Достопочтенный Школяр

– Лиззи? – неуверенно спросил он. – Привет, Лиззи, это я, Джерри.

Она резко обернулась и взглянула снизу вверх. В этот миг ему захотелось отшатнуться подальше, потому что он понимал, что первым ее откликом будет физический страх перед его ростом. Он не ошибся. Серые глаза испуганно мигнули, потом остановились.

– Лиззи Уэрдингтон! – заявил он более уверенно. – Ну как виски? Вспомнила меня? Когда-то я удачно вложил денежки в ваше дело. Джерри. Приятель Малыша Рикардо. Сорок с лишним литров с моим именем на этикетке! Все оплачено и взято на борт.

Он говорил вполголоса, понимая, что, возможно, ворошит прошлое, которое ей хотелось бы поскорее забыть. Он говорил так тихо, что пассажиры в лифте слышали лишь мелодию «Капли дождя продолжают падать на мою голову», доносившуюся из музыкального автомата, да ворчание пожилого грека, которому чудилось, что его замуровали.

– Да-да, конечно, – произнесла она и одарила его сияющей улыбкой стюардессы. – Джерри! – Она замолчала, словно его имя вертелось у нее на языке. – Джерри… э-э… – Затем нахмурилась и взглянула на него, словно театральная актриса, воплощающая аллегорию Забывчивости.

Лифт остановился на шестом этаже.

– Уэстерби, – торопливо подсказал он, выручая ее. – Репортер. Вы заставили меня раскошелиться в баре «Созвездие». Мне хотелось чуть-чуть тепла и уюта, а получил я лишь бочонок виски.

Кто-то рядом с ними засмеялся.

– О, конечно! Джерри, дорогой! Как я могла забыть… Какими судьбами в Гонконге? О Боже!

– Как обычно, гоняюсь за сенсациями. Пожары, эпидемии, голод. А как ты? Ушла на покой, полагаю, при твоих-то методах торговли. Никогда в жизни мне так не выкручивали руку.

Она радостно рассмеялась. Двери раскрылись на третьем этаже. Внутрь с трудом втащилась старушка, опирающаяся на две трости.

" Л и з з и У э р д и н г т о н с б ы л а с р у к р о в н ы м, с ч е т о м п я т ь д е ся т п я т ь б о ч о н к о в п у н ц о в о г о в д о х н о в е н и я и з и с т о ч н и к а Г и п п о к р е н ы, в а ш а с в е т л о с т ь, – говорил старина Кро. – В с е д о о д н о г о п р о д а н ы п о к у п а т е л я м – м у ж ч и н а м, и м н о г и е и з н и х, к а к м н е г о в о р и л и, п о л у ч и л и в д о б а в о к к в и с к и н е к и е д о п о л н и т е л ь н ы е у с л у г и. О с м е л и в а ю с ь п р е д п о л о ж и т ь, э т о п р и д а е т н о в ы й с м ы с л в ы р а ж е н и ю " п о л н о й м е р о й ".

Они спустились в вестибюль. Девушка вышла первой, Джерри шел рядом. Сквозь двери парадного входа он увидел ее красный спортивный автомобиль с откинутым верхом, втиснутый между сверкающими лимузинами. «Она, должно быть, позвонила вниз и велела подать его к подъезду, – подумал он. – Если здание принадлежит Ко, он, черт возьми, не мог не позаботиться, чтобы с ней обращались как следует». Проходя через вестибюль, Лиззи болтала без умолку, то и дело оборачиваясь к нему. Руку она отставила далеко от туловища, оттопырив ладонь, как манекенщица. Он, должно быть, спросил ее, как ей нравится в Гонконге, но сам не мог этого припомнить.

– Я в восторге от него, Джерри, просто в восторге Вьентьян по сравнению с ним… отстал на много веков. Ты слышал, что Рик погиб? – Она произнесла это высокопарным тоном, словно давая понять, что она и смерть – давние знакомые – Мне казалось, после Рика я не смогу никого полюбить. Джерри, я ужасно ошибалась. Гонконг – самый веселый город в мире. Лоуренс, дорогой, я отчаливаю в своей красной подлодке. У нас в клубе девичник.

Лоуренсом звали портье. Ключ от ее автомобиля висел на большой серебряной подкове. Глядя на нее, Джерри вспомнил скачки в Хэппи Вэлли.

– Спасибо, Лоуренс, – нежно произнесла она и сверкнула улыбкой, которая будет преследовать беднягу всю ночь. – Джерри, здесь такие чудесные люди, – призналась она театральным шепотом по пути к парадному входу. – Подумать только, чего мы только в Лаосе не говорили о китайцах! Но здесь я поняла, что это самый чудесный, самый выдающийся и изобретательный народ на свете. – Она перешла на иностранный акцент непонятного происхождения. Должно быть, переняла его у Рикардо и подпускает иногда для шика. – Люди думают: Гонконг… сказочные магазины… не облагаемые налогом фотоаппараты… рестораны, но, если честно, Джерри, стоит только заглянуть чуть поглубже и увидеть истинный Гонконг и его народ… здесь есть все, чего только можно пожелать в жизни. Кстати, как тебе нравится моя новая машина?

– Так вот на что ты потратила прибыль от виски.

Он протянул руку, и она положила в нее ключи, чтобы он открыл ей дверцу. Так же без слов он дал ей подержать орхидеи. Полная луна, еще не поднявшаяся из-за черной громады Пика, сияла, как лесной пожар. Девушка села в машину, он вернул ей ключи и на сей раз почувствовал прикосновение ее руки. Это опять напомнило ему скачки в Хэппи Вэлли, он вспомнил, как Ко, отъезжая, поцеловал ее.

– Не возражаешь, если я поеду на заднем сиденье? – спросил он.

Она рассмеялась и распахнула заднюю дверцу.

– Так куда же ты едешь с такими роскошными орхидеями? Она включила зажигание, но Джерри мягко повернул ключ обратно. Лиззи удивленно взглянула на него.

– Малышка, – тихо сказал он. – Я не умею врать. Я змея, заползшая в твое гнездо, и, прежде чем везти меня куда-то, пристегни ремень и выслушай горькую правду.

Он тщательно все обдумал. Лучше всего произнести эти слова именно сейчас, чтобы ей не показалось, будто ей что-то угрожает. Она сидела на водительском кресле собственной машины, под освещенным козырьком собственного дома, в двадцати метрах от портье Лоуренса, и Уэстерби, чтобы ей было спокойнее, играл роль смиренного грешника.

– Наша случайная встреча не совсем случайна. Это во-первых. Во-вторых, как бы это помягче выразиться, мне дано предписание разыскать тебя и порасспросить о твоем покойном дружке Рикардо.

Она все еще рассматривала его, все еще чего-то ждала. На кончике ее подбородка Джерри заметил два шрама, довольно глубоких, похожих на следы от когтей. Ему стало интересно, кто и чем их оставил.

– Но Рикардо мертв, – пробормотала она, пожалуй, чересчур поспешно.

– Разумеется, – успокоил ее Джерри. – Какие могут быть вопросы? Однако моей газетенке стало известно из первых рук, или, как любит говорить начальство, «с пылу с жару», что Рикардо жив, а моя работа – потакать их прихотям.

– Но это полная чушь!

– Согласен. Полная чушь. Они выжили из ума. Утешительная награда – две дюжины изрядно помятых орхидей и лучший обед в городе.

Она отвернулась и смотрела куда-то вдаль через ветровое стекло. Фонарь над головой ярко освещал ее лицо, и Джерри стало интересно, каково это – обитать в таком красивом теле Нелегко, наверно, двадцать четыре часа в сутки держаться на достойной его высоте. Серые глаза Лиззи приоткрылись чуть шире, и у него возникло сильное подозрение, что ему предлагается заметить, как блестят слезы у нее на глазах и как дрожат руки, сжимающие руль.

– Прости, – пробормотала она. – Просто… когда любишь человека… отдаешь ему все… а он умирает… а потом, однажды вечером, ни с того ни с сего…

– Извини, – сказал Джерри. – Мне очень жаль. Она завела машину.

– А почему тебе должно быть жаль? Если он жив, это очень хорошо. Если умер, ничего не изменилось, В любом случае мы ничего не теряем. – Она засмеялась. – Рик всегда говорил, что его невозможно уничтожить.

«Словно воруешь у слепого нищего, – подумал он. – Нельзя ее отпускать просто так».

Она вела машину умело, но напряженно. Он догадывался – она как-то вдохновляла на догадки, – что она сдала экзамены совсем недавно и что в награду за это ей подарили машину. Ночь стояла необычайно тихая. Они спустились в город. Гавань лежала, сверкая огнями, как идеально гладкое зеркало посреди открытой шкатулки с драгоценностями. Они обсудили, куда ехать дальше. Джерри предложил податься на Полуостров, но она покачала головой.

– Ладно. Поедем сначала выпьем, – заключил он. – Давай сметем все стены!