Страница 6 из 25
Он опустил глаза:
— Нола.
— Кто такая Нола?
— Не спрашивайте, кто такая Нола. Пожалуйста.
— Гарри, кто такая Нола? — повторил я.
Он опустил голову:
— Я любил ее, Маркус. Я так ее любил.
— Почему вы мне никогда о ней не рассказывали?
— Это сложно…
— Для друзей нет ничего сложного.
Гарри пожал плечами:
— Раз уж вы нашли эти фото, я вам скажу, так и быть… В 1975-м, приехав в Аврору, я влюбился в эту девушку; ей было всего пятнадцать. Ее звали Нола, и она стала женщиной моей жизни.
Мы немного помолчали, а потом я с замиранием сердца спросил:
— Что случилось с Нолой?
— Скверная история, Маркус. Она пропала. Однажды вечером, в конце августа семьдесят пятого, она исчезла; до этого местная жительница видела ее всю в крови. Вы же открыли шкатулку, вы наверняка видели все эти статьи. Ее так и не нашли, никто не знает, что с ней случилось.
— Какой ужас, — вздохнул я.
Он надолго повесил голову.
— Знаете, — наконец сказал он, — Нола изменила всю мою жизнь. И мне было бы совершенно наплевать, стану ли я великим Гарри Квебертом, гениальным писателем. Мне было бы совершенно наплевать на славу, на деньги, на мою великую судьбу, если бы я смог сохранить Нолу. Ничто из того, что я совершил после, не наполнило мою жизнь таким смыслом, как лето, проведенное с ней.
За все время нашего знакомства я впервые видел Гарри в подобном волнении. Он с минуту смотрел на меня, потом добавил:
— Маркус, об этой истории не знала ни одна живая душа. Теперь знаете вы, первый. И вы должны хранить тайну.
— Конечно.
— Обещайте мне!
— Обещаю, Гарри. Это будет наша тайна.
— Если кто-нибудь в Авроре узнает, что у меня был роман с Нолой Келлерган, это может меня погубить…
— Можете положиться на меня, Гарри.
Вот и все, что я узнал о Ноле Келлерган. Мы ни разу больше не заговаривали ни о ней, ни о шкатулке, и я решил навсегда похоронить этот эпизод в недрах своей памяти, нимало не подозревая, что через несколько месяцев силой обстоятельств призрак Нолы вновь возникнет в нашей жизни.
Я вернулся в Нью-Йорк в конце марта; полтора месяца, проведенных в Авроре, так и не сумели дать начало моему будущему великому роману. До срока, поставленного Барнаски, оставалось три месяца, и я знал, что спасти карьеру мне не удастся. Я покрыл себя позором, моя звезда закатилась, я был самым несчастным и самым бесплодным из ведущих нью-йоркских писателей. Недели шли за неделями; большую часть времени я усердно готовился к моменту краха. Нашел новое место Денизе, связался с адвокатами, которые могли быть мне полезны на случай, если издательство решит потащить меня в суд, и составил список самых дорогих мне предметов, чтобы спрятать их у родителей, прежде чем в мою дверь постучат судебные исполнители. С началом рокового месяца июня, месяца моей казни, я принялся считать дни, оставшиеся до моей литературной смерти: вот еще тридцать деньков, а потом вызов в кабинет Барнаски — и расправа. Обратный отсчет начался. Мне и в голову не приходило, что одно драматическое событие вскоре изменит весь расклад.
30. Великолепный
— Вторая глава очень важна, Маркус. Она должна быть резкой, ударной.
— Как что, Гарри?
— Как в боксе. Вы правша, но в боевой стойке левый кулак у вас всегда впереди: первым прямым ударом вы оглушаете противника, а затем мощным ударом правой укладываете его на месте. Вот такая и должна быть ваша вторая глава: прямой удар в челюсть читателю.
Это случилось 12 июня 2008 года. Все утро я сидел дома, читал в гостиной. На улице было жарко, но сыро: уже третий день в Нью-Йорке моросил противный теплый дождик. Около часа дня зазвонил телефон. Я снял трубку, но сперва мне показалось, что на проводе никого нет. Потом до меня донеслись сдавленные рыдания.
— Алло! Алло! Кто это? — спросил я.
— Она… она умерла.
Голос был едва слышен, но я узнал его сразу.
— Гарри? Гарри, это вы?
— Она умерла, Маркус.
— Умерла? Кто умерла?
— Нола.
— Что? То есть как?
— Она умерла, и все из-за меня. Маркус… Что я наделал… Боже, что я наделал?!
Он плакал.
— Гарри, о чем вы? Что вы хотите сказать?
Короткие гудки. Я сразу перезвонил ему домой — никто не отвечал. На мобильный — безуспешно. Я звонил снова и снова, оставил несколько сообщений на автоответчике. Ничего. Я очень беспокоился. В тот момент я еще не знал, что Гарри звонил из Главного управления полиции штата, из Конкорда. Я не понимал, что происходит, пока около четырех мне не позвонил Дуглас.
— Твою мать, Марк, ты в курсе? — не своим голосом заорал он.
— В курсе чего?
— Да включи ты телевизор, блин! Тут про Гарри Квеберта! Это Квеберт!
— Квеберт? Что Квеберт?
— Черт, включай телевизор!
Я немедленно переключился на новостной канал. И в полном изумлении увидел на экране изображение дома в Гусиной бухте и услышал пояснения диктора:
Здесь, в своем доме в Авроре, штат Нью-Гэмпшир, сегодня был задержан писатель Гарри Квеберт, во владениях которого полиция обнаружила человеческие останки. По предварительным данным, речь может идти о теле Нолы Келлерган, местной девушки, ушедшей из дому в августе 1975 года, в возрасте пятнадцати лет; о дальнейшей ее судьбе до сих пор ничего не было известно…
Все закружилось вокруг меня; в полном одурении я рухнул на тахту, не слыша ничего, ни телевизора, ни Дугласа, вопившего в трубку: «Маркус? Ты здесь? Алло! Он убил девчонку? Он убил девчонку?» У меня в голове все смешалось, как в дурном сне.
Так, вместе со всей потрясенной Америкой, я узнал, что произошло несколькими часами раньше. Ранним утром по вызову Гарри в Гусиную бухту приехала некая фирма по озеленению, чтобы устроить возле дома цветники с гортензиями. Перекапывая землю, садовники нашли на метровой глубине человеческие кости и немедленно известили полицию. Вскоре на свет был извлечен скелет целиком, и Гарри арестовали.
На телевидении все развивалось очень быстро. Прямые включения из Авроры, с места преступления, чередовались с кадрами из Конкорда, столицы Нью-Гэмпшира, расположенной в шестидесяти милях к северо-востоку: здесь, в камере предварительного заключения уголовной полиции штата, теперь содержался Гарри. Примчавшиеся на место бригады журналистов уже пристально следили за ходом расследования. Судя по всему, вместе с телом была обнаружена улика, позволяющая всерьез предполагать, что речь идет об останках Нолы Келлерган. Ответственный полицейский чин уже успел заявить, что если информация подтвердится, на Гарри Квеберта падет подозрение в убийстве некоей Деборы Купер, последнего человека, видевшего Нолу 30 августа 1975 года; в тот же день после звонка в полицию она была найдена мертвой. От всего этого голова шла кругом. Слух разбухал, разрастался по экспоненте; благодаря телевидению, радио, интернету, социальным сетям информация в реальном времени разлеталась по всей стране: Гарри Квеберт, шестидесяти семи лет, один из величайших писателей второй половины века, оказался гнусным убийцей маленькой девочки.
Я долго не мог осознать, что происходит, наверно, несколько часов. В восемь вечера, когда встревоженный Дуглас заявился ко мне домой убедиться, что со мной все в порядке, я по-прежнему не сомневался, что это какая-то ошибка.
— Да как же они могут обвинять его в двойном убийстве, если даже не доказано, что тело действительно этой самой Нолы!
— Так или иначе, у него в саду был закопан труп.
— Тогда почему он велел копать в том самом месте, где якобы зарыл тело? Это же бессмыслица! Я должен туда поехать.
— Куда туда?
— В Нью-Гэмпшир. Я должен поехать и защитить Гарри.
Ответ Дугласа был исполнен того весьма прозаического здравого смысла, какой отличает уроженцев Среднего Запада:
— Даже не думай, Марк. Нечего тебе туда ездить. Не лезь в это говно.