Конспирация, ключи от которой находятся в руках у наиболее преданных и посвященных членов молчаливой оппозиции.

Нет, что правда, то правда, порой маска слетала с Пенделя, и верх над здравым смыслом брало актерское тщеславие. И он твердил себе, что делает Луизе большое одолжение, прикасаясь ко всему, чем бы она ни занималась, волшебной палочкой истинного творца. Спасает ее. Разделяет с ней ношу. Защищает ее физически и морально от обмана и всех связанных с ним неприятных последствий. Бережет ее от тюрьмы. Избавляет от тяжких раздумий и сомнений. Дает ей возможность вести спокойную и здоровую совместную жизнь, вместо того чтоб биться и мучиться в раздельных камерах или говорить друг с другом только опасливым шепотком. Но затем маска возвращалась на место, и перед ним снова возникала она: его бесстрашный агент, его товарищ по оружию, отчаянно преданный, как мы уже знаем, всему, что связано с цивилизацией.

Движимый неукротимым стремлением исполнить свой долг перед Луизой, Пендель уговаривает ее пригласить Дельгадо на ближайший уик-энд и сам вывозит ее утром за город: на маленький пикник, только ты да я, Лу, вдвоем, как раньше, когда еще не было ребятишек. Он договаривается с Окли, что те отвезут детей в школу и обратно, садится в свой внедорожник и везет жену в Гамбоа, их любимое место на холме под названием Плантейшн Луп, куда ведет проложенная еще американскими военными дорога. Вьется, точно змея, отливающая металлическим блеском, среди густых лесов, и ведет к горному хребту, что является частью континентального водораздела между Тихим и Атлантическим океанами. От него не укрылся символический смысл выбора места: перешеек, высота, с которой прекрасно видны окрестности, их маленькая и столь любимая, вверенная отныне их попечению Панама. Совершенно неземное местечко, продуваемое ветрами и расположенное скорее уж ближе к садам Эдема, чем к двадцать первому веку, несмотря на унылый, выкрашенный кремовой краской металлический ангар высотой не меньше шести футов, ради которого, собственно, и строилась эта дорога. Некогда здесь проводилось подслушивание то ли китайцев, то ли русских или японцев, а может, никарагуанцев и колумбийцев. Теперь же база считалась официально закрытой… Хотя, как знать, возможно, ради интриги ее устройства могли и ожить в присутствии двух шпионов, работающих на британскую разведку и забравшихся сюда в поисках утешения и отдохновения от повседневных тягот и риска.

Раскинувшие крылья стервятники и орлы плыли над их головами в бесцветных неподвижных небесах. В просвете между деревьями виднелись склоны зеленых холмов и долина, тянувшаяся до самой Панамской бухты. Было всего лишь восемь утра, но пот лил с них градом, когда они возвращались назад, к внедорожнику, за чаем со льдом в термосе и пирожками с мясным фаршем, ее любимыми, которые Пендель приготовил еще накануне вечером.

— Нет ничего лучше такой жизни, Лу, — весело заметил Пендель, забравшись рядом с женой на переднее сиденье, мотор был включен, и во всю мощь работал кондиционер.

— Какой такой?

— Да вот этой. Нашей. Мы много трудились, и это окупилось. У нас есть все. Дети. Мы. Да мы просто процветаем!

— Что ж, рада слышать, что ты счастлив, Гарри. Пендель решил, что подходящий момент настал.

— Знаешь, вчера в ателье мне рассказали одну страшно занятную историю, — нарочито легкомысленным тоном начал он. — О канале. Что якобы в верхах тайно обсуждается старый японский план, так мне, во всяком случае, сказали. Уж не знаю, проходил ли он через вашу комиссию или нет.

— Какой еще план?

— О прокладке нового канала. На уровне моря. С захватом устья реки Каймито. Проект оценивается в сто миллиардов долларов. Уж не знаю, правда это или нет.

Луиза явно не обрадовалась такому повороту разговора. «Знаешь, Гарри, я что-то не пойму. К чему было тащить меня сюда, на вершину холма, чтоб повторять какие-то дурацкие слухи и сплетни о новом японском канале. Это абсолютно аморальный, экологически опасный план, к тому же явно антиамериканский и противоречит условиям договора. Так что от души надеюсь, что, когда мы вернемся и ты встретишься с типом, который тебе это наплел, ты посоветуешь ему не распространять подобные идиотские провокационные слухи, нацеленные на то, чтоб сделать будущее канала еще более неопределенным».

На секунду Пенделем овладело отчаяние, он едва не зарыдал в голос, оттого, что его план потерпел полный провал. Вот так всегда. Я хотел взять ее с собой, а она не пошла. Предпочла свою маленькую проторенную дорожку. Неужели не понимает, что брак — штука двухсторонняя? Или супруги полностью поддерживают друг друга, или каждого из них ждет полный провал. И он надменно заметил: