Психология любви

Надо сказать, что одни люди считают, что истинной любовью может называться лишь платоническая, потому что в ее основе лежат духовная близость и интеллект, а не гормоны и инстинкты. Другие полагают, что любовь двух душ, без телесного влечения, — сказка времен рыцарей и прекрасных дам. Например, известный русский философ Вл. Соловьев писал: «Любовь (платоническую) нельзя признать “истинной”, так как она не допускает противоположения духа телу: человек в целостности, духовно — телесен. Любовь духовная не имеет и не может иметь за собою никакого реального дела; она вне воли и движения».

Другую позицию высказывал философ П. Сорокин, приводя в пример идеальной (платонической) любви поэзию Блока — поэзию «вечной женственности», «прекрасной и незнакомой Дамы».

Нельзя не отметить идеализацию П. Сорокиным платонической любви и ее противопоставление любви эротической. Так, он писал: «Вполне очевидное положение, что эстетическое чувство развивается лишь с ростом культуры, что поэтому и в любви, чем ближе к первобытности — тем больше физиологических переживаний и чем выше культура — тем больше “психических элементов”. А раз это так, то, значит, в наше время их должно быть всего больше; иными словами, потребность любви-обожания, потребность Беатриче — должна быть теперь более сильной, чем когда бы то ни было. Из сказанного видно, что она теперь настолько сильна, что уже вполне отделилась от физиологической любви и даже стала враждебна ей <…>

Я отлично понимаю, что высказываю этим положение, которое многие сочтут парадоксом. В самом деле, разве не в наше именно время кричат всюду о “монизме” в любви, по которому союз душ должен влечь и союз телес; разве не теперь бросают громы и молнии “односторонней” любви, чисто ли духовной или плотской. Разве не называют их ненормальными? И однако этот “монизм” не существует или, вернее, существует теперь менее, чем когда бы то ни было. Как это ни странно, но именно в наше время соединимость в одно целое физиологической и эстетической любви почти невозможна.

В самом деле, если в прошлом эстетика с физиологией уживались, то теперь нельзя в одно и то же время созерцать Венеру и обнимать ее или целовать по-земному. Венера, которую можно целовать и любить физиологически, перестает, по крайней мере в эти моменты, быть Венерой живой, чистой красотой или кантовским “незаинтересованным удовольствием”.

Еще Толстой в “Крейцеровой сонате” указал на эту несовместимость Беатриче и жены, любви физиологической и эстетической <…>

Эстетическое чувство, любовь-обожание — чувство весьма хрупкое, и привилось оно человеку гораздо позже, чем половой инстинкт. Поэтому, как только наступает последний — первый исчезает. Эта любовь не может соединяться и существовать со спазмами сладострастия <…>

Как только страсть удовлетворена — любимый на время становится чужим, ненужным, даже противным. Но мало того, что в половом акте нет эстетических эмоций, само “обладание другим существом” непроизвольно снимает с него вуаль чистоты и очарования, делает его как бы пустым выпитым сосудом <…> На месте Беатриче оказывается простая женщина, “пол”, “физиология”. А потому — нетленная, полутаинственная женская красота при половой близости превращается в “жену” <…>

И как роза с опавшими листьями, она уже не в состоянии восстановить эту старую декорацию. Переход из Венеры в жену прост и легок, но обратный труден и почти невозможен <…>

Итак, говоря коротко, любовь-биология и любовь-красота — несоединимы теперь и враждебны друг другу. Беатриче нельзя целовать, она должна быть неприкосновенной. Только при этом условии она и может быть Беатриче. И обратно, “жена”, т. е. женщина, которую любят физиологически, не есть Беатриче и не может ею быть. “Жена есть жена” и “муж есть муж”. Между ними возможно что угодно, но не эстетическая любовь» (с. 261–262).

А отсюда: «Раз человеку нужна теперь не только “жена” и друг, но и Мадонна, а “жена” в силу того, что она “жена”, Мадонной быть не может, — то человек принужден искать Мадонну в других женщинах, а не в жене» (с. 264), т. е. изменять ей.

Платоническая любовь полезна, ее можно считать нормой для детей и подростков. Мы наблюдали ее у учеников младших и средних классов. У них она может продолжаться достаточно долго — до 12–14 лет. Объектами такой любви становятся опытные учителя, тренеры, наставники. Ее проявление в таких случаях весьма полезно, и желательно, чтобы это чувство продолжалось достаточно долго, ибо оно способствует личностному росту ребенка, который старается соответствовать объекту платонической любви и, следовательно, хорошо учится <…>

Я бы даже сказал, что квалификацию педагога можно определять его способностью вызвать у учеников такую платоническую любовь к себе. К сожалению, вызывают ее только педагоги, тренеры, воспитатели и все остальные наставники, работающие с детьми и подростками, которые имеют большой опыт и очень высокую профессиональную квалификацию. Кроме того, у них должны быть решены собственные сексуальные проблемы. Тогда горящий взгляд подопечного, если наставник вдруг заметит его, не вызовет у него вожделения, и через короткое время возникшее вдруг сексуальное содержание исчезнет как следствие спокойной реакции сексуально удовлетворенного человека, с интересом занимающегося своим делом. Практически в 100 % случаев развитие такой влюбленности значительно повышает успеваемость учащихся.

Однако время внесло коррективы в понимание платонической любви. В ней теперь не отрицается и наличие сексуального желания, которое при этом виде любви сублимировано или подавлено. Об этом писал еще М. О. Меньщиков (1899): «Не называйте святой любовью так называемую платоническую любовь, вроде той, которою пылал рыцарь Тогенбург. Ведь такая “идеальная” любовь есть все же половая страсть, только неудовлетворенная». Это несколько размывает понятие «платоническая любовь», и хотя многие ее отрицают, говоря, что это просто дружба между мужчиной и женщиной, но все-таки она возможна. Друзьями могут быть коллеги по работе или люди, связанные общими интересами, однокурсники и т. п. Однако дружба — это еще не платоническая любовь, потому что любовь — это не просто общность интересов и схожесть взглядов, это обожание другого, это духовная близость, когда, даже живя своей жизнью, люди тесно связаны друг с другом эмоционально (о дифференциации любви и дружбы см. далее).

О великой любви Франческо Петрарки, великого поэта Средневековья, и Лауры де Новее сложены легенды. Франческо было двадцать три года в 1327 г., когда он впервые увидел возлюбленную всей своей жизни, замужнюю двадцатишестилетнюю Лауру в небольшой церквушке Св. Клары в предместьях Авиньона. У его музы к тому времени было уже несколько детей, но для романтичного поэта она была настоящим ангелом, воплощением душевной чистоты и неземной красоты.

Шли годы, Лаура от частых родов (всего у нее было одиннадцать детей) быстро старела и теряла стройность, однако для Петрарки это было не важно — он любил ее всей душой. Поэт наделял ее высокой нравственностью и чистотой помыслов, эта платоническая любовь вдохновляла великого классика на творчество. За все долгие годы своей любви он ни разу с ней не заговорил, но всякий раз, заметив нежный взгляд Лауры, Петрарка, вдохновленный и окрыленный, писал новые шедевры всю ночь.

Его муза скончалась в возрасте сорока семи лет во время эпидемии чумы. Поэт долго и мучительно страдал, воспевая свою возлюбленную в великолепных сонетах[8].

Другая история великой любви также осталась в веках — любовь русского писателя Ивана Тургенева и французской певицы Полины Виардо. Тургенев, зная, что его возлюбленная замужем, добровольно согласился на роль преданного обожателя.

По легенде, эта любовь была платонической, однако сегодня историки, изучая переписку влюбленных, сходятся во мнении, что отношения были не только духовными. Они никогда не были вместе, и Тургенев так и не женился. Его внебрачную дочь от крепостной крестьянки воспитывала Полина Виардо, Тургенев даже переименовал девочку из Пелагеи в Полинет в честь своей любимой женщины.

Умирал писатель на руках своей возлюбленной в Париже, диктуя ей последние рассказы и письма. Уходя из жизни, он был счастлив — любимая была рядом, сорок лет обожания смогла прервать только смерть.

8

Эта широко растиражированная «односторонняя любовь» Петрарки к Лауре и сонеты, ей посвященные, как-то не увязываются с менее известной информацией о Петрарке. Франческо Петрарка себя считал влюбчивым с юности. Он нередко сожительствовал с простолюдинками, у него было несколько незаконнорожденных детей, были романы и со знатными дамами. Некоторые из современников даже считали его донжуаном.