Страница 26 из 34
Пятница даже рассердился немножко.
— Не съели бы! Я сказал бы им, что надо хорошо жить, любить друг друга и не ссориться. Они рады знать доброе!
Тогда Робинзон решил показать Пятнице свою лодку. Давно уж он доверил ему все свое имущество.
Трудно было научить Пятницу стрелять, потому что долго звук выстрела внушал ему ужас, но когда он попривык, то сам запросил ружье и прыгал, как ребенок, застрелив первую птицу.
С тех пор он сделался очень недурным стрелком, благодаря необыкновенной верности глаза.
Только лодку, глубоко запрятанную в глубине маленького заливчика, как-то не собрался показать ему Робинзон.
Теперь он провел его туда и с торжеством показал свое сокровище.
— Вот лодка, Пятница! Если хочешь, можешь ехать на ней домой!
С величайшим интересом тот прыгнул к лодке и стал ее подробно осматривать, покачивая головой и бормоча что-то вполголоса.
Потом печально поглядел на Робинзона и сказал:
— Мала лодка! Нельзя ехать!
— А если мала, то надо сделать большую… Эту лодку я делал один, вдвоем мы быстро сделаем другую, и ты уедешь к своим!
Пятница не пришел в восторг от этих слов, как ожидал Робинзон, а неподвижно стоял, не то с недовольным, не то с сердитым лицом.
— Что с тобой, Пятница? Разве тебе не хочется сделать лодку? — наконец, спросил Робинзон.
— А зачем сердишься? — вместо ответа спросил тот.
— С чего ты взял, что я сержусь? Нисколько я не сержусь!
— Не сержусь! Не сержусь! — ворчливо передразнил Пятница, — зачем тогда гонишь Пятницу? Что я сделал?
— Да ведь ты же сам говорил, что тебе хочется домой?
— Да, хочется, только чтобы оба! Ты не едешь, я не еду. Один не хочу!
— Но послушай! — возразил Робинзон, — зачем я поеду к твоим? Что же я там буду делать?
Пятница живо повернулся, и его глаза заблестели.
— Много делать! Хорошо делать! Будешь учить лучше быть, как я!
— Ну, будь по-твоему! Давай делать лодку, а там посмотрим! — весело ответил Робинзон.
Не поскупился Пятница на прыжки и танцы в знак своей радости, потом указал на топорик, висевший у его пояса, и полушутя, полусерьезно воскликнул:
— Если ехать не будешь, а меня посылаешь, лучше убей! Один не поеду!
На другой же день отправились в лес искать подходящее дерево. Конечно, деревьев было много, одно лучше другого, надо было выбрать такое, что росло бы недалеко от берега, чтобы не слишком трудно было спустить потом лодку в воду.
Выбор Робинзон предоставил Пятнице, потому что видел, что тот прекрасно понимает толк в этом.
Дело пошло живо, рубили вдвоем, но, когда ствол был готов для выделки лодки, вышел было маленький спор: Пятница хотел внутренность непременно выжигать огнем, как делают у них, Робинзон же настаивал на том, чтобы, главным образом, работать топором и стамеской. Скоро Пятница убедился на деле, что Робинзон прав, и охотно подчинился ему, впрочем, ворчливо заметив:
— Хорошо вам, белым! Вы в земле находите такие хорошие вещи: ножи и топоры! У нас только камни!
Робинзон расхохотался от души.
— Как? Ты думаешь, что мы находим их готовыми? Да, я тебе говорил, что железо находят в земле, только много работы над ним, прежде чем можно сделать из него топор или нож!
И, стараясь говорить понятно, Робинзон стал рассказывать о рудниках, плавильных печах и тяжелом труде, выпадающем на долю людей. Пятница слушал, полуоткрыв рот и застыв неподвижно, изредка только поглядывая на свой топор, о котором слышал такую удивительную историю.
Рис. 16. Робинзон и Пятница рубят лодку.
Когда Робинзон говорил о том, как трудно рабочим, Пятница не выдержал и прервал его.
— Зачем делают это, если трудно? — воскликнул он.
— Потому что они бедны! — грустно ответил Робинзон.
Оказалось, что это понятие почти незнакомо Пятнице. Он долго понять не мог, как можно не иметь необходимого?
— У нас — иди и возьми! — говорил он. — Зачем работать? Птицы много, орехи много, всем хватит!
И окончательно не мог он в толк взять, что топоры, которые выделывают эти люди, достаются не им, а другим, богатым, у которых много всего.
— Разве богатые не любят бедных? — спросил он живо.
Робинзон в затруднении пожал плечами.
— Ты же говорил, что ваш учитель велел любить друг друга, отчего же вы его не слушаете? Я бы сказал: будем вместе работать, что твое, то мое, а я тебе работаю!
Робинзон вспомнил о роскоши, в которой живут одни люди, и о бедности, доставшейся на долю других, и тяжело вздохнул.
— Да, Пятница, у нас делается не все так, как надо! — признался он.
Пятница тоже затуманился и был неразговорчив весь день. Вероятно, ему грустно было расстаться с мыслью, что далекая страна, казавшаяся ему такой волшебно прекрасной, населенной полубогами, оказывается, на самом деле, совсем другой.
А лодка, между тем, все больше и больше обозначалась из бесформенного ствола дерева. Она выходила гораздо больше первой. Когда обтесали ее снаружи топорами, чему Пятница мигом выучился, сгладили все неровности, а внутри сделали две скамьи, то вышла она хоть куда, настоящей морской лодкой. Спустить в воду тоже было не просто.
Делали деревянные катки и, перекидывая их все дальше и дальше, черепашьим шагом передвигали лодку. Слишком мало рабочих рук было для этого дела! Зато, как хорошо держалась лодка, когда наступил торжественный час, и она закачалась на воде. Пятница оказался гребцом на-диво: несмотря на величину лодки, она слушалась его всецело, он быстро поворачивал, менял, направление и, видимо, сам нарадоваться не мог на новинку.
Очень были довольны и Робинзон, и Пятница, но был еще один замысел, о котором Робинзон пока не говорил. Ему непременно хотелось поставить мачту и сшить паруса, в чем Пятница ничего не смыслил.
Для мачты было сколько угодно молоденьких деревьев, прямых, как стрела, но сшить паруса было труднее.
За столько лет вся остававшаяся парусина порядочно подгнила, и лишь с трудом удалось набрать нужные куски. Немало изрезал ее Робинзон для Пятницы, вся одежда его состояла теперь из парусиновых штанов. Они стесняли его меньше меховых, и пришлось сделать ему эту уступку. К меховой куртке обращался он только во время дождей, когда готов было надеть на себя что угодно, лишь бы защититься от холода.
Два месяца трудился Робинзон над оснасткой своего суденышка. В этом деле Пятница не мог помочь ему.
— Ну что, Пятница, на такой лодке можно плыть к вашим? — спросил Робинзон.
— О! Много можно! — ответил тот в восторге.
Плавание не представляло особенной трудности, по мнению Робинзона. Если выбрать ясный день для путешествия, то земля не пропадала бы из виду, и было бы не трудно знать, куда держать путь. К сожалению, приближалась дождливая полоса, и нельзя уж было рассчитывать на постоянную погоду. Волей-неволей надо было переждать ее. Пятница соглашался с этим, но с большим неудовольствием, Робинзона же давно жизнь научила терпению.
Пока необходимо было позаботиться о надежном приюте для новой лодки, потому что буря не редка в это время. Они перевели лодку в бухточку, памятную тем, что тут Робинзон впервые пристал со своим плотом. Дождавшись прилива, они подтянули лодку возможно выше к берегу. Когда же начался отлив и она очутилась на сухом месте, они с Пятницей выкопали возле глубокую яму такой длины и ширины, чтоб лодка могла поместиться туда. Когда со следующим приливом яма наполнилась водой и лодка встала, на приготовленное место, прочной плотиной они отгородили ее со стороны моря, чтобы держать в полной безопасности.
Наконец, чтобы предохранить от дождей, сверху накидали густо ветвей, образовавших непроницаемую крышу. Теперь можно было спокойно пережидать плохое время года.
Как только кончилось оно и погода стала устанавливаться, Робинзон и Пятница начали деятельно готовится к дальнему плаванию. В скучные дни они уж до мельчайших подробностей рассчитали и сообразили все, что может понадобиться им в пути, сколько провизии нужно взять и какой именно. Накануне отъезда, утром, Робинзону вдруг захотелось прибавить еще черепашьих яиц к своим запасам, Пятница вызвался сбегать на берег поискать их.