Страница 14 из 98
Дадли перевел взгляд на реку.
— Королева, как известно, восхищается своим отцом. И даже, можно сказать, обладает в некоторой мере его… отвагой. Но всегда помнит о его неудачах. Из которых главная, несмотря на шесть браков, приведших к реформе церкви, — не оставить после себя жизнеспособного сына-наследника. Короткая жизнь Эдуарда и более длительное, но едва ли счастливое правление их сводной сестры подавляют Бет. Она боится возврата смуты.
— Бесспорно.
— И, к тому же, она суеверна.
Да, об этом никто не знал больше, чем я. Дабы укрепить веру в то, что править страной ей назначено Богом, королева все время искала знамений и знаков свыше. Одна из моих задач состояла именно в том, чтобы показывать ей эти знамения. Потому Сесил и сказал, что, возможно, она поведает мне о своих внутренних страхах. Одновременно он делает все возможное, чтобы исключить такую возможность, выступая посредником в деле возвращения мощей Артура.
— Наконец, самое важное, — продолжал Дадли. — Мэлори и прочие связали Артура с папой и Священной Римской империей. Исходи из этого и забудь, что он мог быть поганым язычником. Что делает Генрих? Порывает с Римом и набивает свои сундуки церковным золотом. Наконец, ровняет с землей Гластонберийское аббатство, где захоронен Артур.
— Кто-то считает, что он обесчестил короля Артура?
Дадли пожал плечами.
— И тем самым навлек проклятье на свой род?
— Если он не был проклят еще раньше. Несколько лет назад королеве Марии предлагали восстановить аббатство в Гластонбери. Но, увы, как бы она этого ни желала, в казне не нашлось денег. Даже для Бога.
— Стало быть, теперь что-то… вернее, кто-то… — я начинал понимать. — Вселил в королеву мысль о том, будто она обязана искупить прежние грехи, если хочет, чтобы ее правление было успешным.
— Или избежать катастрофы. Гластонбери, Джон, — все замыкается на Гластонбери. Король Артур, Иисус Христос — все взаимосвязано. Гластонбери — средоточие, святое сердце всего.
— И кто же вселил в нее эту идею, Робби?
— Не знаю. Но это не я.
— Сесил говорит о видениях. Что он имеет в виду?
Дадли покачал головой. Между нами легла тень. То был Мартин Литгоу, коренастый, добродушный и терпеливый.
— Мортлейк, милорд.
Дадли вздохнул.
— Вели, чтобы гребли кругами, Мартин.
Вильям Сесил, определенно, обладал талантом подбирать правильных людей для выполнения одной задачи. Двое людей совершенно несхожих способностей, но преданных одной женщине — пусть и по разным причинам. Именно Дадли был тем человеком, который представил меня при дворе; он же велел мне выбрать подходящий для коронации день.
Двое людей, призванных горьким прошлым прикрывать спины друг друга.
— Так когда же мы выезжаем? — спросил он меня.
— Как только я ознакомлюсь с историей этого дела. К примеру, если королеве Марии уже предлагали отстроить заново аббатство в Гластонбери, то, возможно, упоминались и мощи Артура?
— Разве Сесилу не известно об этом?
Я покачал головой.
— Боннер наверняка знает, — предположил Дадли. — Вы остаетесь друзьями?
— В настоящий момент он поддерживает дружбу со всеми, с кем может. Просто чудо, что он до сих пор жив.
— Благодаря Бет. Дай бог ей долгих лет за то, что не спешит отправлять нашего брата на эшафот.
— Пока не спешит.
Дадли фыркнул.
— Кровавый Боннер[10]. Очередь желающих запалить под ним костерок наверняка выстроится на целую милю. — Он ненадолго взглянул на меня, толкая языком щеку. — Если задуматься, так получается, ты единственный, кого он пощадил. Тот парень, с которым ты сидел в темнице… сожгли его. И ты еще водишь дружбу с Боннером?
— За свои грехи. И за его тоже.
— Удивляюсь дерзости старого ублюдка. Напрочь отказывается признавать королеву главою церкви. И это при том, что ему предлагают компромисс.
— Тюрьму?
— Адмирала. Теперь навсегда, если сменит мотив. Может, ты и считаешь, что с ним еще стоит встречаться, а я так не стал бы попусту тратить время.
— Да, — ответил я. — Быть может, это имеет смысл. — Я проводил взглядом чайку, кружившую всю дорогу над остатками нашего обеда. — Как Эйми?
— У нее все в порядке. — Выражение Дадли не изменилось. — Она предпочитает сельскую жизнь.
— Тебе повезло, — сказал я.
На миг Дадли едва не поморщил лоб, но вдруг скинул ноги на палубу и поднялся.
— Что у тебя? Все возишься со своей ртутью?
— Дадли, когда человеку с трудом удается содержать самого себя…
— Твое оправдание, Джон, уже устарело.
— Значит, выходим в поход, — сказал я, — с высоко поднятыми знаменами…
— В великий поход так не ходят. Попостимся несколько дней, исполним три ночных бдения до рассвета, и выступим незаметно и скромно. С собой возьмем мало людей, если вообще возьмем, и будем молиться в каждой церкви на нашем пути.
— В таком случае мы едва ли доберемся туда к середине лета.
Дадли развел руками.
— Малое число людей — это обязательно. По правде сказать, мне это нравится даже больше — редкая возможность побродить как простой человек, без всякой помпы.
Должно быть, я вздрогнул от удивления. Роберт Дадли без помпы и атрибутов высокой власти — словно Хэмптон-Корт[11] с окнами без стекол и стадом овец в саду.
— Сесил хочет, чтобы мы отправились на задание в качестве мелких слуг короны, — пояснил он. — Как будто ведем учет исторических реликвий. С нами будет проводник, который знает местность. Об этом Сесил тоже позаботится. Никогда ничего не оставляет случаю.
— Никогда.
— Планирует на время удалить меня от дворца, — сказал Дадли.
— Уверен, он об этом не помышляет.
— Не понимает… что человек, который принесет королеве несомненный символ ее королевского наследия… нечто такое, что наделяет монарха мистическим ореолом… Такой человек… может рассчитывать на награду.
Дадли не улыбался.
— Ты забыл, что это поход не за Святым Граалем, — возразил я.
— Для тебя, может, и нет. Но для меня… кто знает?
Дадли окинул величественным взором речные просторы, а затем поднял глаза на небо, по которому луна уже катила свой бледный, желтоватый диск.
Глава 7
БЛАГОГОВЕЙНЫЙ ТРЕПЕТ
Хотя я не считаю себя наделенным даром чувствовать присутствие посторонних, в ту ночь мне показалось, что в библиотеке я не один.
Такое случается. Я часто слышу шелест бумаги, будто книги шепчутся между собой. И шепот знаний разносится по воздуху. Или тихий звон колокольчиков — будто где-то вдали, и вместе с тем рядом, внутри самого помещения, точно что-то возвещает о рождении новой идеи. Вы, конечно, можете подумать, что я с причудами. Но что думаю я сам, так это то, что наука никогда не должна превращаться в унылую прозу формул, но всегда обязана питать интерес к непознанной стороне вещей.
В ту ночь я сидел за своим рабочим столом, при двух свечах, с маленькой кружкой пива у локтя, и думал поработать над теорией сотворения. С ее помощью я пытался точно, ясно и математически строго объяснить происхождение и устройство нашей вселенной и то, каким образом мы могли бы взаимодействовать с тайными силами, что правят ею.
Однако вскоре я поймал себя на мысли, что думаю о нашей пропавшей служанке, Катерине Медоуз. Сколько раз я мечтал о близости с нею; верил, что мы могли бы согреть и утешить друг друга, поскольку Катерина казалась такой безропотной девушкой, какая ни за что…
Бог мой, в кого же я превращаюсь?
Доктор Ди общается с демонами!
— Джон…
Я едва не закричал с досады. В дверях стояла мать. Она держала свечу на оловянном подносе, и в желтом свете ее лицо было словно тонкий, полупрозрачный пергамент. Поверх ночной сорочки наброшено старое серое платье.
— Иногда, — сказала она, — мне совсем не нравится, как смотрят на нас наши соседи.
10
Эдмунд Боннер (1500–1569), католический епископ Лондона. Сторонник жестоких преследований протестантов и еретиков.
11
Хэмптон-Корт — бывшая загородная резиденция английских королей, расположенная на берегу Темзы в лондонском предместье Ричмонд-на-Темзе.