Страница 95 из 147
Вторая атака Плевны складывалась при дурных предзнаменованиях. Вопрос командования под Плевной был решен тем, что князя Шаховского, отстаивавшего свое право самостоятельно распоряжаться, подчинили Криденеру. Последний являлся тем более неподходящим руководителем этой операции, что он не верил в ее успех, преувеличивал силы турок и трижды просил главнокомандующего отменить данный ему приказ взять Плевну.
Силы Османа-паши в Плевне увеличились до 25 тыс. с 58 орудиями; кроме того Ловча была занята турецкой дивизией (8 тыс.), что несколько затрудняло русским свободное маневрирование у Плевны. Криденер определял силы Османа-паши в 50–60 тыс. человек; под командой Криденера находилось до 25 тыс. штыков, 3 тыс. сабель, 184 орудия. Турецкая позиция кроме фронта, обращенного на север, на котором дрались 20 июля, через десять дней имела уже сильно укрепленный фронт, обращенный на восток, на возвышенности между Гривицким и Тученицким ручьями. Генерал Криденер[102], атакуя 30 июля во второй раз Плевну, опасался перехода турок в наступление и потому из имевшихся в его распоряжении 3 дивизий развернул 8 полков к востоку от Гривицы, на направлении, ведущем к систовскому мосту, и только сводную дивизию князя Шаховского развернул между Гривицким и Тученицким ручьями. При этом 8 полков на главном направлении были развернуты в три этажа: 3 полка — боевой участок, 3 полка — частный резерв, 2 полка — общий резерв. Конница была поделена по флангам. Криденер, не сочувствуя атаке, невидимому, стремился ограничиться бомбардировкой и демонстративными действиями, чтобы иметь возможность «отписаться» о невыполнимости данного ему боевого приказа; но колонна князя Шаховского перешла в энергичную атаку, что вынудило и его, непосредственно объединявшего действия севернее Гривицкого ручья, также произвести, хотя и разрозненные, атаки.
Левое крыло колонны князя Шаховского атаковало вначале не без успеха, хотя и здесь половина пехоты и даже половина артиллерии была выделена в резерв. Огонь трех русских батарей все же заставил замолчать имевшиеся здесь 11 турецких орудий. Значительную помощь князю Шаховскому оказала конница Скобелева — кавалерийская бригада, усиленная 1 пехотным батальоном с 2½ батареями. Скобелев, наступая по ловчинскому шоссе, дважды в течение боя приближался на 900 шагов к предместьям Плевны, притянул против себя значительные силы и отошел только с выходом из боя прочих частей, обеспечивая все время левый фланг и ведя разведку к стороне Ловчи. Но силы всего нашего левого крыла были недостаточны. Артиллерийский бой начался здесь в 9 часов; около 15 часов мы перешли в решительную атаку, ряд окопов был взят; но после 18 часов истощенные части Шаховского, расстрелявшие свои патроны и понесшие большие потери, начали подаваться назад. Наши густые строи приводили к излишним потерям.
Что касается главного направления, на котором в первую атаку Плевны столь успешно подвигался Костромской полк, то здесь наши силы вводились в бой капля по капле. Из имевшихся 120 орудий разновременно стреляло от четырех до восьми батарей, притом с больших дистанций. Атака сильной турецкой позиции проводилась по полкам, а иногда и побатальонно. Резервы безуспешно расходовались на повторение неудавшихся атак.
Под прикрытием темноты началось отступление. Турки ожидали развития нашей атаки на следующий день и не преследовали. Однако в обозах колонны князя Шаховского разразилась паника. Начальник 30-й пехотной дивизия (IV корпуса) генерал Пузанов, совершенно неспособный появиться на поле сражения, был оставлен князем Шаховским при обозах; но когда и туда, до него докатились слухи о неудачном исходе боя, генерал Пузанов поскакал в своей коляске к дунайским мостам, поднимая панику; с ним до самых мостов докатилось много различных повозок. Участвовавшие в бою войска отошли в сравнительной порядке.
Вторая Плевна представляла расплату не только за недостаточность назначенных для атаки войск, но и за ошибочные выводы из первой атаки. Мы отказались от атаки по сходящимся направлениям; мы не рискнули направить главные силы в охват правого турецкого фланга, на направлении, где действовал лишь слабый отряд Скобелева; мы обеспечили развитие атаки глубоким эшелонированием: резервов, в том; числе и массы артиллерии. Результат: наши потери превышали 7 тыс. человек — втрое больше, а потери турок были вдвое меньше (1200 человек), чем при первой Плевне. Наша тактика резко ухудшилась. Вся тяжесть боя была свалена на плечи пехоты. Потери нашей многочисленной артиллерии и конницы были до смешного малы (85 артиллеристов, 14 кавалеристов).
Переход к обороне. Уже первая неудача под Плавной задержала подход подкреплении к передовому отряду Гурко и привела к остановке его в долине р. Тунджи. Между тем севернее Семенли сосредоточивались войска Сулеймана; с частями Реуфа-паши, группировавшимися у Ени-Загры, Сулейман уже имел до 30 тыс. бойцов. У Гурко имелось до 12–13 тыс. войск. Ввиду трудных условий обороны в долине р. Тунджи, в которой передовой отряд не имел возможности использовать своей конницы, 29 июля, в канун второй атаки Плевны, Гурко попытался разрешить свою задачу активно, перейдя в наступление против правого фланга Сулеймана, образованного у Ени-Загры 10-тысячным отрядом Реуфа-паши. В боях 30 июля у Ени-Загры и 31 июля у Джуранли Гурко нанес войскам Реуфа поражение, но правая колонна Гурко, из дружин болгарского ополчения, была у Ески-Загры подавлена главными силами Сулеймана. 3 августа Гурко отошел на Хаинкиоский перевал.
Вторая неудача под Плевной нанесла тяжелый удар оптимистическим взглядам русского главнокомандующего и заставила его отложить мечты о сокрушительном походе на Константинополь. Передовой отряд Гурко был расформирован. В начале августа последовали мобилизации гвардейского корпуса, 2 армейских дивизий, 3 дивизий гренадерского корпуса. На востоке, юге и западе — на всех фронтах мы перешли к обороне. Так как подкрепления из России могли подойти не скоро, то пришлось пригласить румын принять участие в активных действиях. 3 румынские дивизии, IX в IV русские корпуса под номинальным командованием князя Карла румынского, а фактическим — его начальника штаба, командира русского IV корпуса Зотова, прикрывали систовские мосты со стороны Плевны; VIII корпус — на Шипкинском перевале со стороны Балкан; XII, XIII и большая часть XI корпуса прикрывали те же мосты с востока, со стороны четырехугольника крепостей. Активно действовать было некому. Особенная неприятность нашего расположения по полукругу, с радиусом в три перехода, заключалась в нахождении в центре единственной переправы через Дунай, так и не прикрытой предмостным укреплением.
Такое неприятное «внутреннее» положение, в котором неустойка на любом участке русского фронта грозила катастрофой для всей оперативно охваченной русской армии, являлось естественным следствием стремления держаться локоть к локтю, отказа от расчленения нашей группировки.
Румыны предлагали переправиться через Дунай у устья Искера, чтобы сразу угрожать сообщениям Османа-паши, но Зотов не согласился на такое расчленение группировки. Силы Османа-паши преувеличивались до 80 тыс. — вдвое против истины.
Остановка наступления, рассчитанного на сокрушение, создает для наступающего опаснейший кризис. Это сознавалось и турками. Однако последние были мало годны к наступлению и не умели согласовать действий трех отдельных армий. Существенную опасность для нас составило бы соединение армии Сулеймана, возросшей до 40 тыс. хороших войск, с 70 тыс., которые бы смог собрать для активных действий Мехмет-Али в четырехугольнике крепостей (не считая 35 тыс. гарнизонов), и совместный удар их по рущукскому отряду, что заставило бы нас, вероятно, очистить балканские проходы и еще более сжать наше расположение в Болгарии. На этом плане настаивал главнокомандующий Мехмет-Али, во он вовсе не соответствовал желаниям Сулеймана, который в этом случае перестал бы командовать самостоятельной армией.
102
Весьма невыгодным обстоятельством являлась потеря генералом Криденером всякого авторитета среди войск; о нем солдаты передавали самые безобразные анекдоты. Одной из причин враждебного отношения войск к Криденеру являлась его привычка обращаться за советом к двум молодым прусским офицерам (граф Ведель и фон Филлауме), военным агентам, состоявшим при, его штабе. Сам Криденер, венец родом, плохо говорил по-русски.