Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 51

— О-о! Прошу прощения, полковник! — воскликнул капитан. — Я не знал…

— Все нормально. Мне пришлось отказаться от формы. В тех местах, откуда я прилетел, американцы не очень популярны.

Драммонд нахмурился и начал набивать трубку. Спасая жизнь, он не раз пользовался кольтом, а то и пулеметами стратолета, и теперь об этом не хотелось даже вспоминать. Он с наслаждением вдохнул густой табачный дым, и тот немного заглушил горький привкус разочарования.

— В случае вашего прибытия, сэр, генерал Робинсон просил, чтобы вас немедленно привели к нему, — доложил капитан. — Нам вот сюда… Прошу следовать за мной.

Они шли по улице, взбивая сапогами фонтанчики едкой пыли. Драммонд вертел головой и не переставал удивляться. Он улетел почти сразу после войны — тех двух месяцев Рагнарока,[2] которые закончились сами собой, когда обе враждующие стороны распались на мелкие формирования и уже не могли обеспечить доставку бомб. Остатки сил ушли на сохранение порядка, на борьбу с голодом и чумой, которые пустились в галоп по их отечеству. В то тяжелое время Соединенные Штаты, потеряв города, задыхались в мятежной анархии, и с тех пор его объединяло с родиной лишь несколько кратких выходов на связь, пока станция космической связи находилась еще в рабочем состоянии. За этот срок они добились потрясающих результатов. Он не знал размеров прогресса, но само существование какого-то подобия столицы было вполне достаточным доказательством.

Генерал Робинсон… Драммонд нахмурил брови, и на его усталом лице проявились глубокие морщины. Он ничего не слышал об этом человеке. Ему казалось, что его должен принять президент, пославший самых отважных и надежных людей в полет над разрушенным миром. Хотя, возможно, остальные пилоты представили необходимые сведения… Нет, только он один побывал в Восточной Европе и Западной Азии. В этом нет никаких сомнений.

Двое солдат охраняли вход в барак, который выглядел обычным складом. Вот только к чему теперь склады, если в них нечего хранить? Драммонд вошел в прохладный полусумрак вестибюля. Заглянув в одну из открытых дверей, он увидел капрала, который печатал на пишущей машинке. Драммонд заморгал. Это казалось почти невероятным. Архивы, пухлые папки, секретари… Неужели они не исчезли вместе со всем миром два года назад? Земля катилась в темную пропасть средневековья, и в спокойном стуке пишущей машинки чувствовалось что-то неправильное… неверное. Это не соответствовало духу времени.

Капитан предупредительно открыл перед ним дверь, и, шагнув в комнату, Драммонд внезапно ощутил огромную усталость. Он отсалютовал человеку, сидевшему за столом, хотя рука казалась просто неподъемной.

— Вольно, полковник, вольно, — добродушно ответил Робинсон, и на его округлом лице засияла улыбка.

Несмотря на погоны с пятью большими звездами, он не носил ни галстука, ни мундира; его крепкая фигура излучала удивительную уверенность и спокойствие. А судя по положению дел на сегодняшний день, он действительно знал, что делать.

— Садитесь, Драммонд.

Генерал указал на кресло, и пилот буквально рухнул на мягкое сиденье. Его изумленный взгляд блуждал по комнате. Роскошная обстановка кабинета выглядела почти довоенной.

Довоенной… Слово, как меч, разрубило историю пополам и затуманило прошлое, превратив его в смутное золотое зарево за пеленою гари и черного, с красным отливом дыма. Прошло лишь два года. Только два года! Но здравый ум терял свой смысл в огне кошмарных изменений, и, может быть, поэтому Драммонд почти не помнил Барбару и детей. Их облик тонул в потоке лиц — истощенных, безумных или мертвых. Боль, нужда и скребущая душу ненависть превратили их в звериные маски, и его горе давно растворилось в печали мира, оставив вместо чувств холодную логику машины.

— Вы выглядите очень усталым, — сказал Робинсон.

— Да… Да, сэр.

— Давайте отбросим формальности. Я ими не увлекаюсь. Нам предстоит большая работа, а в эти дни для дипломатии может просто не оказаться времени.

— Да, прошу прощения. Я пролетел Северный полюс, повернул на запад и с тех пор ни на миг не сомкнул глаз… Тяжелое время. Но мне бы хотелось задать вам вопрос, если вы, конечно, позволите.

Уловив в голосе Драммонда нотки нерешительности, генерал улыбнулся и решил помочь ему.

— Вы хотите спросить, кто я такой? Отвечаю: я — президент, по должности, по званию, со всеми вытекающими обстоятельствами. Кстати, не хотите ли немного выпить?

Робинсон достал из ящика стола пузатую бутылку. Спиртное с приятным бульканьем полилось в стаканы.



— Виски десятилетней выдержки. Когда мы разберемся с бутылкой, мой адъютант приготовит вам настоящую горячую ванну. Гамбай![3]

Драммонд решил, что генерал выучил этот тост во время второй мировой войны, сражаясь на той половине мира. Это было очень давно, в дни его молодости, когда войны еще приносили победы.

Огненная жидкость встряхнула пилота, сон отступил, и в пустом желудке разлилось приятное тепло. Голос Робинсона вдруг зазвучал неестественно четко:

— Да, теперь во главе государства стою я. Мои предшественники сделали ошибку, пытаясь склеить разбитые куски и придать державе ее прежний порядочный вид. Их бесконечные скитания ни к чему не привели, а подхваченная где-то болезнь унесла не только президента, но и весь кабинет, став причиной гибели многих других людей. О всенародных выборах можно было только мечтать. Мы положились на естественный ход событий и отдали власть в руки военных, потому что других организованных сил в стране больше нет. Сначала за старшего остался Бергер, но он надышался радиоактивной пыли и, узнав об этом, застрелился. Командование принял я. И могу сказать, что пока мне везет.

— Понимаю.

— Впрочем, какая разница? Несколько дюжин новых смертей — не так и много на фоне гибели безымянных миллионов.

— И вы, конечно, надеетесь на дальнейшее везение? Вопрос грубоватый и прямой, но слова — не бомбы.

— Да, надеюсь, — решительно ответил Робинсон. — Мы научены опытом и многое поняли за последнее время. Первым делом нам пришлось рассредоточить армию, расквартировав ее в небольших населенных пунктах на ключевых позициях по всей стране. Чтобы остановить волну эпидемий, мы наложили временный запрет на передвижения между городами, выделив лишь абсолютно критические ситуации, при которых следует соблюдать тщательно продуманные меры предосторожности. Вы и сами понимаете, что густонаселенные районы становились бы раем для болезнетворных бактерий. Лекарства не помогали, но при отсутствии новых жертв и переносчиков микробы, пожирая своих хозяев, погибали естественной смертью. Мы по-прежнему осторожны в вопросах миграции, но можно сказать, что разгул чумы остался позади.

— А кто-нибудь из других пилотов вернулся? В нашу группу входило несколько человек, и каждого из нас отправили посмотреть, что случилось с миром.

— Один прилетел из Южной Америки. Их ситуация похожа на нашу, но им не хватает крепкой организации, и они все больше увязают в анархии. До сих пор вернулись только вы двое, и думаю, ждать больше некого.

Генерал был прав. Оставалось лишь удивляться тому, что кто-то еще довел эту миссию до конца. Узнав, что бомба, сброшенная на Сент-Луис, погребла в атомном котле всю его семью, Драммонд вызвался добровольцем. Его сердце сгорело от тоски, и он без раздумий отправился на поиски смерти. Он искал ее долго, без страха и гнева и, возможно, поэтому выжил.

— Вам потребуется время, чтобы написать подробный отчет, — сказал Робинсон. — Не могли бы вы в двух словах рассказать о том, что увидели?

Драммонд пожал плечами:

— Войне конец. Все взорвано. Европа захлебнулась в пучине дикости. Она попала в тиски между Америкой и Азией. Бомбы сыпались с обеих сторон. И когда система распределения рухнула, а урожай уничтожили насекомые-паразиты, перенаселенность европейских городов довершила все остальное. Выжили немногие, но они превратились в голодных свирепых животных. Судя по тому, что я видел в России, русским удалось взять ситуацию под жесткий контроль. В их стране образовалось четыре независимых региона, и, хотя им досталось гораздо больше нашего, реорганизация экономики идет полным ходом. Во многих местах меня встречали враждебно. Я не долетел до Индии и Китая, но в России мне довелось услышать немало слухов. И теперь я знаю наверняка — мир разбит на такие мелкие куски, что война уже невозможна.

2

Рагнарок — норвежский Армагеддон, гибель всех миров, людей и богов, конец великого цикла, после которого пара выживших смертных должна положить начало новым эре, расам, богам и истории.

3

Будьте здоровы! (яп.).