Достопочтенный Школяр

Ди Салис так выразительно пожал плечами, что его сальные волосы встали дыбом, наподобие половой швабры.

– Пусть другие гадают, – ядовито произнес он. – Кто в наши дни верит в мотивы? С его стороны было бы совершенно естественно откликнуться на попытки завербовать его в Ленинграде, конечно, если работа проводилась как следует. В этом нет никакой нелояльности. Правда, не совсем общепринято. Россия всегда была старшим братом Китая. Им стоило только сказать Нельсону, что его отобрали в авангард членов комитета «повышенной бдительности». Для этого не требуется особой хитрости.

Зеленый телефон в соседней комнате трезвонил не переставая. Это о многом говорило – Мартелло редко бывал так настойчив. Поднимать трубку имели право только Гиллем и Смайли. Но Смайли не слышал звонка, а Гиллем решил, что скорее провалится в преисподнюю, чем сдвинется с места, пока ди Салис излагает возможные причины, по которым Нельсон стал «кротом» Карлы.

– Когда началась культурная революция, многие из тех, кто занимал такие же высокие должности, как Нельсон, решили, что Мао сошел с ума, – рассказывал Док, все еще не желая выдвигать никаких теорий. – Так считал даже кое-кто из его генералов. Унижения, которые претерпел Нельсон, заставили его смириться внешне, но внутренне он, возможно, обозлился и – кто знает? – возжаждал мести.

– Платежи на имя Дрейка начали поступать как раз тогда, когда реабилитация Нельсона была практически завершена, – мягко возразил Смайли. – Каковы ваши предположения?

Для Конни это было уже чересчур. Ее снова прорвало:

– О Джордж, разве можно быть таким наивным? Ты же сам можешь все понять, дорогуша! Не могут же эти несчастные китайцы на полжизни запереть под замок технического специалиста высочайшего класса и не извлекать из него никакой пользы! Карла видел, куда ветер дует, так, Док? Он все учуял и пошел по ветру. Он держал бедняжку Нельсона на привязи и, едва тот из глуши попал в цивилизованный мир, направил по его следу своих гончих: "Это мы! Вы нас не забыли?

Мы ваши друзья! Мы не дадим вам пропасть! Не будем плевать вслед на улице! Давайте вернемся к делу". Вы и сами бы так поступили, разве нет?

– А деньги? – спросил Смайли. – Полмиллиона?

– Кнут и пряник! Грандиозное вознаграждение с намеком на шантаж. Нельсона поймали сразу на два крючка.

Несмотря на бурный взрыв Конни, последнее слово осталось за ди Салисом:

– Он китаец. Он прагматичен. Он брат Дрейка. Он не может уехать из Китая…

– Пока не может, – тихо добавил Смайли, еще раз заглядывая в папку.

–…и хорошо знает настоящую цену своих услуг русской разведке. «Политику нельзя съесть, с ней нельзя переспать», – любит говорить Дрейк. Тогда по крайней мере на ней нужно делать деньги…

– В ожидании дня, когда можно будет выбраться из Китая и потратить их. – Смайли закрыл папку и поднял листок с заметками. Гиллем на цыпочках вышел из комнаты. – Дрейк однажды уже пытался вытянуть его и потерпел неудачу, так что Нельсон будет принимать деньги от русских до… до каких пор? Возможно, пока Дрейку не повезет.

Настойчивый, где-то на грани восприятия, треск телефона наконец затих.

– Нельсон – «крот» Карлы, – подытожил Смайли, обращаясь, скорее всего, к себе самому. – Он сидит на бесценном кувшине с информацией о Китае. Уже поэтому он нам интересен. Он действует по приказам Карлы. Они сами по себе имеют для нас громадное значение. По ним можно точно определить, что именно русские знают о своих китайских врагах и даже что они против них замышляют. Информация посыплется на нас, как из рога изобилия, стоит только как следует вдуматься в его сведения. Я прав, Питер?

Трагическая новость всегда приходит неожиданно. Только что новая идея казалась незыблемой; в следующий миг она уже уничтожена, и для тех, кто пострадал в катастрофе, мир меняется безвозвратно. Однако Гиллем успел подстелить соломки; ею стали слова, написанные на почтовой бумаге со штампом Цирка. Питер составил экстренное сообщение для Смайли. надеясь, что вид письма заранее подготовит начальника к неприятным новостям. Он тихо подошел к столу с письмом в руке, положил конверт на стекло и стал ждать.

– К с т а т и, о Ч а р л и М а р ш а л л е, другом летчике, – поинтересовался у собравшихся Смайли, до сих пор ни о чем не догадываясь. – Напали ли Кузены на его след, Молли?

– Его история во многом похожа на историю Рикардо, – ответила девушка и недоуменно взглянула на Гиллема, стоявшего сбоку. Питер почему-то побледнел и стал казаться старым и больным. – Как и Рикардо, он во время войны в Лаосе совершал полеты для Кузенов. Они одновременно учились в секретной авиационной школе Лэнгли в Оклахоме. Когда война закончилась, американцы выбросили его на свалку, и больше о нем ничего не известно. В Управлении по борьбе с наркотиками утверждают, что он возил опиум, но они говорят это обо всех летчиках, работавших на Кузенов.

– Полагаю, вам нужно прочитать вот это, – твердо сказал Гиллем, указывая на послание.

– Следующим шагом Уэстерби должен стать Маршалл. Нельзя ослаблять давление, – продолжал Смайли.

Он взял наконец листок со стола и протянул его к свету. Затем прочитал его, приподняв брови и полузакрыв глаза. Прочитал, как всегда, дважды. Выражение лица не изменилось. Те, кто сидел рядом, говорили, что оно просто застыло.

– Благодарю, Питер, – тихо произнес Смайли и положил бумагу на стол. – И благодарю всех присутствующих. Конни и Док, вы можете остаться. Остальным этой ночью желаю хорошо выспаться.

У тех, кто был помоложе, это пожелание вызвало здоровый смех: было уже далеко за полночь.

Рядом с Джерри, притулившись к вытянутой ноге, спала девушка с верхнего этажа, худенькая смуглая куколка; оранжевый свет, льющийся с промоченного дождем гонконгского неба, не оставлял на ней ни единого пятнышка. Она похрапывала, запрокинув голову, а Джерри смотрел в окно и думал о Лиззи Уэрдингтон. Он вспоминал отметины от когтей у нее на подбородке и в который раз спрашивал себя, кто же их оставил. Он думал о Тиу, представлял его в роли ее тюремщика и повторял прозвище лошадиный писака", пока не разозлил себя окончательно. Он спрашивал себя, долго ли еще придется ждать и появился ли наконец у него хоть малейший шанс наладить с ней отношения. Это было все, о чем он просил: всего один шанс. Девушка пошевелилась и затихла. Из-за соседней двери доносилось привычное клацанье: участники партии в маджонг перед началом игры промывали косточки.

Поначалу девушка не то чтобы неподобающе быстро ответила на ухаживания Джерри – он уже несколько дней заваливал ее почтовый ящик потоком страстных записок, – просто ей нужно было оплатить счета за газ. Официально она принадлежала некоему бизнесмену, но в последнее время его посещения становились все реже и реже и наконец прекратились совсем. Это привело к тому, что она уже не могла позволить себе ни визит к прорицателю, ни партию в маджонг, не говоря уже о модной одежде, к которой она привыкла в далекие дни, когда снималась в фильмах о кун-фу. Поэтому она и уступила, но подоплека тут была чисто финансовой. Больше всего она боялась, что кто-нибудь узнает, что она ублажает гнусного «куайло», и поэтому, чтобы спуститься на один этаж, девушка надевала полное уличное облачение: коричневый плащ с заграничными латунными пряжками на погонах, желтые пластиковые боты и пластиковый зонтик, разрисованный красными розами. Все это сейчас валялось на паркетном полу, как доспехи на поле битвы, а она спала, охваченная благородной усталостью, как воин, исчерпавший силы в сражении. Поэтому, когда зазвонил телефон, она откликнулась лишь сонным ругательством на кантонском диалекте.

Джерри поднял трубку, лелея безумную надежду, что, может быть, это Лиззи, но ошибся.

– Скорей вали сюда. – Это был Люк. – И Стаббси будет тебе благодарен по гроб жизни. Живей. Сделаешь карьеру – скажи мне спасибо.